Чтобы хоть как-то подсластить горькую действительность французское правительство вдруг решает признать правительство Врангеля! В Севастополь высылается дипломатический представитель Французской республики. Самое время! До сих пор ни одно белое правительство, так и не было признано. Такой чести не удостоили Колчака, не порадовали Деникина и вот решили признать именно Врангеля. Почему его и почему сейчас? Потому, что жить врангелевскому правительству осталось менее трёх месяцев, и всё это время надо, чтобы он приковывал к себе часть Красной армии.
Но вот поляки и стоящие за их спиной англичане, вновь договорились с Лениным и Троцким. Моментально меняется и вектор западной политики.
Поляки и Ленин под давлением англичан начинают готовиться к заключению мира. Происходит это все во второй половине сентября. Только, что признанное правительство Врангеля узнает об этом не сразу. Понимая, что если он ничего не предпримет, то будет в самое ближайшее время раздавлен освободившимися советскими войсками, глава белых вновь обращается к «союзникам»: «Я принимал все меры, чтобы убедить французское и польское правительства в необходимости продолжения поляками борьбы, или хотя бы затягивания намечавшихся мирных переговоров с тем, чтобы, воспользовавшись оттяжкой части красных войск на польском фронте, пополнить и снабдить мои войска за счёт огромной, захваченной поляками, добычи, использовать как боеспособные части перешедших на сторону поляков и интернированных в Германии большевистских полков, так и захваченную победителями материальную часть».
Ответ французов поразителен. Читая его надо помнить, что до полного краха армии Врангеля осталось всего два месяца и если французы ничего не предпримут, то у белых нет шансов удержаться: «Французское правительство и Фош принципиально сочувствуют Вашей постановке вопроса, но осуществление её пойдёт медленнее, чем нужно. Мешает кроме сложности вопроса каникулярное время и отсутствие Мильерана, с которым можно сноситься только письмами».
Господин Мильеран, изволят отдыхать, и поэтому белое движение в России должно погибнуть! Что ни говори, а французы люди цивилизованные, им неудобно смотреть в лицо тому, кого они предают и обманывают. Поэтому, именно в тот момент в правительстве Франции произошли «неожиданные» перемены. Президент Французской республики Дюшанель заболел и был вынужден оставить свой пост, а заместителем его оказался избран тот самый «усталый» Мильеран. Новый президент, по-новому смотрит на некоторые вопросы внешней политики Франции. Ах, вам что-то обещали, так извините — это был Дюшанель, а теперь Мильеран…
От польской позиции зависит судьба белого Крыма, а может быть и будущее всей России. Но Врангель, чьё правительство признано официальным Парижем, с самими поляками обсудить вопрос жизни и смерти своей армии не может: «Связь наша с поляками была чрезвычайно затруднительна. Переговоры приходилось вести исключительно через французов. Попытки установить радиосвязь с Варшавой успехом не увенчались. Несмотря на все ходатайства, союзные верховные комиссары решительно отказывали допустить установку нашей радиостанции на территории русского посольства в Буюк-Дёре».
Вот так — «связь исключительно через французов»! Напрямую, самим нельзя — вдруг удастся договориться белым с гордыми польскими панами, и ликвидация русского патриотического движения не произойдёт! Предательство «союзников» бьёт в глаза, лезет из всех щелей, но Врангелю уже ничего другого не остаётся, как надеяться: «Как ни мало доверял я нашим «иностранным друзьям», однако всё же не оставлял надежды, что польское правительство, под давлением Франции, будет возможно долее оттягивать заключение мира, дав нам время закончить формирование армии на польской территории или по крайней мере перебросить русские войска в Крым».
Барон Врангель спешит нанести красным поражение, пока их перевес над его армией не так подавляющ. Пока не переброшены с польского фронта свежие резервы. И атакует, атакует, атакует. Самые упорные бои развёртываются под Каховкой. Русская армия меньшими, чем у противника силами штурмует отлично укреплённые позиции. Белые идут вперёд под шквальным пулемётным и артиллерийским огнём. Впереди несколько рядов проволоки — белогвардейцы рвут их руками, рубят штыками. Ножниц для резки проволоки нет — Франция обещала, но не прислала!
Тысячу раз прав Лев Давыдович Троцкий — «нет победы и успеха без правильного обильного снабжения»! Что толку от ваших танков, от великолепных кавалерийских шашек, от изобилия патронов, если вам нужны ножницы! Это всё равно, что, собирая полярника в дорогу, снабдить его отличной одеждой, добротной обувью, великолепными лыжами, но забыть прислать ему рукавицы. Вроде вы ему и помогли, и экипировали его — но далеко он с обмороженными руками всё равно не уйдёт. Нет в «забывчивости» французов никакой случайности: звучит финальный аккорд, последние ноты «союзного» плана Революция — Разложение — Распад! Узнать основные потребности Врангеля совсем не сложно — он сам присылает запросы к «союзникам». Остаётся только вычленить маленькую ключевую деталь и именно её «забыть» привезти! Ждать другого парохода Врангель не может, и обязательно, в любом случае пойдёт на штурм красных укреплений. Остаётся только подождать, пока он обломает себе зубы и принести ему свои фальшивые соболезнования.
Пять дней следуют отчаянные штурмы Каховки. В результате в начале сентября белые, понеся большие потери, отходят, но уже через неделю возобновляют атаки на другом участке и даже теснят Красную армию! Однако их силы на исходе, наступление начинает захлёбываться. Тут поспевает и очередной подарок от «союзников»: поляки, наконец, заключают с большевиками мир! «Поляки в своём двуличии остались себе верны» — с горечью заключает генерал Врангель. Ведь первичные, прелиминарные условия мирного договора уже были подписаны Варшавой 29-го сентября 1920 года. Русскому главнокомандующему никто об этом не сообщил. Наоборот, поляки, как ни в чём ни бывало, продолжали «исключительно через французов» поддерживать с Врангелем сношения. Даже этим Польша подыграла Ленину и Троцкому: Врангель не знающий о том, что мирный договор уже тайно подписан, не ожидает столь быстрой концентрации против Крыма огромного количества красных войск. Поэтому мощь удара войск Фрунзе, оказывается для белых неожиданной. Теперь уже спасения быть не могло. Поражение становилось вопросом самого ближайшего времени. В полном одиночестве армия Врангеля продержалась ещё полтора месяца…
—… Выбора нет, мы должны бороться, пока есть силы — подумал Врангель, медленно оглядывая исчезающий в дымке Крымский берег — Но, кажется, их больше нет.
Последние полгода, когда он руководил белым движением, пронеслись вихрем, словно один день. В одну большую картину слились восстановление армии, новые надежды, вероломство и коварство «союзников». И поражение — вероятно, теперь уже окончательное.
Крейсер «Генерал Корнилов» быстро набирал ход. Оставаться на палубе было холодно. Врангель взглянул на развивающийся на ветру Андреевский флаг, и шагнул в коридор, ведущий в каюту. Темно будущее и лучше не заглядывать в него. Что будет дальше неизвестно. Пока же, чтобы спасти те 145 тысяч 693 беженца, ему пришлось написать в своём официальном пис ьме французскому представителю:
«…Я считаю, что эти суда должны служить залогом оплаты тех расходов, каковые уже произведены Францией, или могут ей предстоять, по оказанию первой помощи вызванной обстоятельствами настоящего времени».
Он, генерал Врангель — заложил русские боевые корабли! Это невероятно и неслыханно, но другого выхода ход событий ему не оставил. Только получив его заверение, «союзники» дали добро на эвакуацию людей и объявили о своей готовности их принять.
Спустилась ночь. В тёмном небе ярко блистали звёзды, искрилось море. Тускнели и умирали одиночные огни родного берега. Вот потух последний…
Русский Черноморский флот шёл в свой последний поход. В последний поход шла и Русская, бывшая Добровольческая, армия. На Родину ей уже не было суждено вернуться. Судьбы казаков и добровольцев, офицеров и юнкеров, кадетов и беженцев сложатся по— разному. Кто, поддавшись уговорам, вернётся в красную Россию, кто-то попадёт на Родину в рядах гитлеровского Вермахта, но большинство их так и умрёт на чужбине, заполнив православными крестами кладбища Парижа и Ниццы, Мельбурна и Нью-Йорка.
Вместе с белогвардейцами, вместе с погибшим белым делом уходили из России и русские боевые и торговые корабли. Уходили, чтобы туда никогда не вернуться. Те русские суда, что сумели спастись от уничтожения большевиками в Новороссийске в июне восемнадцатого, англичанами в апреле девятнадцатого, кто сумел избежать потопления во время эвакуации Одессы и Севастополя, а теперь был сдан в залог (! ) было много. Никого из них «союзники» из своих цепких объятий уже не выпустят…
