Когда в 495 г. Риму стала грозить война с вольсками, озлобление, которое задолжавшие плебеи уже давно втайне питали к своим притеснителям, разразилось явным восстанием. Народ стал громко говорить, что его заставляют на поле сражения рисковать за республику жизнью, а дома он находится в плену у своих же сограждан и доводится ими до полного разорения; по словам плебеев, в среде врагов они были безопаснее, чем между своими согражданами. И вот однажды выбежал на площадь старик с явными признаками пережитых страданий, в изодранном грязном платье, бледный и истощенный, с всклокоченными волосами и бородой. Многие, несмотря на обезображенный вид, узнали в нем человека, бывшего долгое время старшим офицером и отличившегося на войне многими храбрыми подвигами; он сам показал раны на своей груди и рассказал, что в то время когда он находился в числе сражавшихся против сабинян, его жатву уничтожили, дом сожгли, скот увели; когда вслед затем с него потребовали платы налога, он влез в долги, проценты росли все больше и больше, и он сперва продал свою наследственную землю, потом все остальное состояние; теперь он крепостной своего кредитора и держится им не в обыкновенном рабстве, а в смирительном доме и подвергается всевозможным пыткам. При этом он показал народу свою спину, которая носила на себе свежие следы кровавых побоев. Это зрелище, этот рассказ вызвали всеобщее открытое негодование; арестованные должники ринулись со всех сторон на улицу и громко требовали помощи, вся масса с криками спешила на площадь. Консулы Публий Сервилий и Аппий Клавдий, поспешно явившиеся на место возмущения, старались усмирить взволнованную толпу; но народ требовал созвания сената и осадил ратушу. Между тем как сенат обсуждал, какие принять меры, – консул Аппий Клавдий советовал прибегнуть к строгости, а Сервилий предлагал более кроткие меры – пришла весть, что вольски приближаются к городу. Отцы-сенаторы растерялись, народ ликовал и отказался нести военную службу. Тогда Сервилий по поручению сената стал успокаивать народ; он объявил посредством эдикта, что римского гражданина, желающего вступить в войско, никто не имеет права держать в цепях или в тюрьме, точно так же, как не может, пока этот гражданин находится в лагере, владеть его имуществом или продавать это последнее, а равно предъявлять притязания на его детей или внуков. После этого все записались в военную службу. Вольски были разбиты, их столица Суэсса-Помеция взята. Сабины и аврунки, в то же самое время восставшие против Рима, были быстро и победоносно отброшены. Самой большой храбростью отличались попавшие в рабство за долги; но когда опасность миновала, жестокосердый консул Аппий начал снова возвращать их в кабалу, а других, срок платежа, для которых истек, присуждать кредиторам. Сервилий не мог воспрепятствовать этому, потому что сенат одобрял образ действий Аппия. Тогда народ сам взял на себя защиту; он повсюду сопротивлялся возвращению должников кредиторам, и, когда был объявлен новый набор для предстоявшей войны с сабинами, ни один человек не записался в военную службу.
Наступил 494 г. Плебеи устраивали ночные сходки и совещались о принятии общеполезных мер. Поступать на военную службу они отказывались очень упорно, сопровождая этот отказ фактическим сопротивлением властям. Тогда сенат, по совету Аппия Клавдия, решил назначить через посредство консулов диктатора, потому что диктатор, назначавшийся в тяжелое время и не долее как на шесть месяцев, облекался полной царской властью и действовал безответственно, не будучи ограничен законом об апелляции. В диктаторы выбрали М. Валерия, брата Попликолы, человека кроткого и любимого народом. Он издал такое же постановление, какое недавно было сделано Сервилием. Народ поверил ему, стал под знамена и в короткое время победил сабинян, эквов и вольсков. Но когда по окончании войны Валерий потребовал у сената обещанного этим последним освобождения долговых рабов снова последовал отказ. Валерий с неудовольствием отказался от своей должности, граждане одобрили этот поступок, и когда бывший диктатор шел из курии домой, он сопровождали его с выражениями своей благодарности благосклонности.
Так как война окончилась, то следовало бы распустить войско. Но сенат, думая, что он поступает очень умно, решил под предлогом новой войны держать войско в сборе, чтобы препятствовать возобновлению тайных сходок и разговоров. Но именно это распоряжение ускорило восстание. Войско переправилось через реку Анио и расположилось прочным лагерем на Священной горе, в трех тысячах шагах от Рима. Это отчаянное решение породило в Риме большой и всеобщий испуг. Оставшиеся плебеи боялись насилия со стороны патрициев, а эти последние – от оставшихся в городе плебеев и в то же время нападении на город вышедших из него. К этому присоединялось еще опасение, что внешние враги воспользуются междоусобиями римских граждан и двинутся на Рим, Было основание бояться, что удалившиеся на Священную гору плебеи соединятся с неприятелем; да если бы они и не пошли так далеко в своей вражде, то оставшиеся в городе все-таки не имели достаточно силы для сопротивления. Государство очутилось на краю гибели, нужно было предупредить полный разрыв и во что бы то ни стало восстановить мир и согласие.
В этом критическом положении Менений Агриппа явился спасителем государства. Его знали как умного и благонамеренного человека, обладавшего также в высокой степени даром слова. Он пользовался доверием обоих сословий и был любим народом, потому что хотя он принадлежал к классу патрициев, но происходил из плебейского семейства. Поэтому благоразумнейшие из патрициан избрали его посредником, и он отправился в лагерь переселенцев. Он обратился к плебеям с дружеским приветствием и рассказал им следующую притчу. В то время когда в человеческом теле не все еще находилось в полном согласии, как теперь, а каждый член имел свою собственную волю и говорил своим собственным языком, многие члены стали негодовать на то, что им приходилось работать и служить только для желудка, между тем как он, спокойно находясь в середине тела, не нес никакого труда и только насыщался доставлявшимися ему наслаждениями. Поэтому они условились, чтобы вперед руки не подносили ко рту никакого кушанья, рот не принимал никакой предлагавшейся ему пищи, а зубы не раскусывали ее. Но вследствие этого условия, благодаря которому они думали усмирить желудок посредством голода, они сами и все тело очутились в крайнем изнеможении. Тут-то они поняли, что желудок не ведет праздную жизнь и что если его питают, то и он сам питает в такой же степени, распределяя по всем жилам кровь, производимую пищеварением, и разливая ее по всем членам тела.
Эта басня, наглядно показавшая плебеям, как необходимо существование сословия капиталистов для более бедных классов и до какой степени оно составляет одно из существенных условий их жизни, произвела в настроении народа, как говорит предание, такой переворот, что он вступил в переговоры о примирении. Менений добился заключения формального договора (lex sacrata), который был торжественно подтвержден присягой обеих сторон; в наказание за нарушение этого договора полагалась опала и отдача имущества нарушителя подземным богам. Относительно долговых дел плебеям были сделаны некоторые уступки. Менений обещал от имени сената, что вполне несостоятельным долги будут прощены, а закрепощенным и отданным во власть кредиторов по судебному решению будет возвращена свобода; но при этом было постановлено предоставить законодательству окончательное решение вопроса о долговых обязательствах. Более важное значение имело постановление, по которому плебеи получали своих собственных начальников, трибунов, для защиты от злоупотреблений со стороны чиновников-патрициев; особа этих трибунов, числом пять, была неприкосновенна (sacrosancti), и избираться они должны были только из плебеев. Кроме того, тут же была установлена должность плебейских эдилов. После заключения этого мира плебеи возвратились со Священной горы в город, и в память о примирении граждан были установлены так называемые плебейские игры, наблюдение за устройством которых было поручено эдилам.
Эдилы были, вероятно, плебейскими чиновниками уже до удаления народа на Священную гору. В круг их деятельности входили охранение общественного порядка, надзор за хлебным рынком, управление делами плебейской общины и плебейской кассой, наконец, часть плебейского судопроизводства. Они были подчинены трибунам, которые, как власть со стороны плебеев, тоже, вероятно, существовали уже до выселения народа. С тех пор как плебеи получили своих неприкосновенных и безответственных трибунов, у них был законный орган для дальнейшей борьбы, для получения более широких прав. Трибуны, опираясь на свою неприкосновенность, мало-помалу возвысились на ступень высшей власти в государстве. Вначале им была предоставлена только защита отдельных граждан, но они расширили это право, сделав его общим правом вмешательства (jus inetrcedendi), на основании которого они могли останавливать и уничтожать служебные действия чиновников, совещания и постановления сената, исполнение судебных приговоров. Точно так же они присвоили себе уже в первое время право ареста (jus prensionis) даже в отношении самых высших сановников, а равно и право совещаться с народом в трибутских комициях (jus ageadi cum plebe). Это право получило особенную важность с тех пор, как законом Валерия Публия (471 г. до Р. Х.) было предоставлено в трибутских комициях совещаться обо всех делах государства и принимать решения, которые, конечно, на первых порах не имели еще силы закона, но впоследствии благодаря lex Valeria floratia (448) получили обязательную для всех силу.
