Талант и эмоции плыли в нужном направлении, но адмиралы не сделали главного, что прискорбно: они не согласовали своих действий. Рожественский не посвятил коллегу в свою стратегию. Он оставил Небогатова обиженным и недоуменным. Небогатов говорит, что вышел из каюты Рождественского, не зная плана действий, не обозначив координации общих действий. «Мы никогда не обсуждали план кампании. Он не дал мне ни инструкций, ни совета. Я вручил свою эскадру Рождественскому, и с этого момента я стал его подчиненным, обязанным точно выполнять все приказы своего руководителя». О единственном приказе вспоминает Небогатов — покрасить трубы своих кораблей в желтый цвет, чтобы не отличаться от флота Рождественского.
Общая цель — плыть во Владивосток. Рожественский царю: «Соединился с отрядом Небогатова… После инспекции и ремонта машин эскадра продолжит свой путь». Здесь эскадра взяла на борт уголь. В последний раз. Еще четыре дня увеличившаяся эскадра простояла во французских водах. Рожественский подлинное свое мнение изложил жене: «Все эти калеки, которые, присоединившись к эскадре, не усилят ее, а скорее ослабят… Гниль, которая осталась в Балтийском море, была бы не подкреплением, а ослаблением… Где я соберу эту глупую свору: к чему она, неученая, может пригодиться, и ума не приложу. Думаю, что будет лишней обузой и источником слабости».
Говоря о японцах, русскому офицеру хватило ума и мужества сказать не залихватские слова, а дать трезвую оценку противника: «Лояльность японцев трону и стране безгранична. Они не выносят позора, они умирают как герои. Но мы тоже дали клятву Высочайшему трону. Бог дал нам мужество. Бог укрепит нашу правую руку. Он одарил нас своим благословением для того, чтобы мы исполнили волю нашего самодержца и смыли горький позор нашей страны своей кровью».
Главный инженер флота Политовский паковал иконы и драгоценные письма, в которых он ежедневно создавал хронику великого похода, описывая все важные события и мелкие детали, всех собак на борту и диковинных птиц, садившихся на ванты, диких козлов в Камрани, выходивших к побережью тигров, слонов, обрывающих телефонные провода. А теперь он начинает мечтать о Владивостоке, «который кажется землей обетованной. Владивосток! Владивосток! Туда можно дойти за четырнадцать или пятнадцать дней. Это микроскопическое расстояние по сравнению с тем, что мы уже преодолели». То было последнее письмо домой.
В 11 утра индокитайские берега начали исчезать на горизонте. Увеличили скорость до девяти узлов. Курс Норд-Ост 40, в направлении острова Формоза. Офицеры «Князя Суворова» выпили шампанского. В водах, куда они шли, совсем недавно курсировали корабли Того. Три адмирала — Рожественский, Фелькерзам и Небогатов вели три отряда кораблей общим числом пятьдесят единиц. Крейсера адмирала Энквиста были разбиты на два отряда. То был один из самых мощных флотов в мировой истории, но очень пестрый по составу.
Того был быстрее. У Рожественского были могучие пушки, но артиллеристы им не соответствовали. 99 процентов его моряков никогда не слышали боевой канонады. И не видели трупов на палубе. Флот Того провел в морских боях целый год (не говоря уже о японо-китайской войне). Русские изнывали в климате, к которому они не привыкли. Невероятное путешествие полное каторжной работы для механиков и отвратительной жары для всей команды, изнурило эскадру. Для Того это были родные воды и родной климат.
Море двое последующих суток было спокойным. Отвлекали технические проблемы «Сисоя» и «Орла». Но все починили относительно быстро, и эскадра стояла огромной металлической стеной. Все размышляли о том, что на уме у главнокомандующего.
Того сожалел о том, что русские корабли в Порт-Артуре уничтожил не он, а артиллерия Третьей армии. Унизительным было и неудачное преследование линейного корабля «Севастополь». Как тень надвигалась на Японию проделавшая невероятный путь Вторая русская эскадра. Того все поставил на ее уничтожение. Глава японского флота пробыл дома лишь три дня. Затем последовала кипучая деятельность. Ремонтировались суда, устаревшие фрагменты кораблей заменялись новыми, подбирался новый штат помощников, писались проекты приказов, проводились конференции. Первыми адмирал Того посетил эскадренные броненосцы. Именно их первыми поставили в доки. За ними последовали крейсеры, миноносцы и торпедные катера. Задействованы были как государственные, так и частные доки. У японцев не было времени поднимать превосходные суда со дна портартурской бухты, но три «перелицованных» миноносца японцы добавили в свой строй. Четвертым стал «Решительный», захваченный в Чифу, переименованный в «Акацуки».
Морские верфи Японии работали день и ночь. Они еще не могли создать эскадренных броненосцев, но в эти критические месяцы верфи Кобе, Нагасаки, Йокосуки и Куре создали двадцать пять новых миноносцев. Еще десять вышли на стадию завершения строительства, но явно не успевали к приходу русской Второй эскадры. Своим начальником штаба Того вместо Симамура Хайо сделал контр-адмирала Като Томосабуро. Симамура Хайо получил звание контр-адмирала и на крейсере «Ивате» возглавил вторую эскадру адмирала Камимура. Причиной этой замены было то, что Мимамура, по мнению Того, замешкался перед русским флотом в ходе битвы в Желтом море. Тогда, 10 августа 1904 г., Того хотел идти на сближение с русским флотом, но Симамура его от этого отговорил. Они погубили русского адмирала, но не потопили ни одного русского корабля. Теперь адмирал Того хотел иметь рядом более решительного помощника.
6 февраля 1905 г. адмирал Того перебрался на свой флагманский корабль «Микаса». 21 февраля он собрал свои силы на секретной базе «Бассейн Сильвии». Русские долго лелеяли надежду самим использовать этот глубоководный залив Корейского полуострова — хорошо защищенный и удобный, расположенный между островом Коджи и Масаном. Именно здесь год назад Того готовился к войне с Россией. Третий флот под началом вице-адмирала Дева был послан на военную базу на острове Цусима, а адмирал Камимура с частью Второго флота минировал вход в гавань Петра Великого, путь на Владивосток между островами Аскольда и Корсакова. На протяжении пятидесяти километров Камимура разместил 715 мин. Преодолеть этот барьер русскому флоту будет непросто. Теперь можно было обратиться к пришельцам из Балтийского моря, не опасаясь (на некоторое время) Владивостокской эскадры. А если сюда прорвется Рождественский, то ему тоже будет тяжело преодолеть минное поле на своем пути.
Во внутреннем море Японии, в Куре, остался только один эскадренный броненосец — «Асахи». Напомним, что в ходе битвы в Желтом море «Асахи» получил пробоину двенадцатидюймовым снарядом в районе ватерлинии. Японцы работали быстро, но, если бы Рождественский поспешил, они остались бы без могучих орудий «Асахи».
Предполагалось, что Второй флот России постарается пробиться во Владивосток — ничего другого после падения Порт-Артура им не оставалось. В этом случае Рождественскому остается выбирать из трех вариантов: пролив Цусима, отделяющий Японию от Кореи; пролив Цугару между Хонсю и Хоккайдо; пролив Лаперуза между Хоккайдо и Сахалином. Самым близким к Владивостоку был пролив Цугару, но вход в этот пролив был очень узким, и проходящие по нему корабли очень хорошо обозревались (и простреливались) с берега. Помимо прочего, в Цугару было очень сильное течение (до шести узлов), так что русские корабли прошли бы этот пролив в лучшем случае за восемь часов. Ориентация на пролив Лаперуза означала большой крюк для измотанных едва ли не кругосветным путешествием моряков. Самым прямым путем была Цусима. Что против: слишком большая близость к Японским островам и к японским военно-морским базам.
Адмирал Рожественский отверг вариант пролива Лаперуза из-за сплошных туманов и сложностей угольной загрузки в открытом море. Здесь сильные течения, суда могут столкнуться друг с другом. Это самый длинный путь — 3700 миль. Пролив всего 27 миль шириной в самом узком месте. Небольшая ошибка в навигации грозила катастрофой. И это очень длинный участок пути, все ли его пройдут? Оставить здесь поврежденное судно тоже невозможно. А если Того ждет русскую эскадру именно в этом туманном месте? Даже если эскадра минует его, она придет во Владивосток «расхристанной» — живая мишень для холеных японцев. Две недели спустя, две недели похода на северо-восток — и стало ясно, что к проливу Лаперуза Рожественский не собирается.
Идти под дулами пушек по заливу Цугару было верхом риска — он узок, маневр здесь ограничен. Рождественский отказался даже обсуждать этот маршрут: опасно в высшей степени. Оставался Цусимский пролив. Он делился на два рукава, восточный и западный. Здесь не было подводных скал, и туман был здесь русским союзником. В самом узком месте — 25 миль. Рожественский считал этот путь «наиболее легким». Увы, он был так близок от Японии, от ее центров и баз. Если будет битва «следует нанести противнику максимальный возможный ущерб». Трудно отказаться от мысли, что, выбирая Цусиму, Рожественский весьма отчетливо представлял себе, что именно там его и будет, скорее всего, ждать японский флот. Адмирал Вирениус из Владивостока сообщал, что четыре японских крейсера и семь торпедных катеров постоянно дежурят в Цусимском проливе. Рожественский уже разуверился в действенности разведки, но сейчас ему и без нее было ясно, что Того не оставит Цусиму без прикрытия. Но, может быть есть смысл несколько замедлить бег, заставить Того понервничать, засомневаться в своих рассчетах? Рожественский решил послать четыре своих крейсера на все морские пути приближающейся Японии, стараясь при этом сбить ее адмиралов с толку. Отвлечь Того от рокового Цусимского пролива.