Уехали все, остались одни: хозяин и студент.
- Погодите, оставьте вашу фуражку,- сказал Панчуковский.
- Владимир Алексеевич, надо ехать. Ведь я верхом, а до нашей усадьбы двадцать верст будет.
- Да разве завтра у вас уроки? кажется, завтра праздник!
- Но ведь я вам сказал, что мы после обеда едем в город...
- Ах, извините, точно: сейчас я вам дам деньги; только остались бы вы у меня переночевать,- а утром и доедете...
- Нельзя, право нельзя: хозяин наш человек строгий, из донских; вы их знаете?
- Как не знать! Скажите, однако, это он, что ли, гувернантку свою, московскую институтку, поколотил, и она пешком ушла к ногайцам, лет пять назад?
- Кажется... Может быть... я, право, не знаю!..
- О, еще скрываете! Он с кнутом гнался за нею, с мезонина в сад, и расшвырял по полю все ее книги и вещи; говорят, не сдалась на его искания! Ну, да не в том дело; пойдемте в кабинет.
Они пошли.
- Извините, ваше имя и отчество?
- Михайлов, Иван Аполлоныч,- ответил, поклонясь, хорошенький студент.
- Ну-с, Иван Аполлоныч, я вам триста рублей дам, а вы мне сослужите службу!
Михайлов поклонился.
- Я бы вам сам дал денег; и вот они,- недалеко за ними ходить! Но вот в чем дело: вы слышали сегодня о священнике, отце Павладии? У него есть воспитанница,- понимаете, друг мой? У меня на нее есть виды,- поняли?
Студент покраснел.
- Ну-с, вы к нему, под предлогом займа денег, и поезжайте; он падок к хорошим процентам и даст.
- Но он меня не знает.
- Я напишу поручательство.
- Отчего же вам самим к нему не съездить, насчет этой-то его девочки, если уже вы...
Студент не договорил и опять покраснел.
- Нельзя; я уже имел с ним ссору за одну девочку, а на людей моих плоха надежда. Они мне помогут после. А тут нужно только узнать, что у него за приемыш этот и стоит ли она внимания? Вы как-нибудь устройте так, чтобы ее увидеть; если нужно, то и заночуйте; да уж лучше всего поезжайте сейчас. Дело денежное, само себя оправдывает.
- А далеко это?
- Да верст семь будет, девять, не больше.
Студент посмотрел на часы.
- Теперь уже девятый час, не поздно ли будет?
- Чтоб ехать сейчас? и отлично, поезжайте! Я вам дам своего коня, а ваш отдохнет. Отец Павладий много читает и поздно ложится спать. Поезжайте. Только вы оттуда ко мне заверните и разбудите меня, хоть за полночь будет. Я положусь на ваш вкус, только посмотрите.
- Извольте: очень благодарен, и если увижу вашу незнакомку, то к свету еще ворочусь к хозяину, а вам все расскажу в подробности.
Письмо полковником к священнику написано, лошадь оседлана, дорогу рассказали, и при взошедшем месяце легкоподъемный юноша поскакал тропинкой в Святодухов Кут. Будущий коммерсант не думал об усталости, не помышлял, что в одну ночь, с поездкой за деньгами, ему придется сделать верхом верст за тридцать. Он скакал и скакал, рисуясь перебегающею тенью по росистым холмам и лощинкам.
IV
Святодухов Кут, жилище священника
Скоро мелькнул перед студентом овраг, перешедший потом в глубокую балку, лесок, золотая маковка церкви и белый домик на склоне оврага. Повеяло сыростью от невидимого пруда. Высокий плетень, утыканный терновником, окружал домик... Все здесь как будто уже спало, когда подъехал студент; но скоро свет мелькнул из низенького, кустами и деревьями окутанного домика. На топот коня сам священник показался на крыльце и со свечкой встретил Михайлова.
- Здравствуйте; от кого вы?
- От Панчуковского, с письмом.
- От Панчуковского? Пожалуйста!
- А я думал, что вы уже спите.
- О нет, вечер отличный, я только что воротился с поля, гулял. Вы кто-с?
- Студент одесского лицея Михайлов. Вот вам письмо Владимира Алексеича.
Вошли в комнату. Священник прочел письмо, посмотрел на гостя, потом опять на письмо и сказал: "Очень хорошо-с!" - и засуетился. Зажег в главном углу приемной комнаты, у лампадки перед киотом, другую свечку, поставил на стол и вышел. Студент стал осматривать комнату. Груды книг лежали по дивану, стульям и на лежанке. К обыкновенной смеси запаха ладана и воска, встречающей у нас каждого в жилище священника, здесь примешивался еще чудный запах белых акаций, склонившихся цветущими ветвями с надворья к раскрытому окну. И вдруг, в темноте кустов, у самого уха гостя загремел так чудно и дерзко соловей, что у Михайлова сердце екнуло. Священник вошел, принес табаку для папирос и бумаги и, сказав: "А? каково-с поет?" поставил и опять ушел. Вслед за ним также неожиданно вошла в комнату статная, будто еще не совсем на возрасте, но уже совершенно развитая девушка с подносом в руках и поставила на стол чашки к чаю. Она ушла. Михайлов успел разглядеть ее полные руки, сочные губы и темные брови, белое лицо, подобранные венком русые косы и красную ситцевую юбку. Звякая монистами, она гордо и смело повернулась, гордо взглянула на гостя, сдвинула густые брови и ушла, помахивая полными круглыми локтями.
"Верно она!" - подумал новый Лепорелло и с замирающим сердцем сел в углу, осматривая комнату. Все студенту казалось таинственным. Вошел священник и, тихо шелестя рясою, также сел. Студент рассмотрел его больше: это оказался совершенно круглый, приземистый и тучный старичок с отекшим лицом, красноватой мясистою лысиной, едва прикрытою прядями седых волос, с утлою косичкой, перевязанною полинялою ленточкой, и в камлотовом сером подрясни-ке, под гарусным стареньким кушаком. Он сел в кресло против Михайлова и посмотрел на него.
- Вы здешний? - спросил он с улыбкой.
- Нет, я родом из Одессы, на летних кондициях...
- У купца Шутовкина?
- Точно так-с. А вы почем знаете?
- Слышал, про вас говорили мне, что вы способны на все руки-с...
Михайлов покраснел.
- Вы давно знакомы с господином Панчуковским?
- Второй раз его вижу; я с ним познакомился у нашего хозяина.
- А! извольте-с. Деньги я вам сейчас дам. Он пишет, что ручается за вас и что вы завтра же рано едете в город. На что же это вам деньги?
- На одно нужное дело. Я хотел бы на них кое-что заработать...
Священник встал и, сказав за дверь: "Оксана, скорей самоварчик!" опять тихо сел.
- Извините; я вижу, вы действительно торопитесь; но позвольте мне, дикарю, за одолжение вас деньгами, хотя полчаса побеседовать с вами. Что нового-с в свете, в литературе? Вы давно из Одессы? Мы так редко видим людей, способных носить имя людское...
- Месяц назад.
Священник взял пачку книг с дивана.
- Вы не думайте, чтоб мы, здешние священники, были чужды света. Вот вам Гоголь, вот Пушкин: на последние деньги справил-с. Вот и "Космос" Гумбольдта. Скучновато в степи, особенно зимою. Мы и коротаем время, чем можем. Позвольте-с... Вы читали изданную за границей книгу о сельском духовенстве в России?
Студент хотел удержаться, но сильно покраснел. "Каков? - подумал он с досадой,- живет в глуши, а все знает; ну, что же? и я недюжинный человек! Но, впрочем, об этой-то книге я где-то что-то слышал; кажется, нападки на духовных!" И он бойко ответил:
- О, как же ! Читал. Галиматья, пасквиль на Россию, вздорная брань!..
Священник тихо крякнул, придвинулся к столу и, перебирая листики журналов, ласково возразил:
- Э, нет, молодой человек! не грешите! что пользы всем нам обманывать друг друга? Много правды в этой беспощадной и резкой книге. Верите ли, я плакал, читая ее. Ни "Копперфилд" Диккенса, ни "Шинель" Гоголя, над чем я зачитывался уже теперь, на старости лет,- ничто меня так не трогало... Поднят и наш забытый вопрос!.. Пора, о давно-с пора!
Опять вошла девушка, внесла самовар, сурово взглянула на стол, степенно все уставила; но при плавном выходе ее студенту показалось, что она уже ласковее, хотя украдкой, смотрит на него из-под напряженных густых бровей.
"Ишь, плутовка! - подумал он,- а какая степенница! таковы ведь все здешние степнячки-поморянки! Да какая же она хорошенькая! Что за стан, что за плечи и брови! а щеки - как персики в пушку!"
- О,- говорил между тем ахая и неподдельно увлекаясь, священник, подслеповатыми, припухшими глазами ища на столе ложечку, тыкая ее дрожащими пальцами в сахарницу, настаивая чай и торопливо его разливая,- что я истытал, читая эту книгу! Мое детство, мое загнанное и грязное детство, порочная и праздная юность, мои жалкие товарищи, общий обман, насилия и невежество,- все мелькнуло вновь передо мною! Вы читали в наших журналах ответы?
Михайлов покраснел, уже как рак, взмахнул неловко волосами и на этот раз признался, что не читал.
Священник вздохнул.
- Жаль, молодой человек, очень жаль; учитесь! Кто у вас профессора?
Студент ответил.
- Нет у меня ни детей, ни жены! всех я тут похоронил, как вымерла наша колония. Слышали? - спросил печально отец Павладий.
- Да, слышал; говорят, ужасы произошли в вашей колонии! правда?
- У! жутко приходилось тогда; да господь вынес. Извольте, извольте, однако, получить-с деньги!..
И он подал ему из шкатулки деньги.
Стали пить чай. Оксана прислуживала чаще и долее не выходила из комнаты.
