еретиков и неверных, а не нас с вами. Нам он оставляет лазейку, позволяющую спастись и попасть в царствие небесное и на возрожденную землю. Наше избавление обычно появляется в образе спасителя, посланного, чтобы провести верующих сквозь конец света. Иудеи по-прежнему ждут прихода своего Мессии, а христиане, отделившиеся от этой древней веры две тысячи лет назад, верят, что Спаситель уже посещал землю и вернется вновь. В V веке н. э. в Китае неизвестный проповедник даосизма написал книгу «Священное писание божественных заклинаний». Она обещает приход мессии, который будет повелевать правоверными и уничтожит всех остальных. В этой книге конец света изображается как битва между богами (они называются «чиновниками небесной бюрократии», а противостоят им «демоны-короли») — это метафизическая война между порядком и хаосом, которая приведет к обновлению нашего земного мира [25]. Автор призывает людей следовать дао («пути»), чтобы вести высоконравственную жизнь, подчиняясь правильным авторитетам и демонстрируя «деятельное послушание». Он обещает последователям и помощь небесных «призрачных воинов». Книга была настолько популярна, что два века спустя люди поверили, что Ли Хун, принц династии Тан, является мессией. Его мать испугалась, что он может использовать свою славу для захвата власти, и приказала его отравить.
Не в каждой из таких историй находится лазейка для спасения праведников. Скандинавские эсхатологические мифы рассказывают о том, что перед лицом грядущей катастрофы боги и люди оказываются в равном положении и ни тем ни другим не удастся спастись. Это тоже своего рода потоп, но ледяной. Согласно легенде, верховный скандинавский бог Один знает, что однажды Вселенная перестанет существовать. Он готовится к этой ужасной участи и созывает армию эйнхериев — лучших, геройски погибших воинов, души которых валькирии переносят в чертоги Валгаллы и устраивают для них пир. Один хочет, чтобы они всегда были рядом — готовые к битве, когда наступит время конца и на них нападут великаны, чудовища и огромный небесный волк Фенрир. В этот день он с воинами даст отпор — и не одержит победу, но это неважно. Один прекрасно знает, что они проиграют: Тор погибнет от яда змея Мидгарда, жену Одина Фригг убьет огненный великан Сурт, а сам он погибнет в схватке с Фенриром. Солнце померкнет, звезды исчезнут, земля уйдет под воду, а небеса сгорят в огне. Люди в страхе будут пытаться спастись бегством, но, куда бы они ни отправились, они обречены. Однако неважно, что мы проиграем, важно, как именно мы проиграем — и то, что мы будем сражаться до последнего. В скандинавской культуре считается позорным жаловаться на страдания и невзгоды. Они неминуемы. Поэтому важно не то, что нам их не избежать, а то, насколько мужественно мы их встречаем — и в жизни, и на пороге смерти.
Удивительное совпадение, но этот отчет о неизбежной смерти Вселенной едва не оказался утраченным. Истории, придуманные древними скандинавами и передававшиеся из уст в уста, почти исчезли к началу эпохи Возрождения — например, в пьесах Шекспира о них нет ни единого упоминания. Однако позже, в 1662 году, епископ по имени Бриньольфур Свейнссон обнаружил в фермерском доме в Исландии манускрипт на древнескандинавском языке. Если бы эта кучка записей сгорела, была съедена мышами или погибла бы другим путем, мы бы практически ничего не узнали о древних мифах викингов. Поскольку в те времена Исландия входила в состав Дании, Бриньольфур передал манускрипт в Королевскую библиотеку в Копенгагене, где он тихо пылился на протяжении нескольких столетий. И только в XIX веке благодаря случайной находке этого древнего исландского манускрипта у человечества вновь появился интерес к скандинавской мифологии. До того момента, по словам Тома Шиппи [26], эта традиция была мертвой, хотя он и отмечает, что «в наше время все изменилось, теперь одноглазые Одины, хитроумные Локи и вооруженные молотом Торы стали расхожими персонажами фэнтези и комиксов».
Почему же эти истории вышли за пределы кабинетов ученых и кружков любителей древностей? Одна из разгадок их популярности заключается, несомненно, в том, что они написаны в стиле, который всегда считался присущим англосаксам и скандинавам, и что они беспросветно мрачные, но в чем-то и жизнеутверждающие. Самое поразительное в скандинавской мифологии — ее глубочайшая безысходность [27].
Эта фундаментальная обреченность — очень важный аспект, поскольку именно он таит в себе корни жизнелюбия. Все мы, скорее всего, согласимся с тем, что, когда надвигается беда, отчаяние — это деструктивная и непродуктивная реакция. Гораздо больше споров вызывает мнение, что надежда немногим лучше, ведь именно она вызывает тревогу и напряжение, наполняющие человека ужасом неуверенности. Намного разумнее и с психологической, и с практической точки зрения встречать надвигающиеся несчастья с жизнеутверждающей обреченностью. В конце концов, все мы обречены. Все мы умрем. Без исключения. И отрицать этот факт — лишь терять свое достоинство. Единственное, что действительно имеет значение, — способность мужественно встретить неотвратимую судьбу.
Но есть еще одна, последняя загвоздка: после того как все потеряно, жизнь начнется сначала. Первая часть «Младшей Эдды» Снорри Стурлусона под названием «Видение Гюльви» подробно рассказывает о Рагнарёке, а также о событиях после гибели солнца, опустошения мира, затопления суши морем и раскола небес. «Что же будет потом, когда сгорят небеса, земля и целый мир и погибнут все боги, эйнхерии и весь род людской?» Дочь солнца займет место матери, мир снова вернется к жизни, и появятся двое людей, которых боги спрятали во время Рагнарёка, — скандинавские Адам и Ева по имени Лив и Ливтрасир. «Утренняя роса служит им едою, — рассказывает нам „Видение Гюльви“. — И от них-то пойдет столь великое потомство, что заселит оно весь мир» [28].
Итак, конец вовсе не оказывается концом: Рагнарёк губит Вселенную, но она возрождается. Что ж, люди по-прежнему не могут заставить себя смириться с полным отсутствием жизни. Что-то должно продолжаться, что-то должно существовать. Так мы оказываемся в замкнутом круге: представляем себе конец истории, но боимся по-настоящему завершить ее раз и навсегда. И это парадоксальным образом оказывается одним из самых устойчивых мотивов всех сюжетов о конце света. Миру приходит конец. Но не навсегда.
Коренная народность Северной Америки хопи, потомки которой живут в резервации хопи в Аризоне, и поныне верят, что наш мир — четвертый по счету, созданный солнечным духом Тава. В первом дела сначала шли благополучно, но затем люди перестали следовать законам Тава, опустились до насилия и неразборчивости в сексуальных связях, и потому дух покончил с этим миром и сотворил новый. Еще одно божество народа хопи — Женщина-паук — пожалела нескольких людей, что жили праведной жизнью, но оказались заложниками первого мира. Она построила мост из гигантского стебля тростника, по которому беглецы перебрались
