Безумствовать и самодурствовать для женщины — да она все ему простит. История не вспоминает, простила ли Потемкину польская княжна, любовника которой, капитана Щеглова, он без суда сослал в кандалах в Сибирь на почве ревности, где тот пробыл ровно 52 года, и это доподлинно известно.
В любовных делах Потемкин отказа не знал, будь это его собственные племянницы или дамы из самого высшего или из самого низшего круга.
Внешний вид, красота женщины специального значения для Потемкина не имели. Его влюбленность возникала внезапно, по какому-то внутреннему наитию, была неистовой и сумасбродной и, как соломенный огонь, горела ярко, но быстро гасла, ни тепла, ни радости, ни памяти даже в его сердце не оставляя. Екатерина Великая, всегда с неизменным вниманием и деликатностью относящаяся к очередным увлечениям Потемкина, щадя его чувства, никогда не выражала своего неодобрения, даже если избранница была дурна, как дьявол. И так, когда Потемкин вдруг ни с того ни с сего влюбился в пятидесятивосьмилетнюю глухую и внешне очень некрасивую княгиню Кенисген и поинтересовался мнением царицы, Екатерина Великая, чтобы не огорчать фаворита таким несоответствием его выбора, лаконично ответила: «Неглупа».
Отличающийся прямотой и грубостью, этот человек мог писать нежные любовные письма предметам своей любви. «Приезжай, о, моя возлюбленная! Спеши, о, мой друг! Радость моя, бесценное сокровище, бесподобный дар, посланный мне самим Богом! Существую только тобой, и всю свою жизнь буду доказывать тебе постоянно мою беспримерную привязанность. Матушка, голубушка, дай радость повидать тебя, порадуй меня красотою твоего лица и души твоей.
Целую нежно твои красивые ручки и хорошенькие ножки» — это замужней Прасковье Закревской.
«Варенька, если люблю тебя бесконечно, если душа моя только и живет тобой, ценишь ли ты это, по крайней мере? Могу ли я, по крайней мере, верить тебе, когда ты обещала любить меня вечно. Люблю тебя, как никого не любил»[203], — это Потемкин выражает далеко не родственные чувства своей племяннице Вареньке Энгельгардт.
Но она скоро выходит замуж и становится графиней Голицыной. Тогда Потемкин переносит свое внимание на другую свою племянницу, Александрину (благо у него их пять штук), и с такой же страстностью влюбляется в нее. Александрина тоже скоро выйдет замуж за графа Браницкого, станет графиней Браницкой и поселится в великолепном дворце. Известный дворец Феликса Юсупова, где в 1916 году пытались убить знаменитого Григория Распутина. Так вот, этот дворец раньше принадлежал графине Браницкой, обласканной государыней и сделавшей ее своим доверенным лицом, допускаемым в интимный кружок «Малого Эрмитажа».
Внимание к Браницкой со стороны Екатерины было столь исключительное, что по двору поползли слухи, будто она и есть настоящая дочь ее и Потемкина. Но мы с вами, дорогой читатель, знаем, как трудно доверять слухам, не имея документов, полагаясь только на эмоции какого-нибудь хроникера. Если же поверить этим слухам, можно сделать только один вывод — тогда это уже седьмой ребенок Екатерины Великой.
Предметов любви Потемкина перечислить невозможно. Он влюблен постоянно, всегда пламенно, всегда «на всю жизнь» и всегда с неимоверным ущербом для своего кармана. Кого только тут нет: и известная обманщица жена Калиостро, успевшая за время своего короткого пребывания в Петербурге вытащить из кармана Потемкина не одну тысячу рублей, и дочь Льва Нарышкина, в доме которого он пребывает и днем и ночью: в ночное время играя в карты, днем «умирая от любви». «Умирать от любви» ему крайне необходимо, даже если избранница никакого сопротивления его натиску не оказывала и весьма готова была разделить с ним ложе. Но нет! Извините, подвиньтесь! Таких легких побед Потемкину не надо! Ему нужны трудности, настоящие трагедии.
Он, воин, должен «добывать» свою любовницу — неимоверными подарками, знаками царственного ей поклонения и прочим. Так, если одной из его любовниц понравилась кашемировая шаль, Потемкин покупает их двести штук и раздает всем женщинам. Вдруг влюбившись, приказывает сломать стену своего дворца, устраивает там великолепный восточный шатер, где раскладывает свои богатства и драгоценности Востока и Запада. «Золото и серебро сверкали, куда ни посмотришь», — пишет Ланжерон. «На диване, обитом розовой материей и серебром, обрамленном серебряной бахромой, сидел князь в изысканном домашнем туалете рядом с предметом своего поклонения. Середину комнаты занимал ужин, поданный на золотой посуде». Поскольку, дорогой читатель, жена Калиостро «общипала» Потемкина не на одну пару «грошиков» и вытянула из светлейшего не один бриллиант — расскажем вам несколько подробнее об этой парочке.
Калиостро. Вот обманщик так обманщик! Один во все времена и народы! Никаким фокусникам, Дэвидам Копперфилдам (не о герое Диккенса тут речь) с ним не сравниться! Это виртуоз и даже, если хотите, гений своего дела. Где он только не был! Весь мир измерил вдоль и поперек. Италия — Венеция, Голландия, Англия — Лондон, Германия — Лейпциг, Берлин Данциг, Митава, Польша — Варшава, Россия — Петербург. И неизменно везде разыгрывал один и тот же очень остроумный сценарий: притворившись врачом, начинал бесплатно лечить бедняков. Вот, мол, смотрите, какой я бескорыстный альтруист. Лечу даром. Ну, бедняки, конечно, валом валили и славу знаменитому врачевателю распространяли. А лечил он от всех болезней: от поноса до импотенции. И для пущей важности прописывал собственного приготовления порошки и пилюли с экзотическими названиями: «освежительный порошок Калиостро» или жидкость «египетское вино» — самые что ни на есть возбуждающие средства, основанные на давно уже известных шпанских мушках.
За бедняками неизменно должны были потянуться богачи. И вот тут-то всех ждал сюрприз. В красиво, по-восточному оборудованном шатре сидела прекрасная женщина, двадцатилетняя красавица, не то жена, не то ассистентка Калиостро. Она любезно разговаривала с пациентами, предлагала им крепкий восточный напиток и как бы между прочим намекала на сына своего, капитана голландской службы. Когда же удивленные посетители интересовались возрастом столь молодой мамаши, она, потупив взор, со скромным видом отвечала, что вот уже полвека живет на земле, и улыбалась такой белозубой улыбкой, и манила такой белоснежной грудью, и колыхала под тонким прозрачным шелком такими упругими бедрами, что у пациентов дух захватывало и больше восемнадцати лет они ей дать не могли. Дама объясняла, что своему молодому виду она обязана воде Калиостро, каковую выпивает по стакану в день вот уже два десятка лет. «А подать сюда Ляпкина-Тяпкина, то есть Калиостро», — вскрикивали посетители, и водица превращалась в золотоносный источник для владельца. И неизвестно, сколько бы еще времени этот маг дурачил петербургскую знать, вознамерившуюся повально омолодиться и пополнявшую мошну жулика, если бы не вмешалась сама государыня — Екатерина Великая. Она призвала к себе графиню Санта-Краче, так звали нашу восточную красавицу, и сказала ей следующие слова: «Я, конечно, желаю вам всего хорошего, моя милая, но чудеса вашего мужа не согласуются с философией, которую я желаю распространить в своем государстве. Вам необходимо для ваших практик избрать другую страну. Вот вам 20 тысяч рублей отступного и до свидания». Словом, дурачьте другую нацию, не русских. Что поделаешь, воля царицы! Супруги вынуждены были покинуть Россию. Через какое-то время из Германии пришла весть о том, как там Калиостро обдурил наивную немку Фрейд на 62 бриллианта средней величины. Он убежденным тоном сказал немке следующее: «Объем бриллиантов можно увеличить, если зарыть их в землю, где они размякнут и начнут расти. Затем вследствие действия моего порошка им возвращается твердость. Бриллиант можно увеличить в сто раз». В доказательство Калиостро показал вынутый из красного порошка бриллиант таких фантастических размеров, что у немки дух захватило, и она тут же высыпала Калиостро горсть небольших бриллиантов.
Но, дорогой читатель, никаким Калиостро не переплюнуть в обманах нашей русской братии. О ней просто мало кто знает, поскольку шуму особого она в историю не вносила, сидела тихо, с господом богом тайную сделку заключая, поскольку ее обман зижделся именно на этой основе. Мы имеем в виду разные истории с «чудесами», на религиозной почве основанными. Заплачет, скажем, горючими, что ни на есть реальными кровавыми слезами матерь Богородица, народ толпой валит в ножки чуду поклониться, спасение грешной души себе вымолить, и невдомек люду, что там, за спиной этой самой иконы, делаются какие-то механические операции, какие-то шестеренки бесшумно вращаются, и сие инженерное искусство достойно ума Кулибина. На чистую воду такие штучки обманщиков выводил неутомимый Петр I. Продадут, скажем, в отсутствие царя монахи Екатерине I кусок грязного полотна, якобы от сорочки Богородицы оторванный, а Петр I вернется из Голландии, посмотрит и скажет: «Это, Катенька, обман, счастливы старцы, что до меня убрались отсюда, а то я бы заставил их прясть другой лен в Соловках. Ишь, тысячу рублей у царицы выманили».
