Ниже публикуются рассказы нескольких спасшихся.
* * *
ВАЙНТРАУБ, студент Виленского университета.
Я находился в Виленском гетто. 23 сентября 1943 года нас разбудили и приказали готовиться к эвакуации. В 5 часов утра нас выстроили по 5 человек в ряд и под охраной большого отряда штурмовиков вывели из гетто. Около ограды гетто лицом к стене стояли человек 40-50. Это были отобранные для расстрела. Почему отобрали именно их, не знаю.
Нас повели в район Субоч (четыре километра от гетто). Гетто и весь путь к нему находились под усиленной охраной штурмовиков.
В Субоче нас, мужчин, отделили от женщин и детей. Как мы узнали впоследствии, женщин и детей отправили в Майданек.
”Сортировка” продолжалась до 10 часов утра. Пока длилась эта операция, немцы вызвали Плаевского. Его не было, — он скрывался в гетто. Тогда был вызван Левин, в десятке которого работал Плаевский. Левина, как и Хвойника, Бика и учителя Каплана, увели. Впоследствии мы узнали, что они были расстреляны.
Только в 16 часов нас посадили в вагоны-теплушки. Окна и выходы были огорожены колючей проволокой. Теплушки были заперты, и поезд, охранявшийся штурмовиками, тронулся.
Ехали мы 4 дня и прибыли в лагерь Вайвари. Оттуда нас отправили в Клоога.
Там находились в это время 400 мужчин и 150 женщин.
Нас прежде всего тщательно обыскали и отобрали все, что представляло какую-нибудь ценность. Штурмовик нашел у одного заключенного 20 рублей советскими деньгами и застрелил его на месте.
Нас поместили в разрушенном здании казарм. Спать приходилось на цементном полу. Нас разделили на бригады и отправили на работы. На работе мы находились в подчинении у служащих организации Тодта. В лагере нами командовали штурмовики-эсэсовцы. В обращении и те и другие были одинаковы.
Я принадлежал к группе в 300 мужчин, переносивших 50-килограммовые мешки с цементом от завода к станции (150 метров). За нами, носильщиками, следовали надсмотрщики. Они били толстыми палками по головам тех, кто не проявлял достаточного усердия. В результате мы не ходили, а должны были бегать с таким грузом.
Остальные мужчины работали на цементном заводе, на лесопилке, в шахтах и в мастерских. Женщины работали на каменоломнях. Они перетаскивали огромные камни. Норма для них была 4 тонны в день.
Распорядок дня был такой: вставали в 5 часов утра, пили пустой эрзац-кофе, выходили на ”аппель” (проверку), в 6 часов приступали к работе, от 12 до 12.45 мин. обедали и снова работали до 18 часов, после чего следовал вечерний ”аппель”. Обед состоял только из жидкого супа. Ужина не полагалось.
Во время ”аппелей” мы выстраивались по 100 человек в ряд и должны были ждать, пока надсмотрщик не отправит на работу или вечером — в лагерь. Стоять приходилось иногда часами; тех, кто стоял не навытяжку, наказывали.
Каждая сотня имела своего мучителя. Особенно неистовствовали Штейнбергер, — он бил лопатой и дубинкой по голове, — Карель и Дыбовский. Дыбовский однажды сломал ногу рабочему Леви. Кроме того, в лагере был один обергруппенфюрер, фамилии которого я не знаю, заключенные прозвали его ”Шестиногим”. Его неизменно сопровождал большой волкодав, который вылавливал ”преступников”: тех, кто спрятал хлеб или присел, чтобы отдохнуть. Собака набрасывалась на ”преступника”, рвала на нем одежду, кусала его и порой причиняла ему жестокие раны, а ”Шестиногий” от себя еще давал провинившемуся 25 ударов нагайкой.
Был еще такой надсмотрщик Дауп. Он без всякого повода застрелил Вайнштейна.
Много горя причинили нам поклоны. Было распоряжение: евреи не имеют права кланяться немцам. Однако когда мы не кланялись, нас били за ”невежливость”. А когда кланялись — за ”невыполнение приказа”.
Мы лишились своих имен: каждый получил номер, обозначенный на плече и на колене. В случае какой-либо провинности немец записывал этот номер и во время ”аппеля” вызывал провинившегося для телесного наказания.
Имелась скамейка, изогнутая, длиной в один метр. К ней привязывали провинившегося за руки и за ноги. Один из палачей садился ему на голову, а другой бил. Наказываемый должен был сам считать удары. Если он сбивался со счета, наказание начиналось сначала. Если он терял сознание, его обливали водой и продолжали экзекуцию. Сперва били березовой палкой, потом стали бить удом быка, сквозь который была протянута стальная проволока. Наказание производилось в присутствии всех заключенных.
Были и другие виды наказаний: привязывали к дереву и оставляли под солнцем или на морозе на много часов, лишали пищи и т. д. Работа была тяжелой и условия жизни трудные, а так как, кроме эрзац-кофе, жидкого супа и 340 граммов хлеба с примесью песка, мы ничего не получали, то многие заболевали, опухали, ослабевали и попадали в госпиталь. Количество больных росло с каждым днем. Но от тяжелых больных немцы избавлялись простым способом: их отравляли и затем сжигали. Медицинской помощи никакой не оказывалось.
Старшим ”санитетером” был доктор Водман. Он и решал, кого надо отравить, составлял яд и прописывал дать его больному. Когда он являлся к больным, он кричал: ”Ахтунг” (внимание). Все больные должны были мгновенно уложить руки крестом поверх одеяла. Запоздавших доктор бил палкой.
Втайне мы устраивали вечера. На них выступали артисты Бляхер, Ротштейн, Розенталь, Тумаркин, Фин, Познанский, Мотек, Кренгель и др. Мы устраивали беседы о политическом положении, о положении на фронтах и т. д. Вопреки всем предписаниям, мы ухитрялись раздобывать газеты и обсуждали их. Чтобы найти крупицы правды в немецких газетах, надо было проявить немало сообразительности. Был у нас и партизанский кружок. Втайне, в подвале, мы учились стрелять.
Женщины были отделены от нас. Их положение было еще хуже нашего. Они работали сверх всяких сил, их чаще секли и вообще чаще наказывали. Одна из них попыталась убежать. Сделать это оказалось невозможным: лагерь слишком хорошо охранялся. Ее поймали. Мало того, что ее избили — бедную женщину заставили еще носить на груди большой плакат с надписью: ”Ура! Ура! Я снова здесь!”.
В лагере родилось несколько детей. По приказанию лагерфюрера их бросили в кочегарку.
В августе 1944 года большая часть эстонских лагерей была ликвидирована, в том числе Кивиоли, Эреди, Понар (Понары)[53], Филипоки. Мы узнали об этом из надписей на мешках цемента, привезенных оттуда. Таков был способ переписки заключенных между собой.
Мы знали, что Красная Армия приближается, и ждали ее с затаенным дыханием. 19 сентября утром нас вывели на площадь, где производились ”аппели”. Мужчин построили отдельно от женщин. Вызвали 300 самых здоровых мужчин и объявили, что всех эвакуируют, а мужчины нужны для того, чтобы вывезти дрова. Ввиду приближения Красной Армии и эвакуации других лагерей все это показалось нам правдоподобным. Кроме того, немцы приказали приготовить для всех обед, в том числе и для 300 мужчин, отправляемых на работы.
Но в 13 час. 30 мин. мы услышали выстрелы. Сперва мы подумали, что это эсэсовцы упражняются, как они делали это неоднократно раньше. Вскоре, однако, в лагерь явились 30 вооруженных эсэсовцев и, выбрав 30 человек, вывели их. Когда после этого послышались выстрелы, мы поняли, что все будем убиты. Многие бросились бежать. Я вместе с 20 другими спрятался в подвале. Спустя некоторое время мы услышали, как немцы говорили друг другу: ”Скорее, скорее! Советы близко!”
А через несколько дней мы услышали наверху голоса красноармейцев...
АНОЛИК
Всего в Эстонии было 23 лагеря. В них помещалось около 20000 человек, половина людей была из Литвы. Большинство лагерей находилось на востоке Эстонии. В Вайвари был концентрационный лагерь: туда отправляли всех увезенных из разных гетто, а там их уже распределяли по другим лагерям.
Лагерь в Клоога был окружен колючей проволокой в два ряда. Между рядами лежали большие шары, сплетенные тоже из колючей проволоки. Вдоль ограды стояли высокие башни, оттуда часовые наблюдали за нами днем и ночью.
Всех брили: женщин — наголо, мужчин — полосою в 5 сантиметров спереди.
Больше одной рубашки нам не полагалось. Если находили вторую — секли. А если у кого-нибудь находили хлеб сверх нормы, то наказывали обитателей всей камеры. С 1 апреля мы должны были сдавать верхнюю одежду и работать без пальто. Выстаивать долгие часы на ”аппелях” тоже приходилось без пальто.
В некоторых лагерях было еще хуже. В Пификони лагерь освещался сильными рефлекторами. Там заключенные ютились в бараках, построенных на болоте. Если идти в этот лагерь пешком, приходилось двигаться по колено в воде. Особая форма наказания в этом лагере: надзиратели связывали заключенных и бросали на несколько часов в болото. Несколько человек в Пификони засекли насмерть. А в лагере Вайвари за короткое время из 1000 заключенных умерло 600.
