Будущее слонов Тули так же неопределенно, как и во всей остальной Африке. Нет гарантий, что вновь не возобладает идея выбраковки, да и вспышки браконьерства можно ожидать в любое время. Поскольку во всех частных заповедниках Тули отсутствует штатная антибраконьерская работа (только в заповеднике Чартер основанная нами команда регулярно патрулирует большую территорию), слоны в Тули находятся под угрозой. Правда, к счастью, в заповеднике расквартирована бригада Сил обороны Ботсваны – в случае появления браконьеров она может быть усилена самолетом-разведчиком.
И наконец еще один сюжет о браконьерстве. Вот что мне рассказали о страшном случае, происшедшем всего несколько месяцев назад.
Туристы, находившиеся в лагере, почувствовали сильный запах тлена. Источник запаха оказался на некотором расстоянии от лагеря – это был огромнейший слон-самец, возможно, самый крупный во всем регионе. Он страдал от невыносимой боли. Держа хоботом ветку дерева мопана, он постоянно чесал ею свою громадную голову. Его голова гноилась от абсцесса, в ней уже кишели черви. Слона пришлось пристрелить, и при исследовании оказалось, что причиной его страданий были браконьерские пули – попавшие в голову, но не дошедшие до мозга.
Я боюсь за будущее слонов Тули. Если браконьерская охота за костью примет организованный характер, то из-за легкой досягаемости этой территории много их будет перебито, прежде чем удастся навести должный порядок.
Глава одиннадцатая
И вот настало время слез
…У Природы, чьи сладкие дожди одинаково падают на праведника и на грешника, всегда найдутся расщелины в скалах, где я смогу спрятаться, тайные долины, в тиши которых я смогу поплакать и не буду никем потревожен. Она навесит надо мною звездную ночь, чтобы я мог под покровом тьмы уйти, но не споткнуться на дороге, освещаемой луной. Она нашлет ветер, который занесет мои следы, чтобы никто не смог найти меня и причинить мне боль.
Оскар Уайльд
К маю 1991 года у нас с Джулией были все основания гордиться результатами наших усилий как в львиной программе, так и в работе по заповеднику в целом. В первые пять месяцев года финансируемая и обученная нами антибраконьерская команда обезвредила свыше 5900 ловушек и капканов, немало и самих браконьеров было арестовано и передано в руки полиции. В свою очередь, численность львов в Тули достигла новой вершины: если восемнадцать месяцев назад в Тули было всего двадцать пять львов, то к маю 1991 года, по моим оценкам, их число возросло до сорока трех, включая детенышей.
К этому времени Рафики и Фьюрейя полностью достигли независимости, были счастливы, и обе носили детенышей. Батиан, превратившийся в прекрасного златогривого принца, регулярно уматывал на север, на зимбабвийскую территорию Тули: он наконец нашел себе подругу. Возвращаясь с амурных похождений, усталый, но довольный Батиан особенно сердечно приветствовал меня, терся желто-коричневой головой и сладко ворчал от удовольствия. Глядя на царапины, оставленные его нежной подругой, я улыбался.
Сцена ухаживания у львов начинается с резкого отпора со стороны самки, которое в дальнейшем сочетается с ярко выраженным флиртом. Молодой и, возможно, особенно жаждущий любовных утех Батиан получал когтистой лапой куда больше, чем можно было бы ожидать от львицы. Но ни удары, ни царапины, наносимые возлюбленной, по-видимому, не беспокоили его.
В общем, у нас с Джулией началась блаженная пора среди дикой природы Тули. Но недолго продолжались эти денечки: черное облако, принесшее скорбь и смерть, затмило их.
Первый удар настиг нас однажды ранним утром в конце мая. Когда небо окрасилось в оранжевый цвет и солнце вот-вот должно было показаться из-за горизонта, я услышал с востока грозное рычание дерущихся львов. Сначала я подумал, что это наша троица решила пошуметь из-за добычи: пошумят и успокоятся. Тем не менее скандал продолжался, становясь все более глубоким и напряженным. В львином реве слышались ярость, отчаяние и чувство опасности. Я схватил ружье и со всех ног кинулся туда, откуда доносились зловещие звуки. До меня долетел еле слышный голос Джулии, призывавший меня быть осторожнее. Я ничего и слышать не хотел: мне страшнее всего было за львов.
Едва я достиг берега реки, протекавшей где-то в двух сотнях ярдов от лагеря, мне навстречу бросились две золотые фигуры – это были мои львицы. У обеих были окровавленные морды и набитые до отказа животы – значит, они только что отобедали. Не забуду, как я – преждевременно! – вздохнул с облегчением, когда они стали взволнованно об меня тереться. «С ними все в порядке», – подумал я тогда.
Пока львицы терлись об меня, мои мысли вернулись к Батиану. Словно угадав, о чем я думаю, Рафики и Фьюрейя закончили свои приветствия и пошли в том направлении, откуда пришли. Я в тот момент не понял, что обе сестрички ведут меня туда, где лежал их израненный брат.
Я последовал за львицами и несколько минут спустя увидел впереди себя среди низкорослых мопановых деревьев трех шакалов. Как ни странно, львицы принялись ходить кругами вокруг того места, где, как я думал, лежала их добыча. Львицы повели меня в холмы, когда с южной стороны до меня издалека донеслось ворчание двух львов. Услышав эти звуки, Фьюрейя и Рафики остановились, прислушались, а затем бросились в северном направлении. Я не стал следовать за ними. Я был уверен, что только что произошла схватка между моими львами и теми, что забрели в самую глубь их территории. В душу мою закралось подозрение, что Батиан попал в переделку и потом ушел именно туда, где я видел шакалов и где осторожно ходили кругами львицы.
Я вернулся на старое место и снова увидел ошивавшихся там шакалов. При моем появлении они дали деру. И тут я увидел льва. Он лежал на земле в тридцати метрах, с приподнятой головой, но незрячими глазами.
Я остановился, ошарашенный, думая об одном: только бы не самое худшее! Но увы, это был Батиан. Его рассудок был помутнен, а черты искажены тяжелейшим шоком и физическим увечьем. Я вошел в тень, где лежал мой лев, мой Батиан, склонил перед ним колени, нежно зовя по имени, гладя по голове, – и разрыдался! Сквозь слезы я видел, сколь чудовищны были раны. Хвост у него был откушен и валялся невдалеке на каменистой почве. От него остался только кровоточащий огрызок в восемь дюймов, весь покрытый глубокими следами зубов.
Я аккуратно откинул Батианову гриву и увидел на задней стороне шеи следы от глубоко вонзавшихся в нее клыков, оставивших месиво из оголенных рваных мышц. Его желто-коричневое тело было исполосовано длинными кровоточащими порезами, косыми ранами.
Вскоре я понял, что произошло. Мои львы, поедая добычу, были застигнуты врасплох двумя молодыми самцами. Львицы удрали, а Батиан – один против двоих – сцепился в непродолжительной, но яростной схватке. Потом он инстинктивно отступил перед превосходящими силами противника, чтобы защититься от смертоносного укуса в нижнюю часть позвоночника, который, очевидно, намеревались нанести ему нападавшие. В этой короткой схватке Батиан явил невероятное мужество, свидетельством чему был хотя бы тот факт, что он вышел из борьбы живым. Но, вступив в схватку один против двоих противников, каждый из которых был равным ему по силе, он обрек себя на тяжкие увечья.
Львы, атаковавшие Батиана, быстро вернулись на юг, откуда пришли, – возможно, их смутило мое появление, а возможно, они просто неуверенно чувствовали себя на чужой территории. Это их короткие позывные тогда донеслись до меня из долины. Против ожидаемого, они больше никогда не углублялись на территорию, освоенную моими львами, – это доказывает, что причиной инцидента явились не территориальные споры, а просто жестокость природы.
Я долго сидел около Батиана, пытаясь его успокоить и собираясь с мыслями, потом встал и помчался в лагерь. Джулия хлопотала по кухне. Сбиваясь, я поведал ей обо всем, что произошло, и слезы снова застлали мне глаза. Не забуду, как я сказал ей в отчаянии:
– Боюсь, что он умрет.
Но в самую злую из горьких минут судьба повернулась нам навстречу. Мой друг-ветеринар Эндрю Мак-Кензи оказался в это время в лагере, с которым у нас была радиосвязь. Пока Джулия вызывала Эндрю на помощь, я сунул в мешок миску и канистру с водой и со всех ног поспешил назад к Батиану. Эндрю немедленно отозвался и сообщил, что скоро будет у нас и захватит все необходимые антибиотики.
Когда я вернулся к Батиану, я попытался уговорить его попить, но безуспешно. Впрочем, его глаза выглядели не столь уж остекленевшими, и я почувствовал, что, хотя он все еще находился в шоке, он понял, что я рядом.
Потом, услышав, как к лагерю подъехала машина, я бросился туда встретить Эндрю. Когда я вкратце рассказал ему, что за раны получил Батиан, его лицо нахмурилось. Эндрю и Джулия сели в наш пикап, а я шел пешком, показывая дорогу к Батиану.
