- Да, - резко ответил Рюрик, не отведя мрачного взгляда от встревоженного Олафа.
- Почему? Ведь бояре тебе доверили такой важный титул! Это же не обошлось без борьбы меж ними? - возбужденно высказал важный, как ему казалось, довод Олаф, действительно не понимавший всех причин, беспокоящих чуткую душу великого князя.
- Не в этом дело, - отмахнулся Рюрик. - Я буду править здесь как великий князь, - с горечью произнес он и хмуро пояснил: - А южный Киев навсегда останется приманкой. Это мне не под силу, - сознался он, и Олаф понял все. Он низко склонил голову перед Рюриком и дослушал все его горькие рассуждения. - Я не смогу казнить людей за то, что они не хотят жить впроголодь, - мрачно продолжал великий князь, и Олаф внимал ему. - А они бегут к нему, к этому черному волоху, и даже у меня не спрашиваются! Дагар предлагал мне догнать беглецов и расправиться с ними, чтоб другим было неповадно. Я только дважды смог это сделать, а ныне отказался. - Рюрик тяжело вздохнул.
- И что за хворь на тебя напала! - удивился Олаф. - Раньше за тебя любой воин цеплялся. Только и разговоров о тебе было. - Ладожский князь в раздумье покачал головой: так неосторожно подорвать здоровье, и вот чем все это кончается - потерей дружины! А что может быть страшнее для князя?!
- Не надо об этом! - сурово запретил Рюрик пустословие. - Готовься перебираться в Новгород! - решительно заявил он и добавил: - Предупреди Ромульда, что ему придется одному править Ладогой.
- Нет! - заупрямился Олаф. - Я прибуду сюда только тогда, когда... - Он не договорил, покраснел и, обругав себя, шутливо исправился: - А сейчас ты еще прыгаешь! Ингваря нянчишь! Я не хочу ждать твоей смерти так рано. И не уговаривай! Я - не сова!
Рюрик вспыхнул. Понял, что далеко зашел в своих пророчествах и требованиях и вряд ли найдется кто-нибудь, кто поймет его и выполнит его заветы.
- А вот и Эфанда идет! - обрадовался Олаф. - Как ты вовремя! - весело сказал он, обняв сестру, и внимательно оглядел ее. - Как себя чувствуешь? Как мой племянник? - быстро спрашивал Олаф сестру, не ожидая ответа.
Эфанда перевела быстрый понятливый взгляд с одного на другого и, улыбнувшись своей нежной улыбкой, скрывающей всю боль ее души, тихо ответила:
- Хорошо, дорогой брат! О чем вы так долго речи вели? - спросила она, глядя на мужа.
- Обо всем понемножку, - ответил Рюрик, невольно любуясь ими, и вдруг поймал себя на мысли, что еще очень хочет жить, нянчить сына и вырастить его вот таким же крепким, высоким красавцем, как Олаф. - Иди-ка ко мне, моя родная! - властно потребовал он, обращаясь к любимой жене, и снял с ее плеч руку Олафа.
Брат засмеялся, а Эфанда, прижавшись к мужу, выговорила Олафу:
- Не оставляй долго без внимания молодую жену!
Не то уведут!..
СОПРОТИВЛЕНИЕ ДУШИ
Да, не смог Рюрик убедить Олафа остаться при нем, и лишился великий князь светлой радости - общения с дочерью. Только расцвел, распустился при нем этот редкостный цветок, только начал набирать соки, и вот на тебе! Нет ее! Увез Олаф в Ладогу! И хоть редкими были вечера тихих бесед с дочерью, но сейчас и их не стало. Ингварь еще маленький - на ножках не стоит, какие уж с ним беседы! Эфанда? Она слишком болезненно воспринимает его кашель, а сейчас больше времени проводит в детской клети, возле маленького сына. Видно, наконец-то получила она от жизни то, чего ей так не хватало. Рюрик не ревновал жену к сыну, тем более что любовь их друг к другу не остыла, а, наоборот, стала еще прочнее. С Руциной великий князь по понятным причинам совсем не общался. Он давно смирился с ее привязанностью к Дагару, но все сложилось не так, как он думал.
Сама она не просится к меченосцу правой руки, и Дагар почему-то тоже не требует, чтобы Руцина жила с ним в одном доме, а выгнать первую жену из дома только потому, что она стала наложницей первого меченосца, нельзя. Это позор для ее повелителя. Так и живет Руцина у Рюрика в доме, исповедует нового бога Христа и никому не мешает своими новыми привычками. Оставался один Бэрин - его верный верховный жрец. Но и он был по горло занят - обучал параситов своему духовному ремеслу и отправлял их в помощь то одному, то другому варяжскому полководцу, а потому и для бесед с Рюриком времени имел мало.
Но вот сегодня то ли потому, что великий князь снова увидел свою первую жену усердно молящейся новому богу; то ли потому, что давненько не склонял голову перед семиветвистым подсвечником и не впитывал молчаливую мудрость его; то ли потому, что считал невозможным постичь семь ступеней познания Божественного откровения; то ли потому, что рано или поздно, но он должен же был заинтересоваться этим самым Христом, но именно сегодня Рюрик вдруг захотел увидеть верховного жреца и поговорить с ним по душам. Он кликнул своего любимого Руги, приказал ему отыскать Бэрина и привести к себе в гридню.
Руги тотчас же отправился выполнять поручение своего рикса, а Рюрик попытался вспомнить все, что знал сам об этом непонятном ему боге. "Во-первых, почему бог один, но пребывает всегда в трех лицах?" нетерпеливо рассуждал князь. Рюрик всегда злился, когда чего-нибудь не понимал, а сейчас болезнь обострила этот недостаток, и он сознавал, что познание истины и добра будет даваться ему с большим трудом.
- Бог Сын, Бог Отец и Бог Дух Святой! - добросовестно и пока спокойно перечислял Рюрик все три ступени одновременного бытия одного существа, но, как только он начинал анализировать каждую из этих ступеней отдельно, а затем связывать их в логическую нить, - все рушилось, нить обрывалась, и он начинал злиться.
- Ну ладно, - недовольный собой, пробормотал Рюрик, - здесь я чего-то не понимаю, но ведь Руцина не могла поверить в этого бога, не поняв тайны соединения всех этих трех ступеней? Что же или кто за всем этим скрывается? - начиная раздражаться, пробормотал он, пожимая плечами, и снова повторил: - Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой?.. - Князь откинулся на спинку тяжелого деревянного стула, на которую была наброшена меховая накидка, и посмотрел на деревянный закопченный факелом потолок.
В это время скрипнула тяжелая дверь гридни, и на ее пороге появился старый Бэрин в будничной обрядовой одежде. Уставший, но довольный тем, что в нем нуждается сам великий князь, он оживленно воскликнул, глядя на Рюрика:
- Явился на первый же твой зов, великий князь!
Рюрик обрадовался Бэрину и шутливо поприветствовал его.
- Да возгорится ярче огонь моего факела в честь достославного гостя моей гридни, верховного жреца племени рарогов! - улыбаясь, воскликнул князь. Он не встал со своего места, но широко развел руки в стороны. - Садись вот сюда, Бэрин, к огню поближе, - уже без шутовства предложил князь, взял со стола кувшин с ягодной настойкой и протянул ее, угощая, жрецу.
Бэрин не отказался. Медленно прошел он к указанному месту, жадно выпил ягодную настойку и, вздохнув, сел на высокий стул, покрытый медвежьей шкурой.
- Зачем звал, великий князь? - тихо спросил друид солнца, глядя Рюрику в глаза и чуя, что в душе князя происходит что-то необычное... "Что с ним?.. Ведь не одной же хворью своей живет великий князь! - размышлял верховный жрец, настороженно рассматривая Рюрика: его беспокойные руки, расслабленную, но беспокойную позу и чуть вскинутую голову. - Так князь сидит, когда чего-то не понимает и злится, - понял Бэрин, - но чего?.. Будет ли князь со мной откровенен или все задачи придется разрешать мне самому?" - с любопытством подумал жрец и снова посмотрел князю в глаза.
Рюрик понял, что стыдно прятать от жреца беспокойство, которое его давно гложет, и, не оттягивая своего признания, тихо проговорил:
- Я сегодня опять видел, как самозабвенно и искренне молилась Руцина своему новому богу.
Бэрин встрепенулся: "Ах, вот ты с чем!" - но не прервал князя, а дал ему высказаться. Он кивнул Рюрику, и тот грустно продолжил:
- В который раз я вижу в ней эту отрешенность от себя и от всего земного во время молитвы! А ведь я знаю Руцину двадцать лет! И она всегда была сама жизнь, страсть, пламень сердца, - растерянно говорил князь, с болью глядя на жреца. - А сейчас в ней помимо любви к Дагару еще и любовь к Христу! - удивленно воскликнул Рюрик и горько сознался: - Я не понимаю этого!
Бэрин вздохнул. Он понял все, но... как сказать это все ему, безнадежно хворому князю? Жрец посмотрел на Рюрика исподлобья и мрачно проговорил:
- Ты... сам не веришь уже так сильно в Святовита, как прежде, потому и не понимаешь веры Руцины в Христа.
Рюрик вскочил. Сбросил меховое покрывало с ног и хрипло закричал:
- Ты... сошел с ума! Да как тебе пришла в голову такая ядовитая дума! Это Святовит мне дал Эфанду, сына! Мои победы над германцами и норманнами все до единой благословил Святовит! - Он резко взмахивал рукой, как бы отмеряя тот или иной дар Святовита.
Бэрин молчал. Он упорно смотрел в глаза князя и ждал, когда тот скажет все. И... Рюрик понял, какого откровения ждет от него жрец. Он покраснел, отошел от Бэрина и, глядя на пламя в печи, угрюмо проговорил:
