Кроме скорости, с которой он передвигался в этом сражении, генерал Паттон ничего не добавил в Арденнах к своей славе. В своих мемуарах он откровенно признает ряд ошибок, но не то, что в своем стремлении изобличить Монтгомери в медлительности он бросил две свежие дивизии в бой, не произведя должной разведки, или то, что, начав слишком рано контрнаступление в районе Бастони, он спровоцировал ряд отдельных действий раньше сражения, предусмотренного генеральным планом. А его ночное продвижение на 10 миль с риском для жизни со сравнительно небольшой оперативной группой по местности, на которой у противника были сильные позиции, для того чтобы иметь возможность провозгласить, что 3-я армия достигла Уффализа в одно время с 1-й армией, определялось отнюдь не военными соображениями, а лишь соображениями престижа.
Но «Джорджи» Паттон не был бы тем большим, энергичным вожаком своих солдат, каким он был, если бы он не имел своих особых недостатков, что, к его счастью, хорошо понимали его начальники. Атакующая армия должна иметь несколько безрассудных командиров, игнорирующих холодные факты и рискующих предпринимать такие действия, которые приводят в ужас строгие, расчетливые военные умы. Собственный девиз Паттона: «Не спрашивай совета у своего страха» — точно выражает его отношение к войне, и если он иногда не был склонен принимать во внимание донесения своей разведки о силах противника, то удивительно, что с этим девизом он так часто выходил сухим из воды. Он был твердо уверен в перевоплощении, «вспоминая» свою роль в других войнах и в другие времена; можно надеяться, что все будет, как надо, если он вновь появится в наше время.
Генералу Брэдли, которого многие считали лучшим в американском Верховном командовании в Европе, особенно сильно не повезло как с расчетом времени, так и с дислокацией немецкого наступления. Оказавшись без единой резервной дивизии и не имея достаточно пехоты на переднем крае, что стало для него основной проблемой, он попал в сектор, против которого наступление не имело никакого военного смысла, по крайней мере в тех масштабах, в которых его предположительно могли организовать немцы…
Генерал Брэдли сказал, что удерживать Арденны так легко было «рассчитанным риском», но это верно только в том смысле, что линия фронта не может везде быть сильной и всегда есть места, где атака наименее вероятна и их можно легче всего удержать. Другой миф об Арденнах заключается в том, что разведка союзников предупреждала о предстоящем наступлении немцев; но крупицы истины здесь только в том, что если сейчас тщательно прочитать донесения разведки, то там можно найти ссылку на возможность этого; а кто-то найдет ссылку на другие, также поразительные возможности.
Брэдли нельзя обвинять в том, что он не предвосхитил наступления, или винить его в слабости Арденнского фронта в то время, когда с обеих сторон сектора 8-го корпуса началась подготовка к наступательным действиям против немцев. Нельзя забывать, что быстрая переброска 7-й и 10-й бронетанковых дивизий в угрожаемый сектор, несомненно, спасла от захвата Сент-Вит, а также, вероятно, и Бастонь.
Может быть, он должен был вернуться из Версаля в город Люксембург раньше, чем он это сделал, и, конечно, должен был отправить штаб 12-й группы армий назад, откуда он мог бы контролировать действия 1-й и 9-й армий, независимо от того, какое впечатление это произвело бы на гражданское население. Он, естественно, был горько разочарован тем, что пришлось передать эти две армии Монтгомери, хотя ушло лишь три дня на анализ обстановки; и тем, что остался только с одной армией, находившейся под командованием генерала, которого ему всегда было трудно контролировать. Его поддержка — чтобы не сказать сильнее — Ходжеса в том, чтобы он не соглашался на предложение Монтгомери отступить для создания более упорядоченного фронта, задуманного четко в американских традициях, сильно осложнила задачу Монтгомери. Его угроза уйти в отставку, при поддержке Паттона, еще добавила тяжесть бремени Эйзенхауэру.
В общем, Арденнское наступление не прибавило большой славы к репутации Брэдли.
А теперь о самом Верховном командующем: в середине декабря 1944 года генерал Эйзенхауэр, решив, что все планы на ближайшие этапы войны составлены и необходимые приказы отданы, позволил себе сделать передышку и немного насладиться жизнью. До этого он все время находился в состоянии большого физического и эмоционального напряжения и нуждался в отдыхе. Яростная атака немцев застала его в тяжелое время, и ему было трудно немедленно реагировать на эту неожиданность. На какое-то короткое время на высшем уровне было колебание, и хотя на встрече в Вердене генерал Эйзенхауэр вновь выполнял функции верховного руководителя, вред уже был причинен, а вызванный продвижением немцев раскол в армиях союзников превратился в раскол в умонастроении командования, а также из-за отсутствия доверия — в подозрительность и ревность с обеих сторон. В какой-то момент это выглядело так, как будто Гитлер уже достиг одной из своих целей: вызвать разлад среди западных союзников.
Эйзенхауэр ясно видел, как он и сказал об этом в своем приказе по армии, что немцы, «выведя свои войска с постоянных позиций, сделали тем самым возможным их уничтожение и более быстрое завершение войны»; но тогда, в связи с успехами немцев, его предсказание казалось неправдоподобным. По его плану отражения контрнаступления, изложенному 19 декабря на совещании в Вердене, предполагалось заткнуть брешь на севере и начать согласованное наступление с юга. Но уже на следующий день, после того как Монтгомери получил командование, этот план был изменен: было решено начать контрнаступление с обеих сторон клина. Верховный командующий не колеблясь принял крупные меры: остановить все наступательные операции, повернуть большую часть сектора 3-й армии к 6-й группе армий и разрешить отступать, «насколько это будет необходимо», чтобы выиграть время и спасти войска. Его поступок — передача командования Монтгомери — еще раз свидетельствует о большом моральном мужестве. Среди причин, выдвинутых некоторыми немецкими военачальниками по поводу провала их наступления, были и такие: «реакция противника была более быстрой, чем мы ожидали», «быстрая перегруппировка американских военных сил» и удивление, что назначение Монтгомери не было согласовано с Лондоном и Вашингтоном.
Английские критики утверждали, что Эйзенхауэр не был блестящим стратегом, что его главные способности — это способности администратора, что его слишком легко могли переубедить ближайшие коллеги. Это не относится к критическому положению в Арденнах, так как после медленного старта (что можно объяснить, по крайней мере, его мнением, что это была ложная операция, как считал и генерал Паттон) он сам определил свою стратегию в общих чертах, которая не пользовалась успехом у де Голля или де Латра де Тассиньи, не говоря уже о Черчилле, но была, без всякого сомнения, правильной, как и тактика отражения непосредственной угрозы прорыва. Его тактика заключалась в том, чтобы предотвратить превращение атаки в «широкий поток», затем замедлить это движение, проникая во фланги, затем притупить острие клина и в конечном счете срезать клин как можно ближе к его основанию. Ему было необходимо идти по пятам Брэдли и Паттона, чтобы довести эту тактику до конца, и он не колебался: «Джорджи, эту войну ведет Айк», когда Паттон возражал, и то же Брэдли: «Это все мои приказы, Брэд».
Эйзенхауэр «созрел» поздно — закончив 61-м Военную академию в Вест-Пойнте, он поступил в штаб армии через 11 лет, не имея личного боевого опыта. В британской армии оба эти факта говорили против него, но не в германской. Вероятно, поэтому враги его ценили выше, чем союзники.
Поскольку наступление немцев потерпело неудачу, их попытка удержаться на выступе имела мало смысла, так как означала только оборону длинной дуги вместо прямой линии, там не было важных военных объектов, которые оправдывали бы это. Но Гитлер настаивал на том, чтобы уцелевшие части группы армий «Б» оставались там, где они стоят. Большая часть была сосредоточена на западе, вблизи переднего края выступа. В то время как они не были достаточно сильными для наступления, союзники становились сильнее с каждым днем. Это была крайне уязвимая позиция, и по всем правилам вскоре должно было последовать их полное уничтожение. Вместо этого они получили возможность увести почти всех людей и оружие за «линию Зигфрида».
Сейчас трудно выяснить, почему это произошло, почему не были подкреплены атаки у основания выступа или почему после соединения в Уффализе объединенные 1-я и 3-я армии США оказались не способны уничтожить обескровленные, отступающие немецкие дивизии. Один немецкий генерал объяснил это тем, что к тому времени немцы имели большую практику отступления через снега и льды перед превосходящими силами противника. Несомненно и то, что в тяжелых боях вышла из строя какая-то часть занятых в них американских дивизий, погодные условия были ужасными, но и Брэдли, и Монтгомери могли, если бы захотели, получить свежие войска из пунктов сосредоточения, которые готовились для предстоящих атак. А приказы Монтгомери о быстром отводе английских войск из Арденн и передвижении их назад к Голландии для следующего сражения были с восторгом описаны как «сохранение цели».
