Это вызвало возмущение протестантов, как и тупая неуступчивость императора перед лицом внешней угрозы. И князья начали исподволь наводить контакты со шведами. А 17 сентября войска Густава Адольфа и Тилли встретилась у деревни Брейгенсфельде под Лейпцигом. Тут-то и проявилось превосходство реформированной шведской армии. Ядро ее состояло из свободных крестьян и дворян, спаяных высокой дисциплиной и протестантской идеологией, войне придавался “священный характер”. Новые мушкеты были втрое скорострельнее немецких, ливень огня дополнялся многочисленными легкими пушками, выставленными в шеренгах пехоты и коницы. Имперцев разгромили наголову. Кстати, в битве участвовали и русские из тех, кто после Смуты попал в шведское подданство. Олеарий вспоминал, как в Копорье гостил у боярина Никиты Васильевича, получившего рану под Лейпцигом.
После такой победы позиция германских князей изменилась. На сторону шведов перешли и Саксония, и Бранденбург. Густав Адольф послал саксонскую армию под командованием Арнима на Богемию, а сам ураганом ринулся по Германии — к Рейну. Впрочем, протестантские князья продолжали вести двойственную политику, с оглядкой на императора. Они хотели не полного поражения Габсбургов, а только их ослабления, что дало бы возможность выторговать для себя побольше льгот и “вольностей”. Арним продолжал переписываться с Фердинандом. И хотя вторгся в Чехию, любезно не затронул владения Валленштайна, обойдя их стороной.
Но и Густав Адольф быстро рассеял надежды Ришелье на то, что шведы станут послушным орудием его политики и выведут Францию на роль верховного арбитра в германских делах. Считаться с нейтралитетом католических князей король не собирался. Напротив, подвергал их владения полному опустошению. Стоит уточнить, что очень высокая для того времени дисциплина шведских солдат была понятием относительным. Это была безусловная дисциплина в бою и в походе. Но на поведение подчиненных вне строя командование смотрело сквозь пальцы. Правда, на союзной, протестантской территории бесчинств не допускали, и разгул ограничивался охотой за бабами. Что пришлось по душе и немкам, и современник писал: “То-то печалились женщины, и не только горько рыдали при расставании, но даже лишались чувств… ибо трудно поверить, какие вольности позволяли себе шведы в подобных делах”.
Но католические земли подвергались полному разграблению. Шведы громили церкви и монастыри, резали священников, глумились над монахинями. Если крестьяне или горожане пытались сопротивляться, их самих заставляли вешать друг друга. Питались за счет местного населения, выгребая все дочиста. Если же хозяева успевали спрятать продовольствие, типичным шведским приемом было построить семью и на глазах матери одеть петлю на ребенка. Ответит, где спрятано — обречет семью на голодную смерть. Не ответит — вешали и ставили под виселицу следующего. Обозначая путь руинами и пожарищами, армия Густава Адольфа прокатилась через Франконию, Тюрингию, захватила Эрфурт, Вюрцбург, Франкфурт-на-Майне. Другие шведские корпуса взяли Росток и Висмар.
Католические князья, подвергшись таким ударам, обращали вопли к французам — где же, мол, ваши гарантии нейтралитета? И метнулись к императору. А Франции было не до того, она очутилась на пороге крупной смуты. Мария Медичи и Гастон Орлеанский во Фландрии и Лотарингии готовили вторжение. Хотя Филипп IV Испанский и правительница Фландрии инфанта Изабелла в реальность их предприятий уже не верили и денег не давали, наскребли в долг, Гастон стал набирать в Лотарингии наемников. На его стороне обещал выступить герцог Карл IV, имевший 20 тыс. воинов. Во Франции должны были поддержать герцоги Гиз, Эпернон и Буйонн. Мария сговаривалась и с “безработным” Валленштайном — тот соглашался выставить 30 тыс. войска, но при условии, что все захваченные города отдадут ему.
Людовик XIII и Ришелье стягивали армию к северным границам, готовясь к столкновению. Но непредсказуемость шведского короля сыграла им на руку. Значительная часть владений Карла Лотарингского находилась в Германии. И при прорыве Густава Адольфа на юг он вынужден был изменить планы — увел свои полки против шведов. А Гастон после ухода герцога почувствовал себя неуютно: против него сосредотачивались части короля, а у него были лишь отряды, навербованные из всякого отребья. Он решил перебросить эти “силы” во Фландрию, под защиту испанцев. Отправил туда один полк, но Людовик послал маршала Ла Форса, тот бесцеремонно вторгся в нейтральный Люксембург и разгромил полк у Флоревилля. Затем король окружил мятежный Седан, владение герцога де Буйонна. Крепость сдалась, заговорщиков арестовали. А оставшиеся у Гастона солдаты, торчавшие без дела, безобразничали, грабили лотарингское население, и чтобы не рассориться с единственными союзниками, принцу пришлось отправить их к Карлу IV, в Германию.
Но шведы разнесли Карла вдребезги, он потерял 2/3 армии. Густав-Адольф приближался уже к самой Лотарингии, и герцог вынужден был просить заступничества у французов. Людовик этим не преминул воспользоваться. Ввел полки в его владения и навязал Викский договор о “добрососедских отношениях”. Лотарингия передавала французам на 3 года ключевую крепость Марсаль, разрешала свободный проход их войск через свою территорию, обязалась не вступать в союзы, враждебные Франции, и выслать Гастона. Карл IV все условия исполнил — но, помня гороскопы, перед отъездом принца все же тайно обвенчал его со своей дочерью Маргаритой.
Однако, если лотарингская проблема снялась, то шведская нарастала. 20 декабря 1631 г. части Густава Адольфа взяли Майнц, отдельные отряды прорвались в Эльзас, выходя к французским границам. Ришелье пробовал приструнить союзника. Направил к нему послов, требуя уважать нейтралитет Баварии, отвести войска с Рейна и вступить в переговоры с католическими князьями. Шведский король такие требования отверг. И пообещал, что если в его лагере появятся представители германских католиков, он их вздернет. Заявил, что придя на Рейн, он рассчитывал встретить здесь французскую армию для совместных действий, а потому предложил встретиться с Людовиком лично — сесть по-нормальному, по-королевски вдвоем за кружечкой пивка, да и решить полюбовно все германские дела. Это — тебе, это — мне.
“Высококультурные” французы в XVII в. считали “варварами” не только “московитов”. Кардинал настоял, что королю Франции непристойно встречаться “с каким-то северным державцем”, и отписал — дескать, встреча возможна, но не с Людовиком, а с Ришелье. Да только и шведский монарх был не лыком шит. Ответил, что в таком случае и он предпочтет прислать на переговоры кого-нибудь из министров. На кардинала это произвело большое впечатление, заставило уважать партнера. Тем не менее он полагал, что шведы теперь представляют для Франции не меньшую опасность, чем испанцы. Чуть не дошло до полного разрыва. Но все же французские субсидии шведам сыграли свою роль. И кое-как договорились, что Густав Адольф уйдет от греха подальше, во внутренние области Германии. Хотя король-солдат оказался куда более “твердым орешком”, чем считал кардинал, и за свой уход заставил Францию разорвать союз с Максимилианом Баварским.
30. РОССИЯ ВСТУПАЕТ В ТРИДЦАТИЛЕТНЮЮ ВОЙНУ
Повороту Густава Адольфа с Рейна на север способствовал фактор, который остался неизвестным Ришелье — союз с Россией. Еще в 1630 г., перед броском в Германию, шведское посольство опять посетило царя с просьбой о закупке продовольствия и сырья для производства боеприпасов. И с приглашением выступить вместе против императора, как союзника Речи Посполитой. Король даже называл свою армию в Германии “передовым полком”, сражающимся за интересы Москвы. Разумеется, это было не совсем так. Но интересы действительно соприкасались, и шведам разрешили купить беспошлинно 75 тыс. четвертей ржи, 4 тыс. четвертей проса, 200 бочек смолы и селитру, “где и сколько сыщут”.
И Филарет форсировал реорганизацию армии. Причем решил в самом прямом смысле руководствоваться европейскими образцами того времени, то есть привлечь профессионалов-наемников. В январе 1631 г. в Швецию был отправлен полковник Александр Лесли, которому поручалось навербовать 5 тыс. солдат. За ним в Стокгольм выехало посольство стольника Племянникова и подьячего Аристова для закупки 10 тыс. мушкетов и 5 тыс. шпаг. Тех самых шведских мушкетов, которые были на тот момент лучшими в Европе. А производство шпаг в России еще не было освоено, но сам факт их покупки свидетельствовал, что новая русская армия нацеливалась на бои с тяжелой польской кавалерией — против татарской конницы были эффективнее и удобнее привычные сабли. В наказе послам указывалось, что если не получится нанять солдат и приобрести вооружение в Швеции, им надо ехать дальше, в Данию, Англию, Голландию. А в феврале за границу был послан еще и полковник Ван Дам, чтобы нанять целый “регламент добрых и ученых солдат”.
