романов и вообще не нравится современная живопись. Но каждое слово Анны приводит его в восторг.
[о]: Следя за интересным разговором, Левин все время любовался ею – и красотой ее, и умом, образованностью, и вместе простотой и задушевностью. Он слушал, говорил и все время думал о ней, о ее внутренней жизни, стараясь угадать ее чувства. И, прежде так строго осуждавший ее, он теперь, по какому-то странному ходу мыслей, оправдывал ее и вместе жалел и боялся, что Вронский не вполне понимает ее.
Справедливости ради заметим, что Анна не была до конца правдива, когда беседовала с Левиным. Она несомненно соблазняла его. Это была и одновременно ее месть Вронскому, и желание доказать себе, что она еще привлекательна для других мужчин, и даже подспудное стремление испортить Кити ее счастье с Левиным.
[о]: – Передайте вашей жене, что я люблю ее, как прежде, и что если она не может простить мне мое положение, то я желаю ей никогда не прощать меня. Чтобы простить, надо пережить то, что я пережила, а от этого избави ее бог.
– Непременно, да, я передам… – краснея, говорил Левин.
Когда Левин вернется домой, беременная Кити по его глазам все поймет, и разразится грандиозный скандал.
[о]: Когда он подошел к ней, она взглянула на него и зарыдала.
– Что? что? – спрашивал он, уж зная вперед, что.
– Ты влюбился в эту гадкую женщину, она обворожила тебя. Я видела по твоим глазам… Да, да!
Совсем иначе воспринимает встречу с Левиным Анна. Оказывается, ее мысли были заняты только Вронским. Левина же она использовала для каких-то своих, не вполне ясных ей самой, целей.
[о]: Проводив гостей, Анна, не садясь, стала ходить взад и вперед по комнате. Хотя она бессознательно (как она действовала в это последнее время в отношении ко всем молодым мужчинам) целый вечер делала все возможное для того, чтобы возбудить в Левине чувство любви к себе, и хотя она знала, что она достигла этого, насколько это возможно в отношении к женатому честному человеку и в один вечер, и хотя он очень понравился ей (несмотря на резкое различие, с точки зрения мужчин, между Вронским и Левиным, она, как женщина, видела в них то самое общее, за что и Кити полюбила и Вронского и Левина), как только он вышел из комнаты, она перестала думать о нем.
Одна и одна мысль неотвязно в разных видах преследовала ее. «Если я так действую на других, на этого семейного, любящего человека, отчего же он (Вронский. – П.Б.) так холоден ко мне?..»
Толстой, как истинный реалист и глубокий психолог, нисколько не идеализирует эту ситуацию. Но все-таки сцена запоздалой встречи главных героев романа говорит сама за себя. Если Левин очаровался Анной на вершине своего семейного счастья, то что было бы, если бы они познакомились в начале романа, когда Левин был оскорблен отказом Кити? Возможно, роман развивался бы иначе? Но конечно, гадать об этом не имеет смысла.
Настоящий замок, соединяющий и скрепляющий две половины арки одного романа, находится не здесь. Почему-то Толстой оставил его в черновиках, не позволив читателю его обнаружить. Дело в том, что в изначальной версии растерзанное под колесами поезда тело Анны первым увидел не Вронский. Его увидел Левин…
[ч]: Ордынцевы жили в Москве, и Кити взялась устроить примирение света с Анной. Ее радовала эта мысль, это усилие. Она ждала Удашева (Вронского. – П.Б.), когда Ордынцев (Левин. – П.Б.) прибежал с рассказом о ее теле, найденном на рельсах.
В следующем черновом варианте Левин и Вронский встречаются возле тела Анны. И именно здесь Левин испытывает такой страх смерти, после которого не может жить, как жил прежде.
[ч]: Еще после этого, когда в Москве прошли слухи о самоубийстве Анны и Левин поехал на ту станцию и увидал ее изуродованное тело и прелестное мертвое лицо и тут же увидал шатающегося Вронского с завороченной панталоной без шапки, как его повели вон из казармы, на Левина нашло чувство ужаса за себя. «Организм разрушен, и ничего не осталось, – подумал он. – Но почему же он разрушен? Все части целы, сила никуда не перешла. Куда же она делась?» начал думать он. И вдруг, взглянув на прелестное в смерти лицо Анны, он зарыдал над своей жалкостью с своими мыслями перед этой тайной, без разрешения которой нельзя жить. И с этой минуты мысли, занимавшие его, стали еще требовательнее и поглотили его всего.
Почему Толстой убрал эту сцену из окончательной версии романа, мы можем только предполагать. Возможно, потому, что тогда связь между Анной и Левиным была бы слишком очевидна, и замок, скрепляющий две половины арки, был бы выставлен напоказ, а этого автор не хотел, доверяя интуиции читателя.
«В варианте № 198 (рук. № 103), – пишет Н.К.Гудзий, – сказано, что очень большую роль в усилении душевной тревоги у Левина сыграло самоубийство Карениной, изуродованное тело которой он видел на станции, куда он специально поехал, узнав о гибели Анны. Обо всем этом в окончательном тексте ничего не сказано».
Но Толстой еще более усложнил задачу читателя, убрав черновые размышления Анны перед тем, как она бросилась под поезд. А между тем ее мысли почти буквально предваряли размышления Левина об организме-«пузырьке», брошенном в мир, чтобы лопнуть в любой момент. Об этом, а не о Вронском (как в окончательном варианте), думает Анна по дороге на станцию.
[ч]: «Все мы брошены на свет зачем-то, чтобы мучиться и самим делать свои мучения и не в силах быть изменить их». И она перебирала всю жизнь, и все ей грубо, просто и ясно было, и, как ни мрачно все было, ясность, с которой она видела свою и всех людей жизнь, радовала ее. «Так и я, и Петр, соскакивающий с козел, и этот артельщик с бляхой, – думала она, когда уже подъехала к низкому строению Нижегородской станции. – Зачем они живут, о чем они стараются? Сами не знают».
В окончательном варианте мысли о бессмысленности жизни приходят к Анне уже в купе поезда по дороге к последней станции в ее жизни. И эти мысли тоже очень похожи на то, к чему приходит Левин, когда он, «счастливый семьянин, здоровый человек», «был несколько раз так близок к самоубийству, что спрятал шнурок, чтобы не повеситься на нем, и боялся ходить с ружьем, чтобы не
