В 1845–1847 роды Большой киргиз-кайсацкой орды повторно принимают российское подданство.[227] На этот раз это будет не только де-юре, на них распространено действие «Устава о сибирских киргизах».
В 1826 принял русское подданство первый из султанов восточнотуркестанской Семиреченской области — Ааблайханов.[228]
Путешественник и дипломатический агент императора Е. Ковалевский изучил в восточном Туркестане Заилийский край. А в начале сороковых годов в министерстве финансов обсуждалась идея об открытии чайной торговли с Китаем через Семипалатинск, но было признано, что ситуации в Семиречье, где промышляют степные разбойники, препятствует налаживанию торгового обмена. С этого времени обычно осторожный Нессельроде начинает поддерживать идею о занятии юго-восточной окраины киргиз-кайсацких степей.
Вскоре в Семиречье основаны Атбасарская и Алатауская казачьи станицы, затем Копальское укрепление, на р. Копалке у западного отрога Алатауского хребта.
В 1851 г. по пути в Кашгар, на российско-китайские переговоры, Ковалевский снова исследовал Семиреченскую область: район озера Балхаш, долины рр. Аягуз, Лепсы, Аксу, Карпатал. Заключенный с китайцами Кульджинский трактат по сути легализовал русскую колонизацию Семиреченской области и Заилийского края.[229]
Возникает Семиреченское казачье войско, растут как грибы русские поселения в Заилийской крае. В 1854 г., для защиты киргизов-кайсаков Большой орды от нападения каракиргизов и кокандцев, создано укрепление Верное у подножия Заилийского Алатау, на р. Алматы. В это время в предгорьях Тянь-Шаня уже существует около 60 русских поселений, половина крестьянских, половина казачьих.
Императорским указом от 19 мая 1854 г. в южносибирской степи образовано две области: Семипалатинская с центром в Семипалатинске и область Сибирских киргизов с центром в Омске, в которую включались округа Кокчетавский, Кушмурунский. Акмолинский, Барнаульский и Каркалинский.
Система управления киргиз-кайсаками в западно-сибирском генерал-губернаторстве оказалась настолько успешна, что киргиз-кайсаки Каратау, подвластные Кокандскому ханству, стали обращаться к генерал-губернатору с просьбой прислать к ним войско для защиты от кокандцев и принять их в российское подданство.
Уважение, оказанное русскими властями к вере и обычаям киргиз-кайсаков, подтолкнуло каракиргизские роды с Тянь-Шаня (совр. Киргизия) к добровольному присоединению к империи. Первым это сделал род Богу, кочующий к востоку и югу от Иссык-Куля.
Караваны идут на юг. Россия и Средняя Азия
Основным торговым партнером России в Средней Азии являлась Бухара.
Поскольку единственный удобный путь в Бухару шел через владение хивинского хана, то он брал свою «плату за транзит» — его воины исполняли службу, грабя караваны. Степные разбойники практиковали не только расхищение товаров, но и захват рабов. Хивинское ханство по сути было большим трудовым лагерем, где вкалывали тысячи узников — одних только русских здесь насчитывалось около 2 тыс. За попытку побега невольника предавали мучительной казни.
К югу от Хивы грабежом караванов занимались ташкентцы. Да и феодалы Бухарского ханства действовали немногим лучшими методами, чем их коллеги из Хивы и Ташкента.
В 1826 в Азиатском департаменте Министерства иностранных дел рассматривалась записка генерал-майора Веригина, предложившего убрать главную помеху, препятствующую развитию торговых отношения России со Средней Азией, и занять Хивинское ханство.
В это время Азиатский департамент посчитал проект неосуществимым, с чем согласился и император Николай I.
Одной из причин назначения Перовского военым губернатором Оренбурга была сложная ситуации в Средней Азии. Существовала явная потребность сделать политику России в этом огромном регионе, лежащем к югу от Сибири и киргиз-кайсацких степей, более наступательной.
Британская Ост-Индская компания, заканчивая с покорением Индостана, могла легко воспользоваться хаосом, царящем в этом регионе, для своей экспансии на север. Вслед за Афганистаном британские агенты появились и в Бухаре — туда приезжал знаменитый агент Ост-Индской компании Александр Бернс (кличка «Искандер», как и у Герцена, не братья ли они по оружию?). Вслед за агентами должны были появиться и английские фактории, и войска.
Перовский прекрасно понимал, что англичане не заинтересованы в нормализации русской торговли в Средней Азии.
«Средняя Азия, — писал он, — без товаров наших существовать не может, доколе они не будут вытеснены товарами англичан; англичане же, с своей стороны, берут все меры для достижения этой цели; если мы не будем противодействовать, то дело не кончится не в в нашу пользу».[230]
В записке Перовского о Хивинском ханстве», представленной императору в 1839 г., определялись два основных условия для развития русской торговли в Средней Азии: «предупредить англичан, которые с 1830-х годов делают неутомимые попытки проникнуть в Среднюю Азию»; сделать Хиву «опорною точкою для политических и коммерческих предприятий России в средней Азии, приведя ханство хотя в дипломатическую зависимость…».
В том, что все караваны, идущие из Оренбурга на юг, нещадно обираются хивинцами, адъютант Перовского Виткевич убедился на собственном опыте: «С нашего каравана взято хивинцами с одних бухарцев на 340 бухарских червонцев, или на 5440 рублей. С татар наших берут, как известно, вдвое противу азиятцев, но я теперь не могу сказать положительно, сколько именно с них было взято. У татар наших развязывают тюки, бьют людей и собирают с неслыханными притеснениями и злоупотреблениями; из развязанных тюков хватают и тащат товары во все стороны…». «Если посмотришь своими глазами на эти самоуправства, о коих у нас едва ли кто имеет понятие, то нисколько нельзя удивляться застою нашей азиатской торговли.»
В начале 1836 Виткевич вместе с торговым караваном прибыл в Бухару. Местные феодалы тоже не стеснялись. «И тут без грабежа и насилий не обошлось; брали, что хотели, что кому нравилось.»
В Бухаре Виткевич обнаружил английскую агентуру и даже проследил ее связи с резидентом Ост-Индской компании Мейсоном в Кабуле. (Похоже, Виткевич знал всех английских «кротов» в Средней Азии и Афганистане, их местоположение и маршруты движения.) В своим описание Бухарского ханства он подчеркивал необходимость распространения русского влияния на ханство и увеличении торговых связей с ним. Любопытно, что в столице полудикого азиатского государства прапорщик Виткевич ходил в мундире казачьего офицера. Несколько раз его спасала от гибели только смекалка и мужество.
Виткевич потребовал от бухарского визиря-кушбеги освобождения русских рабов, которые по большей части принадлежали бухарским торговцам, заодно рассказал ему о том, как живут многочисленные мусульманские подданные русского царя — свободно исповедуя свою веру. Когда визирь пугал русского посла тем, что Бухара будет торговать исключительно с англичанами, как то предлагал Бернс, то Виткевич толково объяснял, почему торговый обмен с русскими для бухарцев предпочтительнее — их товары найдут больший спрос в России, чем в британских владениях.
В Бухаре Виткевич встретился с Хуссейном Али — послом эмира Афганистана Дост Мухаммед-хана и помог ему добраться до Оренбурга, затем сопроводил в Петербург. Император поручил Виткевичу отправиться вместе с афганским представителем в Кабул — для установления политических контактов между Афганистаном и Россией. В пути Хуссейн Али занемог. Виткевич самостоятельно добрался до Кабула и успешно выполнил поручение. Его переговоры с эмиром Дост Мухаммед-ханом открывали замечательные возможности для русско-афганского союза, которые, увы, использованы не были…
Жизнь Виткевича оборвалась при весьма темных обстоятельствах. 9 мая 1838 г. он, вскоре после своего возвращения из Афганистана, должен был получить аудиенцию у императора. Вполне возможно, что Виткевичу удалось бы убедить Николая I продолжить работу в Афганистане и заключить соглашение с Дост Мухаммед-ханом. Однако накануне аудиенции Виткевича нашли в гостинице «Париж», на Большой Морской улице, с простреленной головой. Все его бумаги исчезли. Британская пресса была в восторге, и обстоятельства его смерти остались непроясненными. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, кратко упоминая о нём, даже не приводит его имени и называет самоубийцей. В. Пикуль в своем рассказе «Опасная дорога в Кабул» предполагает, что Виткевич покончил жизнь самоубийством после встречи с польским националистом, пристыдившем его за службу российскому правительству. Эта версия не выглядит правдоподобной. Записки, оставленные самим Виткевичем, показывают настоящего патриота России — несмотря на то, что он, из-за участия в польском тайном обществе, несколько лет прослужил солдатом на Оренбургской линии. В своих записках о миссии в Бухару Виткевич объясняет, почему ходил там в мундире казачьего офицера, а не прятался под мусульманским именем и азиатской одеждой, как это делали другие европейские путешественники. Он считал «унизительным для русских, а тем более для офицера, скрываться от бухарцев под чужим именем и что хотел сделать опыт, проложить и русским свободный путь в ханство это, доселе неприступное для всякого честного человека». Михаил Гус в документальном романе «Дуэль в Кабуле» излагает весьма достоверную версию, что убийство Виткевича совершили английские агенты, которые работали под прикрытием евангелической миссии в Оренбурге и как раз в это время направлялись на родину через Петербург.
