Ознакомительная версия.
А что же Индия? Петр, по-видимому, намеревался, создав и усилив плацдарм на южном берегу Каспия, двигаться дальше на юг. Об этом точных сведений нет. Но есть сведения о других, совершенно неожиданных поисках пути к вожделенной Индии. Речь идет о снаряжении тайной морской экспедиции в Индию с заходом на Мадагаскар.
Как известно, в конце XVII – начале XVIII века на Мадагаскаре нашли пристанище многочисленные пиратские шайки, вытесненные из Карибского бассейна. Обстановка на Мадагаскаре описана Даниелем Дефо в увлекательном романе «Жизнь и пиратские приключения славного капитана Сингльтона». Положение пиратов было крайне непрочным, ибо англичане и французы жестоко преследовали разбой на море. Тогда в пиратской «республике» возникла идея просить протекцию у какого-либо европейского государя, с тем чтобы присоединить к его государству Мадагаскар. Такие предложения делались голландцам, французам. В 1718 году один из главарей пиратов Каспар Морган посетил Швецию и получил охранную грамоту, согласно которой он отныне являлся наместником шведского короля на Мадагаскаре. В 1722 году шведы отправили на Мадагаскар экспедицию командора К. Г. Ульриха на фрегате «Яррамас», которая дошла лишь до Испании и, простояв несколько месяцев в Кадиксе, вернулась в Швецию. И хотя эту экспедицию, как и весь замысел шведов, окружала тайна, Петр стал ее обладателем, получив информацию через поступивших на его службу моряков, среди которых был принятый в вице-адмиралы российского флота швед Д. Вильстер – опытный моряк и флотоводец. Летом 1723 года он по заданию Петра представил записку о попытках шведов закрепиться на Мадагаскаре и о том, что пиратам разрешалось вступить в подданство шведского короля и «слыть шведским населением на вышеписанных островах и всем вкупе со всею подданною верностию в первечные веки короны Свейской соединенными пребывать». В заключение Вильстер рекомендовал Петру связаться непосредственно с Морганом, чтобы «Его императорского величества намерение по желанию всяким благополучием наградить». В ноябре 1723 года, то есть тогда, когда флот уже завершил кампанию, Петр дал распоряжение о начале подготовки экспедиции, причем все это было обставлено особой секретностью. Для экспедиции, которая поручалась Вильстеру, определялись прекрасные фрегаты голландской постройки – «Амстердам-Галей» и «Декронделивд», укомплектованные лучшими моряками флота. Фрегаты предписывалось снабдить продовольствием на восемь месяцев, замаскировать под торговые суда. Они должны были двигаться, минуя оживленные морские перекрестки, не через Ламанш, а «кругом Шкоции и Ирляндии… дабы не дать никому никакого подозрения» на юг. Инструкции, данные Вильстеру, предусматривали конечной целью экспедицию в Индию. По дороге корабли должны были зайти на Мадагаскар, и Вильстеру поручалось пригласить пиратского «короля» в подданство российского императора. Необычайное время года для сборов, их поспешность и секретность – все это делалось для того, чтобы опередить подобную экспедицию шведов. В верительной грамоте малагасийскому владетелю от 3 декабря 1723 года говорилось об этом почти неприкрыто: «Объявляем сим, понеже нам ведомо учинилось, что высокопочтенный король славного острова Мадагаскарского в прошлых временах искал протекции у покойного короля шведского… того ради мы за благо изобрели к нему, высокопочтенному королю Мадагаскарскому нашего вице-адмирала Вильстера и капитана морского Мясного и капитан-поручика Кошелева к оному наше намерение предложить, а именно, что ежели вышеупомянутый король Мадагаскарский склонность имеет у какой державы протекцию искать, то мы от сердца желаем, дабы мы то счастие имели оного в нашу протекцию принять…».
Даже при самой богатой фантазии с трудом представляешь флаг Российской империи над фортом в заливе Антонжиль острова Мадагаскар. И тем не менее планы эти были близки к осуществлению. От Мадагаскара Вильстер должен был двигаться дальше – в Индию. Согласно специальной инструкции он, как полномочный посланник России, должен был попасть к Великому Моголу «и всякими мерами… его склонить, чтоб с Россиею позволил производить коммерцию, и иметь с ним договор, какие товары потребны в Россию, также и какие в его областях товары из России надобны суть». Важно отметить, что организация этой экспедиции совпала по времени с заключением русско-персидского мира 1723 года, по которому к России отошли прикаспийские провинции Персии. Координация этих столь разных событий осуществлялась одним человеком – Петром. Но экспедиция не состоялась.
21 декабря 1723 года корабли вышли из Рогервика, но сразу же попали под шквальный ветер, и «Амстердам-Галей» дал сильную течь. Пришлось идти в Ревель, чтобы отремонтировать корпус фрегата. Для этого нужно было положить его на борт. Во время килевания в январе 1724 года произошло несчастье – пушечные порты фрегата были не только не законопачены, как это полагалось при таких операциях, но даже и не закрыты. «Амстердам» перевернулся. Многим (кроме шестнадцати человек) удалось спастись, но экспедицию пришлось отложить. Петр дал распоряжение подобрать новые корабли, но они оказались не подшиты коровьими шкурами, которые предохраняли днища от моллюсков южных морей. Шкур не оказалось на складе… одним словом, дальше все было так, как это частенько бывает на Руси.
В итоге подготовка кораблей к походу затянулась, а в феврале Петр приказал отложить экспедицию до лучших времен. К этому времени он получил от уже упомянутого командора Ульриха точные сведения о том, что пиратская «республика» на Мадагаскаре распалась, колония обезлюдела. Из этого царь мог заключить, что вряд ли стоит рисковать в этой авантюре с Мадагаскаром.
Но мысль о поиске морского пути в Индию не оставляла Петра. В конце жизни он решил выяснить возможность северного пути и вслед за отправленной в 1719 году экспедицией И. Еврейнова и Ф. Лужина послал на Дальний Восток В. Беринга с заданием изучить возможность прохода между Азией и Америкой. Одновременно царь стремился как можно быстрее освоить персидские провинции. Впоследствии, выполняя его планы, правительство Екатерины I расширяло свои владения к северу и югу от Решта, занимая города, укрепляя их, строя крепости, одна из которых получила название Екатеринополь…
Кто знает, что было бы, если бы царь прожил еще несколько лет. Мысль о том, что завоеванные провинции – плацдарм на Среднем Востоке, имеет под собой основания. По крайней мере, следует прислушаться к Артемию Волынскому, хорошо знавшему восточную политику Петра и вспоминавшему позже: «По замыслам его величества не до одной Персии было ему дело. Ибо, если б посчастливилось нам в Персии и продолжил бы всевышний живот его, конечно, покусился достигнуть до Индии, а имел в себе намерения и до Китайского государства, что я сподобился от Его императорского величества… сам слышать».
«Кому вышеписанное насаждение оставлю?»
Двадцать восьмого января 1725 года Петр умер. В манифесте об этом говорилось: «Понеже по воле всемогущего Бога всепресветлейший, державнейший Петр Великий, император и самодержец всероссийский, наш всемилостивейший государь сего генваря 28 дня от сего временного мира в вечное блаженство отъиде…» Тяжело покидал этот временный, но столь дорогой каждому мир великий реформатор России. Вокруг смерти Петра распространено немало легенд и слухов, и замалчивание их в литературе лишь способствовало их широкому хождению. Согласно выводам специалистов Петербургской (тогда – Ленинградской) военно-медицинской академии, изучивших материалы истории болезни Петра, смерть царя наступила вследствие азотемии. Причиной ее «явилась либо аденома простаты, приводящая в своей заключительной стадии к задержке мочеиспускания и развитию уремии, либо развившаяся вследствие воспалительного процесса в уретре ее стриктура». Важно при этом заметить, что, по мнению многих специалистов, воспалительный процесс в уретре может быть следствием заболевания Петра urethritis gonorrhoica, но никак не сифилисом.
Петр умер, не оставив завещания. Однако в литературе и общественном сознании живет легенда о том, что незадолго до смерти он пытался отдать распоряжение о наследнике престола – Петр написал коснеющей рукой: «Отдайте все…». Кроме этих двух слов ничего больше расшифровать не удалось. Источником этой версии являются «Записки» Г. Ф. Бассевича – придворного Голштинского герцога Карла-Фридриха. «Очень скоро после праздника святого крещения 1725 года, – пишет Бассевич, – император почувствовал припадки болезни, окончившейся его смертью. Все были очень далеки от мысли считать ее смертельною, но заблуждение это не продолжалось и восьми дней. Тогда он приобщился святых тайн по обряду, предписываемому для больных греческою церковью. Вскоре от жгучей боли крики и стоны его раздались по всему дворцу, и он не был уже в состоянии думать с полным сознанием о распоряжениях, которых требовала его близкая кончина. Страшный жар держал его почти в постоянном бреду. Наконец, в одну из тех минут, когда смерть перед окончательным ударом дает обыкновенно вздохнуть несколько своей жертве, император пришел в себя и выразил желание писать – но его отяжелевшая рука чертила буквы, которых невозможно было разобрать, и после его смерти из написанного им удалось прочесть только первые слова: „Отдайте все…“ Он сам заметил, что пишет неясно, и потому закричал, чтоб позвали к нему принцессу Анну, которой хотел диктовать. За ней бегут; она спешит идти, но когда является к его постели, он лишился уже языка и сознания, которые более к нему не возвращались. В этом состоянии он прожил однакож еще 36 часов». Как справедливо отмечалось в литературе, цель этого эпизода – убедить читателя в том, что Петр намеревался передать престол старшей дочери Анне Петровне – невесте Голштинского герцога Карла-Фридриха, сюзерена Бассевича. Совершенно очевидно, что в своих записках, сочиненных много лет спустя, Бассевич хотел таким образом упрочить престиж нового Голштинского герцога – сына Анны Петровны, будущего Петра III. Пусть даже Бассевич отразил действительно происходившие события, они все равно не имели бы реальных последствий, ибо, даже если б удалось разобрать слова, нацарапанные Петром на клочке бумаги или на грифельной доске, это не могло стать формальным государственным актом о престолонаследии. Для признания за ним юридической силы нужен был ряд общепринятых процедур: освящение документа, публичная присяга душеприказчиков царя и т. д. Во всяком случае, быль это или легенда, – но Петр умер, не успев распорядиться о наследнике. Вероятнее всего, ни сам 52-летний царь, ни его близкие не думали о столь неожиданной и быстрой кончине. Когда же смерть встала у его изголовья, что-либо предпринимать было уже поздно. Трудно представить, что Петр вовсе не думал о завещании, – ведь он был давно и тяжело болен. Но даже если он и осознавал близость смерти, решить, кому же оставить в наследство трон и империю, ему было совсем непросто. И в этой ситуации он мог оттягивать момент провозглашения наследника.
Ознакомительная версия.
