Сколько книг по философии, сколько всяких там исследований и изысканий, сколько романов и повестей, драм и кинофильмов, трудно себе представить! И все это ради какой-то ничтожной идейки создать какой-то вымирающий примитив!? Странно все это, как ни посмотри. Но совершеннейший факт. Засомневаешься на секунду — включи телевизор. И услышишь бредовые слова о том. что «назад дороги нет», что «реформы надо довести до конца» (какого и чьего? Подумаешь — а не черный ли в этих словах юмор), что вне рынка нет будущего (опять подумаешь — для кого?) и что мы должны быть, как все в Европе. И тут подумаешь, а можно ли при наличии Сибири, тайги, кочевых северных народов, кавказских горцев с их обычаями, далеко не всегда европейскими, при наличии более сотни национальностей даже в управленческом аппарате, как и во всей стране, стать Люксембургом, Швейцарией или Францией? И опять захочется повертеть указательным пальцем у виска, слушая все эти призывы людей, вроде умных и обремененных научными степенями, «быть как все, т.е. европейцами».
И как же тут не увериться, что нами управляют доктринеры и рутинеры, фанатики-идеологи, пытающиеся свою узенькую идею одеть в одежды рационализма и позитивизма, то есть привлечь для ее осуществления законы логики и выдать ее якобы за результат трезвого анализа и детального расчета. Впрочем, что же тут удивляться, ведь марксизм тоже был «наукой» и в его достоверности нас уверяли тысячи докторов наук, профессоров и членов АН, написавших на эту тему громадное количество книг с самым что ни на есть научным аппаратом, с расчетами и всяческими табличками, диаграммами, схемами и непонятными словами.
Наука ошиблась. Это доказано. Марксизм — побоку. Теперь новая наука — «рынок», «цивилизация» и «реформы». У нас новый бред в моде...
Что мы имеем сегодня? Вывихнутое сознание, лишенное главного — своего исторического места. Отсюда этот ликующий танец пустоты и безбытности, все эти «американизмы» в системе нашей пропаганды. У нас демократия, как власть нищих духом. Но это не та нищета, за которую обещано блаженство. Нам просто нечего сказать о себе и о своем. Это романтическая пустота, забитая до отказа словоблудием о «культуре» и о «прогрессе».
Сознание люмпенов, каковым является по воле политического руководства страны (с 1917 г.) большинство из нас, не знает опоры в живых традициях за отсутствием таковых. И именно поэтому оно ищет опору для себя в сильной власти и бюрократических структурах, которые ложно отождествляет с сильным государством. Таким образом, наше сознание люмпенов творит лже-традиции и лже-ритуалы, пытаясь ими заменить историческую традицию и истинную религию Христа. Отсюда эта любовь нашей пропаганды к фашизму и сталинизму, характерная именно для безбытности и потерянности, как духовных качеств люмпенов. Политическое руководство страны творит народ по своим меркам, не имея с русским народом никакого сродства, никакой с ним духовной общности. Идет духовная агрессия меньшинства, чьи симпатии обращены к Израилю и Америке, против русского большинства, чье сознание пытается вернуться на свое историческое место. И в этом факте, думается, и есть главный смысл происходящего сегодня в нашей Отчизне.
Часть первая.
РОССИЯ НА ПЕРЕПУТЬЕ
«Масон проходит путь своей жизни по тропинке, усыпанной цветами, стремясь к удовольствиям, избегая страданий, во всем руководствуясь благими законами учения Эпикура».
Азар. Европейская мысль. Цит. по кн.:
Оссовская. Рыцарь и буржуа. М.. 1987. с. 421.
«Наиболее же могущественной и наиболее знаменитой была секта, известная под названием энциклопедистов. ...Эта секта в политических вопросах никогда не ставила высоко права народа... ей в значительной степени обязан тот род практической философии, который ввел эгоизм в систему, рассматривал человеческое общество как войну хитрости... честность — как дело вкуса или благопристойности, мир — как владение ловких мошенников».
Робеспьер М. Избр. произв. М.. 1965. т. 3. с. 133.
Глава первая.
НАЦИОНАЛЬНАЯ ТРАДИЦИЯ И МАРТИНИЗМ
В тяжелых жертвенных испытаниях русский народ доказывал свое право на существование. Киевский период Руси — наиболее светлый и радостный, легендарный и былинный, вызывает в памяти богатырскую заставу с ее тремя могучими всадниками, загородившими родную Русь от грозного неведомого врага. На формах и типах этого периода истории не раз останавливался с любовью глаз русского художника и писателя, воспитанного на эстетических принципах и типах западной жизни. Радужные весенние краски озаряют становление русской государственности. Поразительна та мысленная ширь и духовная красота, которую донесла до нас «Повесть временных лет». Преподобному летописцу святому Нестору ведомы и Памфилия и Писидия, Ливия и Нумидия, Аравия Сильная и Финикия, Пафлагония, Аркадия, и Эпир, Британия и Адриатическое море, Персия, Бактрия и Индия. Именно с той поры и пошло это знаменитое выражение: «...да не посрамим земле Руские, но ляжем костьми, мертвый бо срама не имам. Аще ли побегаем, срам имам. Не имам убежати, но станем крепко». И стали действительно крепко. Маленькое племя, не имея никаких природных преимуществ перед другими народами, создало мировую державу. И это факт в первую очередь не военной истории русского народа, вынужденного вести бесконечные войны со степными хищниками его восточных рубежей и с закованными в броню западными любителями просвещать мечом и освещать огнем горящих сел и деревень. В первую голову это факт духовной мощи народа, нашедшего абсолютно правильный тон своего выражения во всех сферах своего земного бытия — государственного, семейного и личного, и интеллектуального, духовного и материального своих начал. Берегши душу, жертвовали живот свой за веру и свое христианское отечество. Высшую правду выразили для русского народа первые его святые, страстотерпцы Борис и Глеб. Ведя бесконечные войны, люди не ожесточились. Тихой любовью и умилением веет от этих русских князей, отроков, не пожелавших пролития братской крови и отдавших жизнь временную ради вечной и нетленной. Не пустые разговоры и необязательные рассуждения искушенных в словесной эквилибристике философов о братстве и совести, а любовь, деятельная и молчаливая, жертвенная и созидательная, нисходит на нас от образов этих юных князей.
Но пришла беда, пришел Батый, и кровавые мрачные краски легли на Русь.
Смирение — величайшая добродетель, свойственная русскому народу по преимуществу, «преданность бо есть она воле Божией», проявилась в эту страшную годину во всей своей силе, и мудрые летописцы заключают обыкновенно свои скорбные писания такими словами: «ее же бысть за грехи наша... Господь силу у нас отья, а недоумение, и страх, и трепет вложи в нас за грехи наша». По слову историка, «могла угаснуть и последняя искра жизни; к счастию, не угасла: имя, бытие сохранилось; открылся только новый порядок вещей, горестный для человечества, особенно при первом взоре...». Два века суровой борьбы за выживание и духовного и физического. Будучи порабощен военной силой, русский человек ни на минуту не сомневался в своем превосходстве в области духовной над завоевателем. За его спиной уже была святая София киевская, а победа врага мыслилась как попущение Божие за маловерие и отступление от заповедей Христа Спасителя. Мощный голос духовных наставников народа, его пастырей, таких, как Серапион, епископ владимирский, в самую тяжкую годину испытаний призвал народ к духовной чистоте; «Большую печаль в сердце своем ношу из-за вас, дети мои, — пишет преподобный святитель Серапион своей пастве, — потому что нисколько, вижу, не отвратились вы от дел непотребных. (...) Если кто из вас разбойник — разбоя не бросит, если крадет — воровства не оставит, если другого кого ненавидит — враждует без устали...» И для чего эта неправда творится, ведь «несчастный и не думает, что как родится нагим — так и отходит, ничего не имея, кроме проклятия вечного...». И вот результат: «Страшно, дети, подпасть под божий гнев. Почему не думаем, что постигнет нас, в такой жизни пребывающих? Чего не навлекли на себя? Какой казни от Бога не восприняли? Не пленена ли земля наша? Не покорены ли города наши? Давно ли пали отцы и братья наши трупьем на землю? (...) Вот уже к сорока годам приближаются страдания и мучения, и дани тяжкие на нас непрестанны, голод, мор на скот наш. Кто же нас до этого довел? Наше безверье и наши грехи, наше непослушанье, нераскаянность наша!» Не к оружию и отмщению призывает владыка, что, кажется, было бы естественно, но на самом деле гибельно и для души, оскверненной грехом, и для тела, ставшего бы в таком случае владычицей омертвевшей души.
