погибнуть говорится всего на нескольких страницах. Затем на протяжении целой заключительной части романа мы погружаемся в переживания Левина-помещика и тонкости его отношений с Кити.
Но не той трепетной Кити, которая в начале романа была одновременно увлечена и Вронским и Левиным и сделала первый в своей жизни неправильный выбор. И не той Кити, которая, то бледнея, то краснея, принимала второе объяснение Левина в любви, отгадывая слова по начальным буквам на ломберном столике. И не той Кити, которая в муках рожала своего первенца. Перед нами, будем откровенны, не слишком интересная Кити. Наверное, такой же была ее сестра Долли, когда вышла за Стиву и непрерывно рожала детей, не задумываясь над тем, зачем она это делает. Но Долли, по крайней мере, ожидала романная драма – известие об измене мужа. Это сделало ее такой же несчастной, как Алексей Александрович Каренин. А вот у замужней Кити и драмы не предвидится. Ведь ее супруг такой правильный, такой добродетельный…
Духовных исканий мужа Кити не понимает. (Как, впрочем, не понимаем и мы, настолько они зыбки и расплывчаты.) В хозяйстве она тоже ничего не смыслит. (Как, впрочем, не смыслим и мы, если не являемся специалистами по сельскому хозяйству второй половины XIX века.)
Так для чего все это? Зачем этот огромный кусок романа в виде восьмой части?
Интересна история ее публикации. Издатель «Русского вестника» Михаил Катков отказался ее печатать. Это вызвало ярость Толстого и разрыв с журналом, где вышли не только «Анна Каренина», но и «Война и мир». Но Катков не напечатал восьмую часть не потому, что сама по себе «левинская» история ему не нравилась. Катков в первую очередь был издателем. Любую книжку «Русского вестника» с продолжением невероятно успешного романа Толстого рвали бы из рук, повышая тираж журнала. Но у Каткова были свои политические игры с правительством и общественным мнением. Да и свои убеждения. Он был не согласен с тем, что в восьмой части Левин вместе со старым князем Щербацким осуждают русское добровольческое движение во время сербско-турецкой войны середины 70-х годов.
Вопрос был политический и тонкий. Хотя правительство официально не поддерживало добровольцев, но и не осуждало и не препятствовало им. В 1877 году, когда в журнале Каткова печатались последние главы седьмой части «Анны Карениной» и обещалось ее продолжение, Россия официально объявила войну Турции.
Толстой, отрицательно относившийся к добровольцам, объявление войны Турции воспринял не то чтобы с энтузиазмом, но с живым интересом. Он писал тетушке-фрейлине А.А.Толстой: «Как мало занимало меня сербское сумасшествие и как я был равнодушен к нему, так много занимает меня теперь настоящая война и сильно трогает меня». Выскажу предположение, что в бывшем боевом офицере проснулись гордость и память о поражении русских в Крымской войне, когда на его глазах турки с франко-британскими союзниками брали пылающий Севастополь. Добровольческое движение его не трогало, но победы России в «настоящей» войне поручик в отставке Толстой, думаю, все-таки хотел.
Окончание седьмой части «Анны Карениной», где героиня в конце последней главы бросается под поезд, появилось в апрельской книжке «Русского вестника». И в апреле же Россия вступила в «настоящую» войну с Турцией. «Эпилог», который затем стал восьмой и заключительной частью романа в отдельном издании, уже лежал на столе у Каткова. И там осуждалось добровольческое движение, которое было прелюдией к «официальной» войне.
Положение Каткова было сложным.
В письмах он уговаривал автора убрать или хотя бы смягчить эти фрагменты. Но Толстой соглашался только на комментарии от редакции. Как сейчас принято указывать: «Мнение автора может не совпадать с мнением редакции». Но Каткову этого было мало. А Толстой закусил удила. Он писал Н.Н.Страхову: «Оказывается, что Катков не разделяет моих взглядов, что и не может быть иначе, так как я осуждаю именно таких людей, как он, и, мямля, учтиво просит смягчить то, выпустить это. Это ужасно мне надоело, и я уже заявил им, что если они не напечатают в таком виде, как я хочу, то вовсе не напечатаю у них, и так и сделаю».
Как было поступить Каткову? В апрельской книжке уже было объявлено об окончании романа в майской, а печатать его по политическим соображениям – никак нельзя! И Катков поступил хитро. В майском номере журнала вместо окончания романа появилось письмо от редакции:
«В предыдущей книжке под романом „Анна Каренина“ выставлено: „Окончание следует“. Но со смертью героини роман, собственно, кончился. По плану автора следовал бы еще небольшой эпилог, листа в два, из коего читатели могли бы узнать, что Вронский, в смущении и горе после смерти Анны, отправляется добровольцем в Сербию и что все прочие живы и здоровы, а Левин остается в своей деревне и сердится на славянские комитеты и на добровольцев. Автор, быть может, разовьет эти главы к особому изданию своего романа».
Катков поступил нехорошо. Самое неприятное в этом редакционном письме было то, что «со смертью героини роман, собственно, кончился». Это как бы заведомо лишало смысла его продолжение. Кроме того, Катков, выражаясь сегодняшним языком, дал читателям «спойлер» еще не опубликованной восьмой части, что снижало ее ценность для будущей публикации.
Разгневанный Толстой написал два варианта возмущенного письма в газету «Новое время», но по неизвестным причинам его не отослал. В первом варианте он язвительно спрашивал, зачем журнал вообще печатал этот роман, если мог его просто пересказать в таком духе: «Была одна дама, которая бросила мужа. Полюбив гр. Вронского, она стала в Москве сердиться на разные вещи и бросилась под вагон». Каткову же была отправлена телеграмма: «Прошу обратно выслать оригинал эпилога. С „Русским вестником“ вперед дела иметь никогда никакого не буду».
Неприятная история имела свое продолжение. Возмущенное письмо от имени якобы неизвестной читательницы, подписанное инициалами Г.С.***, в «Новое время» отправила жена Толстого Софья Андреевна. И оно было опубликовано.
В свою очередь, рассерженный Катков, понимая, что его репутация издателя пострадала, в июньской книжке «Русского вестника» напечатал свою критическую статью о восьмой части романа, которая уже вышла отдельным изданием. Статья называлась «Что случилось по смерти Анны Карениной».
«Роман остался без конца и при „восьмой и последней“ части. Идея целого не выработалась. Для чего, всякий может спросить, так широко, так ярко, с такими подробностями выведена перед читателями судьба злополучной женщины, именем которой роман назван? Судьба эта остается мастерски рассказанным случаем очень обыкновенного свойства и послужила только нитью, на которую нанизаны прекрасные характеристики и эпизоды. Но если произведение не доработалось, если естественного разрешения не явилось, то лучше, кажется, было прервать роман
