16 февраля, спустя всего несколько дней после начала работы войскового круга, в г. Пятигорске открылся II съезд народов Терека. Его делегаты потребовали немедленного закрытия и роспуска круга. Во Владикавказ на круг от имени съезда была послана телеграмма, в которой в категоричной форме говорилось: «Делегатам круга, имеющим полномочия работать с нами, немедленно прибыть в Пятигорск, делегатам, не имеющим таких полномочий, немедленно разъехаться по домам; бывшему войсковому правительству быть на своих местах до принятия от него власти и войскового имущества законным избранникам от терского казачества» [387]. Характерно, что представители казачьей фракции на съезде одними из первых заявили о признании власти Советов. Выступивший по этому поводу казак Поморцев заявил: «Фракция казаков признает власть авторитетную, покоящуюся не на штыках и грохоте пушек, а на общем доверии, уважении и подчинении. Власть должна быть советской... Но раз у нас будут Советы, то мы должны признать и власть Народных Комиссаров» [388]. В пользу признания СНК и провозглашения советской власти в Терской области высказалось и подавляющее большинство делегатов от горцев, включая прибывших на съезд представителей чеченцев и ингушей. На заседании съезда 4 марта основная масса его участников, отвергнув предложение эсеров и меньшевиков о созыве в области местного Учредительного собрания, 220 голосами против 22 при 44 воздержавшихся проголосовала за признание Совнаркома [389]. Об этом важном политическом решении было телеграфно сообщено в СНК [390].
Провозгласив Терскую советскую народную республику, делегаты съезда в качестве высшего органа власти в крае избрали Терский областной Народный совет, а высшим исполнительным органом – Терский Совет Народных Комиссаров.
В процессе установления советской власти на Тереке была одна важная особенность, заключавшаяся в том, что в рассматриваемый период и казаки, и горцы в своем подавляющем большинстве рассматривали провозглашение новой власти в области прежде всего как реальное средство прекращения межнационального вооруженного противоборства. О ее собственно политической сущности, конкретном содержании многие не задумывались. Ведь далеко не случайно Г.К. Орджоникидзе образованное тогда местное советское правительство прямо характеризовал как «...власть нейтралитета» [391]. По его словам, «ни горцы, ни казаки в этом правительстве не занимали ответственных постов» [392]. В плане представительства в Терском Совнаркоме различных политических партий положение было следующим: подавляющее большинство его членов, 11 человек, являлись меньшевиками и эсерами, и только трое были большевиками. Еще более сложная и даже запутанная ситуация наблюдалась в Терском Народном Совете, депутаты которого были избраны не по политическому, а исключительно по этническому признаку – от горцев и казаков. Практически все они в определяющей степени выступали за провозглашение советской власти в крае не столько по ее политической сущности, сколько по формально юридической форме, преследуя при этом вполне определенные собственные политические цели. Такое положение дел во многом объяснялось межэтнической ситуацией в области и сохранением очень сильного недоверия между казачеством и частью горского населения, большой настороженностью в их взаимоотношениях.
Вскоре после съезда на Тереке пал и последний важный опорный пункт антисоветских сил – столица войска г. Владикавказ. На рассвете 11 марта в городе произошло вооруженное восстание местных просоветских сил. Красногвардейские отряды атаковали основные правительственные силы – 2-ю сотню генерала Рудсона, находившуюся на железнодорожном вокзале. После ожесточенного боя между противниками начались переговоры. В результате была достигнута договоренность о прекращении огня и свободном пропуске бойцов 2-й сотни с холодным оружием из города. Но после их погрузки в вагоны они были отвезены от вокзала на небольшое расстояние и, находясь в составе, были расстреляны. Спастись удалось только семерым [393]. После падения Владикавказа какое-либо серьезное сопротивление в крае антисоветских сил практически прекратилось. Небольшие локальные очаги сохранялись только в Кизлярском отделе, где действовал офицерско-казачий отряд полковника Бочарова, и в долине реки Сунжи, где советскую власть не признали казаки Михайловской и Самашкинской станиц [394]. Но на общий ход развития политических событий в области они никакого влияния оказать не могли.
В феврале 1918 года в свою завершающую фазу вступили бурные военно-политические события в Кубанском войске. Продолжавшаяся активная деятельность Кубано-Черноморского военно-революционного комитета и местных кубанских просоветских сил по подготовке нового большого наступления на г. Екатеринодар давала свои результаты. Были сосредоточены весьма значительные военные силы и образованы два главных боевых участка: южный с полевым штабом в станице Крымской и юго-восточный с полевым штабом в станице Тихорецкой. Одновременно была завершена работа по организации и оснащению Кубанской действующей революционной армии, насчитывавшей более 20 тыс. чел. [395]. Между красногвардейскими и добровольческими отрядами продолжались ожесточенные боевые столкновения, особенно активно происходившие на Кавказском и Тихорецком направлениях [396]. Здесь в качестве наиболее сильного и активного авангарда советских войск выступали отдельные революционно настроенные части старой армии, возвращавшиеся с Кавказского фронта. В такой ситуации кубанское правительство и войсковой штаб вынуждены были в спешном порядке перебрасывать на эти направления практически все свои наличные силы. Так, с новороссийского направления спешно переводились основные ударные подразделения полковников Покровского и Лисевицкого. И уже 14–16 февраля отряд первого прикрыл тихорецкое направление, а офицерские подразделения второго – кавказское [397]. Общее командование всеми силами, так же как и руководство обороной Екатеринодара, было возложено на полковника Покровского.
19 февраля на участке Выселки—Усть-Лабинск произошли тяжелые бои. Под Выселками правительственные отряды потерпели поражение и вынуждены были отойти к Екатеринодару [398].
Помимо сугубо военных местными советскими силами активно осуществлялись и серьезные политические мероприятия. 14 февраля в г. Армавире открылся съезд Советов казачьих, крестьянских, рабочих, солдатских и горских депутатов. На нем присутствовали делегаты от 5 из 7 отделов области [399]. 18 февраля на съезде в качестве высшего исполнительно-распорядительного органа избирается Кубанский областной исполнительный комитет. Возглавил его известный большевистский лидер Я.В. Полуян. В адрес СНК была послана телеграмма с сообщением об этом [400].
22 февраля особым приказом данного исполкома прежние высшие органы власти на Кубани в лице законодательной рады и краевого правительства объявлялись неправомочными и даже ставились вне закона. Единственными органами власти и управления на территории области объявлялись Советы [401]. Данное политическое решение не являлось каким-либо пропагандистским актом, а было прямым следствием логики бескомпромиссной политической борьбы и отражением реального положения на территории Кубанской области, большая часть которой к этому времени была уже фактически советизирована [402]. В большинстве станиц общие собрания жителей приняли политические постановления о недоверии раде и правительству и о признании власти Советов. А в некоторых из них даже выносились решения об аресте атаманов и вооруженной борьбе с белогвардейцами [403]. В ряде отделов войска вся власть полностью перешла к революционным исполнительным комитетам [404].
Но рада и правительство продолжали сопротивление. На подступах к кубанской столице шли бои. В самом Екатеринодаре и в некоторых станицах предпринимались лихорадочные усилия по мобилизации всех антисоветских сил. Так, в Екатеринодаре ускоренными темпами продолжалось формирование добровольческого 1-го Кубанского казачьего отряда защиты казачества под командованием С.Г. Улагая [405]. О своей поддержке рады и правительства заявил 2-й съезд станиц Таманского отдела. Его участники даже заявили о возможности применения репрессивных мер «к своим домашним большевикам» [406]. А жители станицы Старокорсунской, высказавшись в пользу рады и правительства, постановили направить казаков в добровольческие правительственные отряды [407]. Но казаки, главным образом фронтовики, посланные на борьбу с советскими частями, воевать ни с кем не хотели. Вот что сообщал начальник казачьего и черкесского добровольческого отряда старокорсунскому станичному атаману: «Между казаками, прибывшими из вашей станицы, много зараженных большевизмом... Первым делом казаки завели переговоры с рязанскими большевиками (станицы Рязанской. – В. Т.), хотят заключить мирный договор и разойтись по домам» [408]. И такие настроения господствовали среди большинства фронтового казачества.
