земля сходится с небом, или небо “сходит” на землю, тогда поэт вдохновлен, он испытывает творческий восторг. Значит, это не реальный горизонт как пространственное понятие, а нечто иное, связанное с состоянием лирического героя, а в таком случае он может и сместиться, и оказаться очень близко <…>».
На уроках С. Э. Симакова приводит пример из «Реквиема» Ахматовой – главку «Распятие». Положение героя в пространстве в катрене 1 соотносится с положением Христа на кресте, то есть между небом и землей, поэтому он может поднять голову: «Отцу сказал: “Почто Меня оставил?”», – а может посмотреть вниз: «А Матери: “О, не рыдай Мене…”». Получается вертикаль. В катрене 2 она перестроена в горизонталь, из прежних участников остается только фигура матери: «А туда, где молча Мать стояла, // Так никто взглянуть и не посмел». Так из расположения фигур рождается образ-символ матери, потерявшей сына, и художественное пространство позволяет совместить лирическое и эпическое начала в поэме.
Литературный (историко-литературный) процесс
– 1) многовековое развитие литературы в глобальном, всемирном масштабе, представленное в линейной последовательности; 2) литературная жизнь определенной страны и эпохи; 3) последовательное или одновременное возникновение литературных произведений (авторы различны, может быть несколько произведений одного автора и др.),
В текстах можно обнаружить общность как на уровне содержания (фабула, сюжет, тема, тематика, проблема, проблематика, идейное содержание), так и на уровне формы (композиция, художественный конфликт, система образов и персонажей, художественные приемы и средства создания литературных образов).
Зарождение русской литературы в современном понимании датируется началом XVIII века и связано с реформами Петра Великого. Тогда перед нашими образованными соотечественниками встала задача в сжатые сроки создать оригинальную отечественную словесность. Если оригинальная поэзия на русском языке уже существовала, то с драмой и прозой все обстояло существенно хуже. Так появилось «ПРЕлагательное направление» – переложение известнейших, уже в те времена признанных классическими текстов зарубежных авторов на российские нравы. (Не надо смешивать это явление с литературными направлениями.) Так появился «Гамлет» А. В. Сумарокова, имеющий мало общего с шекспировским оригиналом. Знаменитый «Недоросль» Фонвизина – переложение комедии О. Голдсмита «Ночь ошибок». Соотнесенность этих и других произведений с чужими вовсе не умаляет их художественных достоинств: русские авторы брали лишь основные сюжетные звенья и развивали их. Совершенно оригинальные драмы писал М. В. Ломоносов; их трудно читать из-за архаичного языка, но давший себе труд с ним справиться получит интеллектуальное наслаждение, как показано в книге Н. А. Гранцевой «Ломоносов – наследник Шекспира?» (СПб.: Издательство «Журнал “Нева”», 2011).
Тенденция ориентироваться на западные модели не ослабела с годами. Так, связь рассказов Чехова с французской прозой установлена исследователями.
Принципы прелагательного направления удивительным образом трансформировались в начале XX века. Выразились они в интертекстуальности, пронизывающей произведения, например, Цветаевой, Николая Степановича Гумилева, не говоря уже о Блоке или Мандельштаме.
Вообще в основе литературного процесса лежат два момента: 1) преемственность развития, причем не последовательная и мирная, а бурная и противоречивая, и 2) диалог авторов и текстов произведений.
1) Преемственность литературного развития. Те формы, которые авторы с древности вырабатывают в своих произведениях, берутся на вооружение более поздними писателями, зачастую перерабатываются или сохраняются нетронутыми. Например, древнегреческая драма послужила основой позднейшей европейской драмы. Анонимный роман «Александрия» III–II вв. до н. э. стал прецедентным текстом современной фантастической литературы, а до того – целой череды средневековых рыцарских романов.
Этапы развития художественной литературы до XVII века определяются по историческим периодам: литература Древнего мира, Средневековья, Ренессанса. За основу авторских созданий с самых древних времен брались мифы. Их герои и основные мотивы постепенно трансформировались в сторону индивидуализации – а позже и дегероизации (см. Герой). Первое литературное произведение, в котором описаны и действуют древнегреческие боги, было создано Гесиодом в VIII в. до н. э. И до наших дней дошла традиция упоминать в литературных произведениях имена древнегреческих божеств, хотя мы в них давно уже не верим. Одновременно с произведением Гесиода появились поэмы Гомера «Илиада» (о падении города Илиона, или Трои) и «Одиссея» (о странствии героя Одиссея). Одно из самых значительных литературных произведений XX в., написанное Джеймсом Джойсом, носит название «Улисс» – это римский вариант написания имени Одиссея. Параллельно было создано бесчисленное множество стихотворений, посвященных Одиссею-Улиссу. В таких случаях ход литературного процесса определяется интертекстуальностью.
В последующий период появились такие литературные направления, как классицизм (и параллельно развивавшееся барокко), в русле классицизма – литература Просвещения, затем сентиментализм, романтизм, реализм, модернизм, постмодернизм и, наконец, современное направление – метамодернизм. Каждое направление, или метод, или большой стиль порождало свои эстетические установки, своего героя, свои мотивы, хронотопы и др. Главное – за каждым стоит мировоззрение эпохи. Но мировоззрение не остается одним и тем же, понимание человеком своего места в мире меняется, а значит, меняются и способы его передачи. В 1893 г. Брюсов писал в дневнике: «Что если бы я вздумал на гомеровском языке писать трактат по спектральному анализу? У меня не хватило бы слов и выражений». То же можно сказать и о словесности. Когда происходит смена направлений (то же касается и течений), художники выражают – часто в литературных манифестах – неприятие предыдущего и объясняют, почему нужна новая манера письма. Но при этом основные открытия предшественников никуда не уходят, оставаясь в области литературной формы и служа основой дальнейшего развития.
Понимать литературный процесс как планомерное заимствование тех или иных форм – наивность. Над этим смеялся еще Тынянов в статье «Литературный факт» (1924):
Строя «твердое» <…> определение литературы <…>, историки литературы должны были и явления исторической смены рассматривать как явления мирной преемственности, мирного и планомерного развертывания этой «сущности». Получалась стройная картина: «Ломоносов роди Державина, Державин роди Жуковского, Жуковский роди Пушкина, Пушкин роди Лермонтова».
Недвусмысленные отзывы Пушкина о своих мнимых предках (Державин – «чудак, который не знал русской грамоты», Ломоносов «имел вредное влияние на словесность») ускользали. Ускользало то, что Державин наследовал Ломоносову, только сместив его оду; что Пушкин наследовал большой форме XVIII века, сделав большой формой мелочь карамзинистов; что все они и могли-то наследовать своим предшественникам только потому, что смещали их стиль, смещали их жанры. Ускользало то, что каждое новое явление сменяло старое, и что каждое такое явление смены необычайно сложно по составу; что говорить о преемственности приходится только при явлениях школы, эпигонства, но не при явлениях литературной эволюции, принцип которой – борьба и смена. От них ускользали, далее, целиком такие явления, которые обладают исключительной динамичностью, значение которых в эволюции литературы громадно, но которые ведутся не на обычном, не на привычном литературном материале и потому не оставляют по себе достаточно внушительных статических «следов», конструкция которых выделяется настолько среди явлений предшествующей литературы, что в «учебник» не умещается. (Такова, например, «заумь», такова огромная область эпистолярной литературы XIX века;
