более чистых у заумников, и заодно сбрасывает с корабля и технические факты, и технологические объекты, трансмиссию с которых стремится передать фактам поэтическим Маринетти: «Новые факты, новые понятия вызывают в поэзии итальянских футуристов обновление средств, обновление художественной формы, так же возникает, например,
parole in liberta. Это реформа в области репортажа, а не в области поэтического языка. <…> И здесь решающим побудителем нововведения является стремление сообщить о новых фактах в мире физическом и психическом» (
Якобсон Р. Новейшая русская поэзия). Отметим, что технические факты могут быть не только референциальными объектами литературных произведений, но и имманентными факторами литературной эволюции, столь во многом напоминающей не только естественную (Дарвин – Тынянов), но и эволюцию технических объектов (Шкловский – Симондон).
Третьяков С. На колхозы. С. 8. Этот же очерк републикован в начале сборника «Вызов» (Третьяков С. Вызов: Колхозные очерки. С. 16), а также в последующей немецкоязычной компиляции его колхозных очерков: Tretjakow S. Feld-Herrn, Der Kampf um eine Kollektivwirtschaft; на которую ссылается Беньямин в «парижском докладе» 1934 года. См.: Беньямин В. Автор как производитель. С. 125.
Как предлагается формула «поэту заняться политикой» в альтернативной версии перевода: см. Беньямин В. Сюрреализм. Моментальный снимок нынешней европейской интеллигенции.
Беньямин В. Автор как производитель. С. 124–125. Сразу же после этих слов приводится имя Третьякова.
Ср. «В чем предпосылки революции? В изменении умонастроений или же внешних обстоятельств? Это кардинальный вопрос, <и> сюрреализм постоянно приближался к коммунистическому ответу на него. <…> Если признать, что двойной задачей революционной интеллигенции является свержение интеллектуального господства буржуазии и установление контакта с пролетарскими массами, то оказывается, что во втором случае <…> созерцательностью тут больше ничего не добьешься» (Беньямин В. Сюрреализм. Моментальный снимок нынешней европейской интеллигенции. С. 279–280).
В своей (пост)структуралистской интерпретации Краусс называет внутренним условием эстетики сюрреализма «фотографический код и его семиотические функции», а главной из техник – соответственно, фотомонтаж (см.: Krauss R. The Photographic Conditions of Surrealism // Idem. The Originality of the Avant-Garde and Other Modernist Myths. Cambridge: The MIT Press, 1985. P. 87–118).
Ср. «automatic writing <…> is a true photography of thought a true photography of thought», как констатируется в предисловии к альбому фотомонтажей Макса Эрнста (Beyond Painting and Other Writings by the Artist and His Friends. New York: Wittenborn Schultz, 1948. P. 177; цит. по: Krauss R. The Photographic Conditions of Surrealism. P. 103).
Описывая «фотографические условия сюрреализма», Розалинда Краусс полагается в определении фотомонтажа на формулировку Третьякова: «If the photograph, under the influence of the text (or caption), expresses not simply the fact which it shows, but also the social tendency expressed by the fact, then this is already a photomontage» (слова Третьякова приводятся Краусс по: Heartfield J. Photomontages of the Nazi Period. New York: Universe Books, 1977. P. 26; цит. по: Krauss R. The Photographic Conditions of Surrealism. P. 104; перевод наш).
Характерно, что для объяснения принципа функционирования (фотографического) знака у сюрреалистов Краусс приводит пример из Леви-Стросса, согласно которому только повторение ma делает первое употребление этого же слога знаком задним числом, а до этого обрекает оставаться слишком сырым и/или случайным материалом звуковой реальности (или – как в случае с фото – визуальной). Интерес к мимикрии Краусс называет доказательством интереса сюрреализма к случаям, когда сама природа создает знаки, а метод сюрреализма в целом – «природой, конвульсирующей в письмо» (Там же. С. 113; перевод наш).
Журнал Révolution surréaliste перестает выходить в том же 1929 году, что и «Новый ЛЕФ», на следующий год (в том числе после раскола с Батаем и основания Documents) уже будет создан журнал с названием «Сюрреализм на службе революции». Этому переходу сюрреалистов на коммунистические позиции немало способствует Эльза Триоле, оставившая в Берлине Шкловского без ответа (но с мотивировкой для бессюжетной прозы) и вышедшая за Арагона.
Ренан говорит об «этнографической и археологической политике, заменяющей либеральную – что будет иметь фатальные последствия» (Renan E. Nouvelle lettre à M. Strauss, 1871; цит. по: Peyre H. Renan. Paris: PUF, 1969. P. 406). См. подробнее о французской либеральной политике в области языка, противопоставленной немецкой археологии и истории языка, в эссе «Живая речь против мертвых языков» в ЛП.
Тогда как в те же самые годы на немецком языке в Вене и Дессау всевозможная метафизика народа, наоборот, критикуется с позиций эмпирико-логического позитивизма и технократического марксизма Баухауса и Венского кружка. См. об этом подробнее окончание главы «(Продолжение следует): в Германии: Автор как производитель и учитель других авторов».
Ср. с «коммунистической расшифровкой действительности» у Д. Вертова.
Как подчеркивает Беньямин, если католицизм Рембо еще и «вынуждает его признаваться в непонимании мятежа, <то> это – признание коммунара, постоянно неудовлетворенного собой» (Беньямин В. Сюрреализм. Последняя моментальная фотография европейской интеллигенции. С. 277).
См.: «ébranler ce qu’on appelle réalité par le moyen d’hallucinations non adaptées, afin de changer les hiérarchies des valeurs du réel. Les forces hallucinatoires font une brèche dans l’ordre des processus mécaniques; elles introduisent des blocs d’„a-causalité“ dans cette réalité que l’on s’était donnée absurdément comme une» (Einstein C. André Masson, étude ethnologique // Documents. 1929. № 2. P. 95).
Как и социальный факт, тотальный социальный факт – к примеру пресловутый дар – является принудительным, только теперь его принудительность носит, что ли, более перформативный и потому более субъективный и даже воплощенный характер. См. подробнее о даре: Mauss М. The Gift. P. 76–77.
Частью социальной психологии семиологию называл Соссюр (Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики. С. 23), а окончательно скрестит структурную лингвистику с антропологией Леви-Стросс, который находится на некоторой дистанции от кругов этносюрреализма, но, возможно благодаря этому, лучше помнит о принципах позитивной лингвистики.
«Акцент на материальных знаках культуры» (l’accent sur les signes matériels des cultures) отмечается даже в словаре этнологии и антропологии: Jamin J. L’anthropologie française (entrée «France») // Dictionnaire de