Куда бОльший вред принёс арест в апреле 1946 года генерала А.А. Новикова, прежнего главы Красной авиации и близкого друга Жукова. Новиков был арестован, как соучастник так называемого «дела авиаторов» — чистки советской авиационной промышленности вследствие обвинений, что в ходе войны военные самолёты выпускались низкого качества. Жуков напрямую не был вовлечён в дело, а его громадный престиж и служба в военное время вместе со Сталиным означали, что для привлечения его к ответственности вместе с Новиковым, и заключения в тюрьму шансы были невелики.
Но в июне 1947 года Жуков был понижен до командующего Одесском военным округом и затем, в феврале 1947 года, выведен из кандидатов в члены Центрального Комитета партии, как занимающий антипартийную позицию. Это последнее событие подсказало ему мысль написать Сталину, попросив о личной встрече, чтобы «разъяснить» клевету, распространённую о нём. Через несколько дней Жуков написал пресмыкательское письмо с восхвалениями советского вождя, в котором он признавался, что в ходе войны был эгоцентричен, нетактичен и непочтителен в общении со своими коллегами из состава высшего командования, включая Сталина.
Несмотря на письмо, содержавшее просьбу Жукова поверить ему, Сталин даже не потрудился ответить. Жуков остался в опале, и в 1948 году был переведён даже на более низкий пост командующего Уральским военным округом. На выпущенном в 1949 году плакате, изображавшем Сталина и его генералов, планирующих и разрабатывающих великое контрнаступление под Сталинградом, для Жукова места не нашлось. С другой стороны, он сохранил звание маршала, и это стало знаком для реабилитации в начале 1950-х.
В июне 1951 года Жуков сопровождал Молотова в составе делегации, отправлявшейся в братскую Польшу, и произнёс речь в Варшаве о польско-советском единстве, в которой провозгласил Сталина мудрым военным, и политическим вождём. В 1952 году Жуков был восстановлен в кандидатах в члены Центрального Комитета. Другим советским генералам повезло меньше. В декабре 1946 года генерал Гордов, который командовал Сталинградским фронтом в 1942 году, и генерал Рыбальченко, его начальник штаба в Приволжском военном округе, были сняты за диссидентские высказывания о Сталине. Оба были арестованы и позднее расстреляны.
Сталинское обращение с Жуковым после войны было типичным брутальным пренебрежением при любом признаке, или проблеске нелояльности. Это делалось также для поддержания авторитета, если сталинский заместитель Верховного командующего, спаситель Ленинграда и Москвы, освободитель Польши, завоеватель Берлина, командующий парадом Победы 1945 года, мог впасть в немилость, то ясно, что могло произойти с другим.
Но это был не просто вопрос сохранности генералов на их постах. Сталин хотел определить послевоенную роль для военных, которые должны были сознавать своё значение, но не угрожать ни ему, ни доминированию коммунистической партии в советском обществе. Он сделал это в указе, опубликованном в феврале 1946 года к 28-й годовщине создания Красной Армии. Хотя Сталин превозносил победу Красной Армии и понесённые жертвы, он указал, что война не могла быть выиграна без полной поддержки советского народа, и руководства коммунистической партии.
Главной задачей Красной Армии в мирное время, сказал Сталин, было обеспечение мирной реконструкции страны и содействие восстановлению государственной экономики, и военной мощи. Он закончил обычной здравицей: «Да здравствует победоносная Красная Армия». Но общий тон послания был очевиден: военным не придётся купаться в лучах военной славы, или рассчитывать на особый статус в советском обществе.
Чтобы подчеркнуть полный контроль над Вооружёнными Силами, Сталин сохранил за собой пост наркома обороны и назначил политического комиссара Николая Булганина своим заместителем. В 1947 году Булганин сменил Сталина на посту министра обороны и был произведён в маршалы. В 1949 году маршал Василевский стал министром обороны, но за Булганиным остался полный контроль над военной промышленностью.
Принятие Сталиным военного обличья в ходе войны и после неё было лишь одной из сторон его менявшегося публичного идентитета. Другой гранью стало формирование его имиджа международного государственного деятеля. После войны Сталин не присутствовал ни на одной международной конференции, но продолжал принимать поток иностранных дипломатов и политиков, и договариваться с ними напрямую. В ходе ранних послевоенных лет он был очень заметен на дипломатических приёмах, церемониях подписания договоров и давал целый ряд интервью по международным вопросам.
Наиболее поразительной особенностью послевоенного образа Сталина, с дипломатической точки зрения, была его полная идентичность с лидерами народных демократий Восточной Европы. В то время, как Сталин часто заявлял о серьёзном желании наладить послевоенное сотрудничество с Британией и США, постоянный поток совещаний, встреч, и коммюнике с коммунистическими союзниками в Восточной Европе демонстрировал совершенно другое: значение Великого Альянса резко понизилось в сравнении с возникающим советским блоком.
После войны Сталин был поглощён главным образом международной политикой, наполнявшей его жизнь вместе с экономикой день за днём. Сталинская практика невмешательства в экономические дела в военное время значительно изменилась. Использование властного подхода привело к развитию бюрократии, административных процедур и технократической целесообразности.
Советские партийные и государственные органы извлекли огромную пользу из отхода Сталина от предвоенной методики постоянных кризисов, и внезапных изменений, когда стимулом к успеху служили репрессии, и террор, и перехода к повседневной рутине, профессионализации, и разрастающемуся бюрократизму. При новом экономическом порядке средний слой технических работников, управленцев и гос. чиновников стал создавать внутри системы сталинского послевоенного режима собственный устойчивый, и безопасный мирок со всем необходимым для жизни.
В то время, как личные сталинские послевоенные приоритеты формировались на глазах военного и дипломатического руководства, приоритетом страны была реконструкция, и переход к социальному, и экономическому режиму мирного времени. Послевоенные внутренние процессы были задуманы для восстановления нормальной социальной и экономической жизни. Это стало весьма важной задачей для страны, которая была не только опустошена и травмирована войной, но и испытала десятилетний период национального подъёма в 1920-х, и 1930-х годах.
В октябре 1945 года Сталин уехал в отпуск на Чёрное море, в первый из серии продолжительных послевоенных отпусков, которые означали, что он отлучался из Москвы более, чем на 5 месяцев в конце каждого года. Стали сказываться последствия войны и возраст — ему было 66 лет. Он продолжал тяжёлую работу даже в отпуске, но менее интенсивно в сравнении с военным временем. Новый рабочий ритм Сталина означал, что он стал перекладывать часть своих обязанностей на подчинённых, что дало ему больше времени и досуга.
Действительно, наиболее поразительной чертой сталинских послевоенных отношений с коллегами по политбюро был непочтительный тон в общении. Он был всегда грубым, жестоким и невоспитанным, но теперь бранил своих товарищей в запугивающей манере старшего менеджера, имеющего дело с младшими клерками, не выполняющими свои обязанности как следует. Как указал Александр Верс, в конце 40-х годов Сталин приобрёл репутацию «сердитого старика», что достаточно подтверждается сталинской послевоенной перепиской с членами политбюро, которые были абсолютно мелкими персонажами в сравнении с товарищами его ближнего круга.
Послевоенная реконструкция
Отсутствие Сталина в Москве осенью 1945 года означало, что прочтение речи, посвящённой 28-й годовщине большевистской революции выпадало Молотову. Одной из главных тем его речи были последствия войны. Согласно Молотову, «немецко-фашистское вторжение» разрушило 1710 городов и 70.000 деревень, 6 миллионов зданий; уничтожено, или повреждено 31850 промышленных предприятий; разрушено, или разграблено 98000 колхозных ферм; 25 миллионов человек стали бездомными. Эти суровые цифры были необходимы для понимания ущерба, нанесённого стране войной, и тяжести восстановления.
Согласно подсчётам Марка Харрисона, война обошлась Советскому Союзу в 25 % его имущественных активов, при этом погибло 14 % предвоенного населения. Молотов не привёл цифр людских потерь, но официальная советская цифра была 7 миллионов убитых. На самом деле безвозвратные потери были значительно выше, и дополнительно погибло от 15 до 16 миллионов гражданских лиц. Получивших физические увечья и психологические травмы насчитывалось более 10 миллионов.
