Еще совсем недавно Молотов разъяснял депутатам Верховного Совета СССР, что гитлеризм — это идеология немецкого народа, а война с гитлеризмом — бессмысленное понятие: «Идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признавать или отрицать, это дело политических взглядов. Но любой человек поймет, что идеологию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с нею войной. Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за «уничтожение гитлеризма…».
Теперь положение изменилось, война была объявлена Отечественной. Целью этой всенародной войны было не только ликвидация опасности, нависшей над Советским Союзом, но и помощь всем народам Европы, «стонущим под германским игом», до полного уничтожения носителей чуждой «идеологической системы». Гитлер своими расовыми завихрениями сам инициировал этот процесс и способствовал сплочению советского народа для отпора захватчикам.
«После того как разразилась война против Советского Союза, Гитлер стремился придать ей характер крестового похода всей Европы против большевизма как смертельной опасности, угрожающей самому существованию Запада» (Типпельскирх «История Второй мировой войны»).
Однако реалии насаждаемого на оккупированных территориях «нового порядка» оттолкнули многих из тех, кто готов был сотрудничать с немцами ради борьбы с большевизмом. Гитлер не собирался признавать партнерами ни прибалтийские, ни украинское, ни русское антисоветские правительства. У покоренных народов было одно право: обслуживать интересы германской нации.
Освобожденные от «химеры совести» эсэсовцы расстреливали политруков, коммунистов и активистов (согласно приказу «О комиссарах»), военнопленных (и на это были специальные указания), евреев и цыган (по науке в соответствии с расовой теорией), мусульман (не разобрались поначалу, что обрезание практикуют не только иудеи) и просто мирное население (почему бы победоносному арийцу не пострелять в недочеловеков).
Действия германской службы безопасности, проводившей политику террора и массовых расстрелов и таким образом «воспитывавшей у населения уважение к немцам», лишь усиливали сопротивление оккупантам. Этот козырь широко использовала советская пропаганда. Сообщения о зверствах захватчиков звучали по советскому радио ежедневно:
«В деревне Милютино немцы арестовали 24 колхозника и увезли в соседнее село. Среди арестованных находилась 13-летняя Анастасия Давыдова. Бросив крестьян в темный сарай, фашисты стали пытать их, требуя сведений о партизанах. Все молчали. Тогда немцы вывели из сарая девочку и спросили, в каком направлении угнан колхозный скот. Юная патриотка отказалась отвечать. Фашистские мерзавцы изнасиловали девочку и затем расстреляли» (Вечернее сообщение от 14 сентября).
«О чудовищных зверствах гитлеровцев сообщил житель города Луги Алексей Петрович Орехов, бежавший из фашистского плена. «Как только гитлеровские бандиты вступили в город, — говорит тов. Орехов, — начались расстрелы мирного населения. В первый же день все оставшиеся жители города были согнаны в городской сад. В присутствии десятков людей солдаты стали строить виселицу. Офицер, руководивший работами, издевательски «разъяснил» окружающим, что пропускная способность этого сооружения очень велика. Первым был повешен начальник лесопункта Михаил Орехов. Затем немцы казнили еще несколько человек. Фашистские изверги строго запретили снимать трупы казненных. Через несколько дней в город приехал начальник отделения гестапо. Он организовал застенок, в котором пытал свои жертвы. В первый же вечер фашисты поймали на улице 8 девушек и изнасиловали их. Во всех домах происходили повальные грабежи» (вечернее сообщение от 15 сентября).
«Группа советских граждан, бежавших из захваченного немцами города Чернигова, рассказывает о терроре и зверствах фашистских оккупантов. Пьяные толпы немецких солдат вламывались в дома, убивали стариков, женщин и детей. Рабочий Н.Д. Костко сообщил: «Через час после вступления немцев в город солдаты вламывались в дома и вытаскивали все, что можно унести. В первый же день к центру города немцы согнали прикладами 35 жителей Чернигова и предложили им перед микрофоном приветствовать немецкие части. Жители отказались участвовать в этой гнусной инсценировке. Тогда их всех расстреляли из пулемета» (вечернее сообщение от 16 сентября).
Ненависть к фашизму культивировалась буквально на физиологическом уровне:
«Курица не птица, фашист не человек»;
«Фашиста тоска берет, если человека не убьет»;
«К фашистам одно лишь презрение — противны до омерзения»;
«От фашистских гадов веет смрадом»;
«На фашисте навоза — два воза»;
«У фашиста морда не мыта, что свиное корыто»;
«Фашист — поганая вошь, скорее фашиста уничтожь».
Столкновение двух идеологий придавало войне почти «религиозный» характер, сделало ее невиданно жестокой и бескомпромиссной. И здесь, по сравнению со Сталиным, европейский людоед Гитлер был просто инфантильным подростком.
Ввиду ограниченности времени, оставшегося до наступления зимы, особо сложных перегруппировок немцы не планировали. «Оперативных трюков больше делать нельзя. Перегруппировка войск невозможна. Возможны лишь целеустремленные тактические действия, сообразующиеся с обстановкой», — так записал Гальдер мнение Бока в своем дневнике. То есть немцы собирались возобновить наступление в прежней группировке, что противоречило всем правилам военного искусства, но другого выхода не было. Направления германских ударов были все более очевидными Для советского командования, вследствие этого преимущество немцев в маневре полностью обесценивалось.
Для второго наступления на Москву германское командование создало две ударные группировки на флангах Западного фронта. С северо-запада на столицу наступала группировка в составе 3-й и 4-й танковых групп и часть сил 9-й армии, на тульско-каширском направлении — 2-я танковая армия.
4-я полевая армия готовилась к боевым действиям на звенигородском, кубинском, наро-фоминском, подольском и серпуховском направлениях. На каждом из них действовал один армейский корпус, усиленный танками. Замысел операции сводился к тому, чтобы двумя мощными подвижными группировками нанести одновременные сокрушительные удары на стыках трех советских фронтов и, разгромив противника, стремительно обойти Москву с севера и юга, сомкнув танковые клещи восточнее столицы.
Всего для захвата Москвы была выделена 51 дивизия, в том числе 13 танковых и 7 моторизованных. В их составе насчитывалось 1000 танков и около 10,4 тысячи орудий и минометов. 9-я и 2-я армии предназначались для прикрытия внешних флангов ударных группировок. Воздушное прикрытие операции обеспечивали около 600 самолетов.
К началу нового наступления группы армий «Центр» трудности снабжения не были устранены. Дивизии имели некомплект в вооружении, особенно в танках. Потери в личном составе с начала операции «Тайфун» составляли в общей сложности 316 596 человек, то есть почти 50% всех потерь на Восточном фронте. С первых чисел октября группа армий не получала никаких пополнений. В целом к 10 ноября 1941 года вермахт в России потерял более 2000 танков, получив за этот период только 601 танк и штурмовое орудие. В «Докладе об оценке боевых возможностей Восточной армии» ОКХ пришло к выводу, что боевая численность танковых полков вследствие больших материальных потерь упала в среднем почти на 65–75% и поэтому фактическая мощь танковой дивизии составила чуть более 35% ее штатного состава.
Большие, по немецким меркам, потери в танках выявили недостатки в организации ремонтно-восстановительной службы. Так как группы армий располагали лишь складами запасных частей и не имели достаточного количества ремонтных подразделений, приходилось отправлять поврежденные танки в Германию для ремонта в заводских условиях. Поскольку потери в ходе боев, а также вследствие непредусмотренного износа в связи с температурными и погодными условиями на российских дорогах были значительно выше, чем ожидалось, центральная ремонтно-восстановительная служба не успевала наращивать свои мощности. Сказывалась и нехватка запасных частей, которая усугублялась наличием различных, в том числе трофейных, марок танков. Централизация ремонта боевых машин приводила также к тому, что их доставка с фронта и обратно на фронт уменьшала и без того небольшую пропускную способность железных дорог, а фронт лишался танков на длительное время. Предприятия немецкой промышленности были в более значительной степени, чем планировалось, загружены ремонтными работами и не могли выполнить задачи по выпуску новых танков. Только в 1942 году был осуществлен переход к децентрализованной системе ремонта бронетехники в полевых условиях.
