Торжественная процессия, растянувшаяся на много километров, поражала сама по себе, но еще поразительнее было то, что во главе ее ехал Никита Зотов, избранный князем-папой Всешутейшего, всепьянейшего и сумасброднейшего собора, учрежденного царем потехи ради. Многие историки сходятся на том, что потеха потехой, но была у Собора и серьезная функция – он позволял царю проникать в мысли и намерения его сподвижников. Известно же: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Дескать, во время пирушек Петр, умевший «держать банку», прислушивался к тому, что несли его опьяневшие сподвижники… О, у этого царя ничего не делалось «просто так», все было со смыслом, с пользой, пусть даже и забавы. [25] Версия выглядит убедительной, но есть один факт, делающий ее несостоятельной, – среди членов Сумасброднейшего собора было мало ближайших сподвижников царя, а те, что были (например Никита Зотов), ключевых ролей в государственной политике не играли. Если уж задаться целью найти практический смысл Сумасброднейшего собора, то наиболее вероятным объяснением будет глумление над папой римским и его окружением, иногда переходившее в глумление над всей христианской церковью в целом. Хорошо ли это или плохо с исторической точки зрения не столь уж и важно, важно то, что Собор существовал на протяжении трех десятков лет – с начала девяностых годов XVII века до середины двадцатых годов XVIII века – и на протяжении всего этого времени наносил значительный ущерб репутации царя в глазах его подданных. Петра отождествляли с Антихристом не только преследуемые им старообрядцы, но и многие из тех, кто осенял себя троеперстным крестным знамением. [26]
Сам Петр шествовал пешком (!) за каретой князя-папы в скромном платье и с протазаном [27] на плече – простой бомбардир Петр Михайлов знал свое место!
Воевать с Османской империей в одиночку было сложно, а если уж и воевать, то нужно было быть уверенным в безопасности своих европейских границ. Сразу же после победных торжеств началась подготовка дипломатической миссии, получившей название Великого посольства.
Мено Хаас.
Петр в Саардаме. 1697
Изак де Мушерон, П. Берже.
Великое посольство в Нидераландах. Ок. 1697
Глава третья
Новому учись, а со старым борись
Даниэль Маклиз.
Петр I в Голландии. XVIII век
«Петр I… приезжал на Миллеров железный завод при реке Истии, что по Калужской дороге в 90 верстах от Москвы. Там пробыл он однажды четыре недели и… определил себе время не только чтоб все тщательно исследовать и всему научиться, но и самому при варке и ковке железа трудиться, чтоб научиться ковать полосы. Когда же он то понял и в последний день своего там пребывания своеручно восемнадцать пуд железа сковал и каждую полосу клеймом своим означил… Прибыл он чрез несколько дней в Москву и к хозяину того завода Вернеру Миллеру, хвалил его распоряжения на заводе и спросил его, что там получает мастер выковать пуд полосного железа? “Алтын”, – ответствовал Миллер. “Хорошо, – продолжал царь, – потому и я заслужил восемнадцать алтын и право имею от тебя их требовать”. Вернер Миллер пошел тотчас к своему денежному ларцу и принес восемнадцать червонцев, отсчитал их царю и сказал: “Такому работнику, как ваше величество, не можно меньше заплатить”. Царь же, отсунув их назад, сказал: “Возьми свои червонцы, я не лучше прочих мастеров работал, заплати мне то, что ты обыкновенно платишь другим мастерам; я на то куплю себе пару новых башмаков, которые мне теперь же и нужны”. А как его величество уже однажды к башмакам своим приказал подшить подметки, которые и стоптались, то взяв 18 алтын, поехал в ряды и в самом деле купил себе на оные пару башмаков, которые он часто имея на ногах, в собраниях показывал и говаривал: “Я их мозолями заслужил”».
* * *
В начале декабря 1696 года было объявлено, «что государь указал для своих великих государственных дел послать в окрестные государства, к цесарю, к королям Английскому и Датскому, к папе Римскому, к Голландским штатам, к курфюрсту Бранденбургскому и в Венецию великих и полномочных послов: генерала и адмирала, наместника Новгородского Франца Яковлевича Лефорта, генерала и воинского комиссария, наместника Сибирского Федора Алексеевича Головина и думного дьяка, наместника Волховского Прокопия Богдановича Возницына, с верющими полномочными грамотами для подтверждения… дружбы и любви для общих всему христианству дел, к ослаблению врагов креста Господня, салтана Турского, хана Крымского и вящему приращению государей христианских».
Помимо «ослабления врагов креста Господня», Петр собирался создать антишведскую коалицию, но об этом гласно не упоминалось. Главой посольства Петр назначил Лефорта, которому ради нового поручения пришлось оставить флотские дела. Лефорт исполнял сугубо представительские функции, а всеми посольскими делами ведал Федор Головин. Третьим послом, помогавшим Головину в делах, был думный дьяк Прокофий Возницын. Интересно сравнить размер жалованья, назначенного послам. Лефорт получил три тысячи девятьсот двадцать рублей, Головину – ровно три тысячи, а Возницын «всего-навсего» тысячу шестьсот пятьдесят рублей.
Другой, не менее важной задачей посольства, был найм иностранных специалистов, в первую очередь моряков и кораблестроителей. Заодно за границу отправились тридцать пять волонтеров, среди которых был и царский любимец Александр Меншиков [28]. Им предстояло учиться нужным профессиям вместе с царем.
Посольство получилось многолюдным – около двух с половиной сотен человек. Не забыли даже четырех карликов, которым предстояло веселить публику на пирах. В посольской свите, среди прочих был и урядник Преображенского полка Петр Михайлов. Ехали на доброй тысяче саней – можно представить, какой фурор посольство производило по дороге.
Зачем Петру понадобился маскарад, ведь из-за приметной внешности и почтения, которое оказывали ему окружающие, всем было ясно, кто таков урядник Петр Михайлов?
Причин было две. Во-первых, надо вспомнить, что Петр не любил церемоний, а посольству, официально возглавляемому царем, было невозможно обойтись без полного церемониала – регламент не позволял. Во-вторых, личина урядника была очень удобной с точки зрения дипломатического политеса. Так, например, во время обсуждения условий российско-бранденбургского [29] союза послы могли ссылаться на отсутствие полномочий для принятия решений, которые им не хотелось принимать, – доложим по возвращении обо всем государю, и он объявит свою волю. Государь при этом находился рядом, в посольской свите, и все, кому следовало, об этом знали, но у дипломатии свои правила: пока царю не угодно раскрыть свое инкогнито, считается, что его здесь нет.
Первым крупным городом на пути посольства стала Рига, столица шведской Ливонии. [30] Здесь у Петра не было политических интересов, он рассчитывал проехать через шведские владения как можно скорее.
На границе посольство встретили посланцы рижского генерал-губернатора Эрика Дальберга, которые сообщили, что кормиться и нанимать дополнительные подводы для более скорого передвижения посольству придется за свой счет. Это было нарушением принятых традиций, согласно которым послов должна была брать на довольствие и обеспечивать транспортом принимающая сторона. Справедливости ради нужно заметить, что 1696 год выдался неурожайным и вся Прибалтика жила впроголодь. Кроме того, рижские власти не были извещены о точном времени прибытия посольства. Но, так или иначе, первое впечатление от заграницы оказалось неприятным. Словно бы желая сгладить его, в Риге посольству оказали торжественный прием с пушечной пальбой. «Приняты господа послы с великою честию; при котором въезде была из двадцати четырех пушек стрельба, когда в замок вошли и вышли», – сообщал Петр в одном из писем к Виниусу. Но при этом посольство разместили по принципу «где попало», в обычных домах, и все необходимое пришлось покупать за свой счет, причем втридорога: местные купцы беззастенчиво пользовались возможностью нагреть руки на русских, которых весенний разлив Двины вынудил задержаться в Риге на восемь дней – до 8 апреля. Итоговое впечатление Петра о Риге было таким: «Здесь мы рабским обычаем жили и сыты были только зрением». Когда царь захотел поближе ознакомиться с рижской крепостью, караульные солдаты воспрепятствовали этому и даже пригрозили оружием. «Зело здесь боятся, и в город и в иные места и с караулом не пускают, и мало приятны», – писал Виниусу Петр. Короче говоря, в Риге все вышло против ожиданий, и вдобавок ко всему Двина некстати разлилась.
