В поисках «полезного прошлого». Биография как жанр в 1917–1937 годах - Анджела Бринтлингер

читатель «Смерти Вазир-Мухтара» увидел последний год жизни Грибоедова глазами Тынянова, и, хотя этот год и можно назвать «бурным», вряд ли он был завидным. В ущемленной литературной амбиции Грибоедова сложно увидеть результат беспрерывных успехов. Роман Грибоедова с его шестнадцатилетней Н. А. Чавчавадзе вряд ли увлек бы читателя. Одним словом, рассказ Тынянова о последнем годе жизни Грибоедова во всем противоречил тому, что писал Пушкин.

Однако важно, что Тынянов, прямо цитируя такое известное произведение, как «Путешествие в Арзрум», указывал любому более или менее образованному читателю на пушкинскую интерпретацию жизни Грибоедова, которую никто, в том числе и сам Тынянов, не воспринял бы легкомысленно. Можно сказать, что автор как бы писал и вычеркивал собственный текст, и мысль Левинтона о том, что Тынянов уничтожил в романе образ Грибоедова, представляется по крайней мере отчасти верной. Однако, вопреки мнению Левинтона, незавершенность образа Грибоедова не была обязательным условием подобного уничтожения. В романе действительно присутствуют некоторые аспекты тыняновской теории характера (развитой на материале гоголевского «Носа»), в том числе в эпитетах, обозначающих персонажей. Однако образ Грибоедова четко очерчен и незабываем. Не помогает и сведение всего романа к политической аллюзии, как это делал Белинков. Как и в повестях «Подпоручик Киже» и «Малолетний Витушишников», в романе Тынянов вел поиск архетипов русской истории, национальных мифов, надеясь отыскать закономерности, о которых Бродский писал в стихотворении «Рождественский романс»: если жизнь качнулась вправо, то какой закон заставит ее качнуться влево? Изображая Грибоедова, Тынянов, по сути, создавал собственный миф. И, как утверждал Горький, убедительно нарисованный Тыняновым портрет заменил предыдущие изображения поэта-дипломата.

Миф о Грибоедове уже существовал в русском сознании, но он был двойственен по своей природе. С одной стороны, Грибоедов воспринимался как великий поэт-мученик, автор бессмертной комедии «Горе от ума», но трагически опередивший свое время и погибший ужасной, хотя и в некотором смысле очистительной смертью в Тегеране. С другой стороны, Грибоедов оставался самой непонятной фигурой в русской литературе: спорна его дата рождения, неоднозначны его отношения с декабристами, вызывал сомнения даже его поэтический дар (почему он создал только одно великое произведение?) и дипломатический талант (как он мог совершить столь роковую ошибку в Персии?) [28].

Когда Грибоедов стал героем романа, эти и многие другие факторы оказались актуализированы. В книге «О литературном герое» Гинзбург утверждала, что реальные люди, помещенные в вымышленные обстоятельства, отличаются от вымышленных персонажей. Она приводила в пример Наполеона из «Войны и мира»: безусловно, Наполеон, сотворенный Толстым, должен постоянно сравниваться с подлинным, историческим Наполеоном. По словам Гинзбург, образ такого персонажа неизбежно раздваивается [29]. В «Смерти Вазир-Мухтара» Тынянов использовал этот дуализм, рассчитывая на фоновые знания читателя о Грибоедове и одновременно создавая собственную концепцию героя. Романист предпочел подтвердить «зафиксированную» часть мифа о Грибоедове и выразил его в главном эпиграфе к роману, взятом из стихотворения Е. А. Боратынского, которое долгое время считалось посвященным Грибоедову:

[Тынянов 1985: 7] [30].

Тынянов даже усилил этот образ, сведя к минимуму чувства и страсти своего героя и показав, что он, по сути, только внешне обозначает душевные переживания [31]. Но одновременно он поставил этот тщательно сконструированный образ под сомнение, дав возможность противоречивым источникам проступить сквозь ткань повествования.

Эта двойственность подчеркивалась самой композицией романа, который начинается и заканчивается историческими и литературными мифами. Тынянов начал с общей историкополитической концепции о различиях между людьми 1820-х и 1830-х годов, об их метаморфозах, и воплотил эти различия в физических характеристиках этих людей. Сам Грибоедов вошел в роман как призрак, оживленный воображением Тынянова. В прологе говорится: «Человек небольшого роста, желтый и чопорный, занимает мое воображение. Он лежит неподвижно… Он не думает, не говорит. Еще ничего не решено». Образ Грибоедова постепенно становится цельным, размышляющим, говорящим и действующим, но затем снова начинает исчезать: личность сменяется обозначением должности и звания – Вазир-Мухтар. К концу романа герой полностью развоплощается и становится просто именем. Тело, возвращенное в Россию, может принадлежать, а может и не принадлежать Грибоедову; оно собрано из различных частей тел, оставшихся после тегеранской бойни. Но не только его тело было изуродовано, оказалось искажено и его имя. Когда Пушкин спросил возчиков, встреченных им по дороге из Тегерана: «Что вы везете?», то услышал в ответ: «Грибоеда» [Тынянов 1985: 9, 414] [32].

Это возвращение к литературному мифу, как может показаться, делает бесполезной всякую попытку увидеть стоящего за именем человека. Однако в своем романе Тынянов показал именно этого человека. Как примирить эти две стороны мифа о Грибоедове и эти два аспекта романа Тынянова? Один из возможных ответов заключается в том, что примирения не существует, остается только искаженное имя и различные версии истины, которые могут придумать потомки. Но Тынянов был слишком заинтересован в определении исторической правды, чтобы допустить в своем романе такую двусмысленность. Вместо этого, внося свой вклад в миф о Грибоедове и одновременно демонстрируя границы этого мифа, Тынянов указывал, как понять суть мифа и суть русской культуры. Эта суть – бессмертие художника и значение его судьбы для будущих поколений.

В «Смерти Вазир-Мухтара» Тынянов увековечил исторический характер Грибоедова, так же как в «Горе от ума» сам Грибоедов увековечил художника. Кроме того, Тынянов экспериментировал с различными способами включения истории литературы и литературных текстов в свой художественный вымысел. Одним из его основных приемов было подчеркивание роли художника как пророка. Не только тыняновский Грибоедов предсказывает неизбежность своей смерти в Тегеране, но и тыняновский Пушкин вносит вклад в «правду», которая должна была облагородить последний год Грибоедова. Тынянов включил правду Пушкина в «Смерть Вазир-Мухтара», но также создал собственную – колеблющуюся, как маятник, – правду для XX века, добавив относительности в свое изображение прошлого; этот прием он еще и углубит в своем последнем романе. Известность Грибоедова и его трагическая судьба обеспечили ему место в истории. Тынянов показал этот исторический характер своим современникам в качестве предупреждения (вот то, что может случиться с теми, кто позволит себе стать «превращаемым») и в качестве послания (можно попытаться взаимодействовать с политической системой, чтобы совершить нечто, и хотя некоторые погибают, совершая эту попытку, их слава переживет их судьбу).