Теперь вопрос. Если ее заклеймили как людоедку, почему она не напала на управляющего, который со своими гостями подошел к моим львам пешком? Почему мои львы, хотя нередко видели на дорогах Тули людей, двигавшихся пешком или на велосипедах, никогда прежде ни на кого не нападали? Люди, встречавшие моих львов, утверждали обратное: они были вовсе не агрессивны и старались просто скрыться в кустах. Вспомните также случай, когда группа взрослых и детей, выйдя из машины, подошла к заваленной львами антилопе – они и тогда не напали, хотя были рядом!
Я подчеркнул, что, по моему мнению, Фьюрейя и детеныши инстинктивно отреагировали на жест Исаака, показавшийся им угрожающим. Исаака нет в живых. Нет в живых и моих львов. Произошла великая трагедия, которой, я думаю, можно было избежать.
Продолжая размышлять, почему предполагаемое нападение могло иметь место, я провел краткий анализ конфликтов между человеком и животным, случившихся в двух лагерях, и направил свои изыскания директору Департамента охраны дикой природы и национальных парков Найджелу Хантеру, который в последнее время испытывал сильное давление со стороны Ассоциации землевладельцев, требовавшей удалить Рафики из региона или застрелить ее. В этом кратком обзоре я подчеркнул, что упоминаемые мной лагеря не обнесены оградами, а между тем водоносная скважина, притягивающая дичь, а за ней и хищников, находится в непосредственной близости от одного из них. Туалеты и умывальники там отсутствуют, почему работники вынуждены ходить по кустам, и это при том, что львы регулярно наведываются в один из лагерей. Я открыл также, что недавно крупный самец развлекался с перевернутой тачкой, брошенной возле костра, на котором готовили еду, – и это менее чем в трех метрах от жилищ работников! Следы львиного прайда обнаружились возле крохотной хижины три на три метра, где жил один из работников с женой и младенцем. Из-за боязни выходить ночью по нужде семейству пришлось раскошелиться на ночной горшок.
Кроме того, я узнал, что всего через несколько дней после гибели Исаака и моих львов один нелегальный иммигрант, пробиравшийся лунной ночью из Зимбабве в Южную Африку, был окружен прайдом Шаше. Перепуганный до смерти, он решил искать спасения в ближайшем лагере и всю дорогу отгонял львов посохом. Бедолага так ужасно кричал, что в лагере ему побоялись открыть ворота; в отчаянной попытке уйти от хищников несчастный забрался на дерево и не слезал оттуда всю ночь. Его обнаружили утром, и следы львов подтвердили его рассказ.
В своем сообщении я привел еще ряд примеров того, как из-за отсутствия оград и удобств люди постоянно подвергаются опасности столкновения с дикими зверями. Всю эту информацию я считал существенной, особенно после того, что (как предполагалось) случилось с Исааком. Я чувствовал, что мой прошлогодний призыв оградить лагеря был предупреждением. Теперь сооружение оград стало вопросом жизни или смерти.
Я надеялся, что с помощью этого документа смогу уберечь Рафики, но чем дальше, чем яснее понимал: она – только предлог, чтобы выжить меня с этих диких земель.
Глава десятая
СЛЕЗЫ СКОРБИ
В течение двух недель мы каждый день, как на работу, ездили к границе, пересекали ее и часами просиживали в сарайчике для вагончика канатной дороги, звоня и отвечая на звонки. Стоял ноябрь месяц, столбик термометра рвался ввысь, и температура в сарайчике из рифленого железа была выше сорока. Во второй половине дня мы, измученные, возвращались назад в лагерь, до которого был час с четвертью пути.
По возвращении я каждый раз с нетерпением ждал Рафики, которая обычно появлялась вечером или глубокой ночью. Но когда бы она ни появилась, прежде чем поприветствовать ее, я всякий раз присматривался к ней, стараясь угадать: осознает ли она, что сестры, дочери и племяшки больше нет на свете? Да, конечно, она осознала это и глубоко скорбит – об этой боли я напишу чуть ниже. В те дни она чаще всего уходила за северную границу своей территории в сопровождении Нелиона. Порой они затевали брачные игры у самого лагеря, и за ночь мы вдоволь наслушивались влюбленного рычания, клокочущего урчания и ворчания.
Возможно, нам бы не выдержать этих скорбных дней и последовавших за ними месяцев, если бы не поддержка наших друзей, в частности Альфеуса Марупане. Это был высокий, исполненный доброты и достоинства человек из тсванов, владелец небольшого магазинчика всякой всячины в глуши диких земель, а также управляющий лагерем на берегу реки Лимпопо.
Накануне похорон Исаака Альфеус известил нас, что желает в этот день быть с нами рядом. Мы с благодарностью приняли его предложение: хотя мы знали, что наше право и наш долг присутствовать на похоронах, никто не мог с уверенностью сказать, как отреагируют на наше появление семья и близкие друзья Исаака – вдруг проклянут? Ночь перед похоронами мы с Джулией провели у Альфеуса, чтобы ранним утром выехать в деревню, где Исаак будет предан земле.
На следующее утро, проведя час в дороге, мы достигли деревни, где жил Исаак, и припарковали машину среди множества других, стоявших перед его хижиной. Мы стали высматривать среди толпы нашего друга Питера Сенамолелу, который и прислал нам два дня назад извещение о похоронах. Питер заметил нас первым, быстро подошел и, поздоровавшись, тихо сказал мне:
– Хорошо, что приехали. Все видят, что вам нечего скрывать и что вы не таитесь от семьи Исаака.
В людях, окружавших нас, мы узнавали друзей и знакомых из окрестных селений и лагерей. Они кивали нам, здоровались. Во время похорон Альфеус не отходил от нас. Его молчаливое присутствие было бесценной поддержкой.
Когда мы подошли к группе хижин, среди которых находилось и жилище Исаака, мы увидели, как гроб грузят на пикап.
Семья, родные и близкие Исаака сели по машинам и двинулись колонной за пикапом. Мы с Джулией, Альфеус и Питер ехали в кузове другого пикапа. Процессия медленно тянулась к небольшому кладбищу на окраине деревни. Отдать последний долг покойному пришли свыше тысячи человек.
Присоединившись к толпе, мы подошли к свежевырытой могиле. Первым взял слово Джеймс Маруатона. Он сказал, что развитие страны и ее индустрии неизбежно сопровождается человеческими жертвами, и смерть Исаака – один из таких печальных случаев. Он выразил глубокое соболезнование семье погибшего и закончил словами, что после скорби жизнь опять пойдет своим чередом. Затем произнес речь вождь племени, который приходился Исааку дядей. Он сказал, среди прочего, что не во всем согласен с предыдущим оратором – смерть Исаака можно было предотвратить, и есть конкретные лица, ответственные за случившееся. Наконец встал Питер. Выступая как представитель Департамента охраны дикой природы, он сказал, что его сотрудники, узнав о происшедшем, среагировали оперативно. Да, львы были перевезены в Ботсвану с одобрения его Департамента. Да, проект возвращения львов в дикую природу получил его поддержку. Приходится сожалеть о том, что случилось несчастье. Затем Питер подошел ко мне сквозь толпу и попросил встать. Представляя собравшимся человека, который привез львов в Ботсвану, он хотел показать, что ни в коей мере не считает меня ответственным за происшедшее.
Я встал с пыльной земли и увидел, как ко мне повернулись тысячи лиц. Некоторые смотрели на меня как на старого знакомого, иные, взглянув, потупляли взор. Лишь у немногих в глазах сверкали искры гнева или возмущения. Общая реакция толпы свидетельствовала о единстве людей в этот день. Большинство не таили на меня зла; более того, я чувствовал – некоторые гораздо лучше меня знают, что же в действительности произошло той ночью.
Питер дал мне знак сесть. То, что он сказал дальше, я не забуду никогда. Питер сообщил, что моих львов застрелили, шкуры с них сняли, тела предали огню.
Все это время толпа была относительно спокойна; взрыв эмоций произошел, когда гроб с телом Исаака опустили в могилу. Когда на гроб была брошена первая горстка земли, воздух сотрясли истерические рыдания женщин – членов семьи Исаака. Затем присутствующие по очереди стали засыпать яму, и над толпой поднялся столб пыли. Казалось, той же пылью затуманено сознание. Сцена казалась нереальной, словно я скован страшным сном, от которого никак не могу пробудиться. Джулия стояла со мною рядом, поникшая и спокойная. Чуть впереди возвышался Альфеус; руки его утонули в карманах пиджака, а лицо походило на маску.
Слева от меня одиноко стояла наша с Исааком общая знакомая и плакала навзрыд, но я, оглушенный и подавленный, словно врос корнями в землю и не в состоянии был подойти и успокоить ее.
Я не мог думать ни о чем, кроме Смерти. Смерти Исаака. Смерти Джорджа. Смерти Батиана, Фьюрейи и детенышей. Я ощущал свою собственную смерть и видел, как те же самые люди, среди которых много моих друзей тсванов, собрались вокруг моей могилы – там, где похоронен Батиан. Я видел свои собственные похороны. Я наблюдал, как закапывают мою могилу, а душа моя незримо движется среди скорбящих друзей. Были ли эти видения предзнаменованием – или просто следствием шока и реакцией на случившееся?…
