Эта территория юга Африки была изначально богата диким зверьем, но в XIX-XX столетиях оно было почти полностью истреблено белыми охотниками и путешественниками. Урон дикой фауне был нанесен такой, что уже в 1870 году охотникам за слоновой костью приходилось двигаться с юга на север по землям Тули и углубляться на территорию нынешнего Зимбабве в поисках слонов. Стада южноафриканских слонов, в том числе и те, что были в Тули, были к этому времени полностью истреблены.
Однако теперь в Тули снова немало слонов. Преследуемые с запада и востока, стада слонов шли из самого Мозамбика искать убежища в Тули, и в тот момент, когда я пишу эти строки, их число перевалило за шестьсот.
Не все виды дикой фауны, когда-то обитавшие в Тули, живут здесь до сих пор. Исчезли черный носорог и африканский буйвол, гиеновая собака и лошадиная антилопа, ряд других копытных и, в значительной мере, крокодилы и бегемоты, о которых упоминал Сэлмон. Теперь можно не бояться спускаться к берегам Лимпопо: а кого бояться-то, кто скроется в песках?!
Последние три десятилетия оказались более радужными – землевладельцы в Тули все больше стали переориентироваться с охоты на сохранение природы. В эти годы стали более многочисленными стада уцелевших видов животных, и, слава Богу, никто из землевладельцев не строил заборов, препятствующих свободному передвижению животных. В соседней Южной Африке, где дикая фауна объявлена собственностью землевладельца, на чьей земле она живет, собственнический инстинкт заставляет воздвигать такие заборы. В Ботсване же дикая фауна находится в собственности государства, а не частных лиц, у землевладельцев нет причины ограждать свои территории.
Но продолжительное существование дикой фауны на частных землях в значительной мере зависит от отношения землевладельца. Похоже, что современные законы ограничивают доступ государства к находящейся на частных землях дичи как к "национальному богатству".
В 1970-х – начале 1980-х годов популярным природоохранным понятием на юге Африки стало "использование" дикой фауны. Это подразумевает "выбраковку" отдельных особей и "коммерческую" охоту, средства от которой направляются на природоохранные мероприятия. Понятие "использование" возникло в частных заповедниках на территории Тули в конце 1970-х годов, когда некий владелец обширных земельных угодий обратился в Департамент охраны природы Ботсваны с предложением о проведении мероприятий по "выбраковке" на его территории. Ему было отказано; он подал на Департамент в суд, но проиграл дело, понеся к тому же все издержки по его ведению.
К этому времени землевладельцы Тули разделились во мнении, какую стратегию применить к региону в целом. Споры и борения между ними привели к тому, что вопрос был вынесен на обсуждение парламента Ботсваны. После того как Национальное собрание приняло обращение к правительству с призывом приобретать фермы Тули для организации национального заповедника, была организована встреча землевладельцев Тули с правительством.
Причиной возникновения этого движения явились неудовлетворенность общественности страны положением дел с охраной дикой природы и беспокойство за ее будущее. Недостаток сотрудничества между землевладельцами и властями, отсутствие общей природоохранной стратегии делали весьма сомнительным будущее здешней дикой природы и дикой фауны. В результате правительство отняло у землевладельцев право охотиться и определило, что "выбраковка" и подобные мероприятия могут производиться не иначе как с разрешения Департамента охраны природы. Кроме того, покупка и продажа земель в Тули могла производиться теперь только с одобрения министерства, и всякая покупка земли облагалась теперь тридцатипроцентным налогом в пользу государства.
В настоящее время земли Тули по-прежнему находятся большей частью в частном владении, но землевладельцы заметно объединены природоохранными идеями. Так, в 1980-е годы в эти земли удалось возвратить жирафов. Но по-прежнему требуется активное участие землевладельцев в развитии активной природоохранной стратегии для региона в целом. Так, крайне необходимо, чтобы землевладельцы организовали антибраконьерские отряды для оперативных действий по всей территории Тули.
Теперь в некоторых частных заповедниках в Тули развивается туризм. Для туристов построены шикарные домики, гиды на вездеходных автомобилях, движущихся вне дорог, показывают туристам дикую фауну. Но, несмотря на развитие туризма, в момент, когда пишутся эти строки, для сохранения дикой фауны по-прежнему мало что делается – остается молиться и надеяться, что со временем и с усилением чувства ответственности дела изменятся в лучшую сторону.
Примерно в то же время, когда я привез сюда львов, несколько частных заповедников на востоке – как раз там, где я собирался поселить своих львов – консолидировались в более крупный заповедник с единой природоохранной стратегией. Это произошло по инициативе молодого борца за охрану природы Брюса Петти, ставшего директором всей этой большой территории, получившей название "Заповедник Чартер". Природоохранная концепция, развиваемая Брюсом, существовала еще в годы его детства, но не получила тогда применения из-за отсутствия средств. Но в конце концов она получила воплощение – что ж, каждое путешествие начинается с первого небольшого шага.
Природоохранная концепция Брюса Петти остро нуждается в воплощении на всей ботсванской территории земель Тули. Но даже если святое дело утвердится в умах большинства землевладельцев Тули, земле по-прежнему будет наноситься ущерб, а ее дикая фауна оставаться под угрозой уничтожения, если не будет должным образом налажена охрана.
Позволю себе процитировать отрывок из книги Кьюки Голманна "Мне снилась Африка", в которой рассматривается вопрос о том, как это – владеть землей:
"Так значит, я – землевладелец? – говорил я от чистого сердца. Как часто задумывался я, что же за этим кроется. – Я не чувствую себя землевладельцем. Я не могу поверить, что мы и в самом деле имеем землю в собственности. Она существовала до нас и будет существовать после того, как мы уйдем в небытие. Я верю, что мы можем только взять ее под свою заботу – как ее пожизненные попечители. Я даже не родился здесь. И я считаю своей огромной привилегией быть в ответе за кусок африканской земли".
Многих из тех, кто "владеет" землями на юге Африки, могли бы вдохновить эти слова, полные сочувствия и мудрости.
Недостаточная защищенность – общая беда частных заповедников – во многом повлияет на ход истории моей жизни в обществе львов. Я стремился к тому, чтобы дать львам возможность жить в родной дикой природе и самим добывать себе пищу, но вместе с тем мне нужна была уверенность в том, что они не станут жертвой различных угрожающих факторов, таких, как браконьерство или конфликт с владельцами домашнего скота. Тули и его фауна нуждаются в более надежной опеке, принимая во внимание то, что им нужно учитывать груз проблем, доставшихся от прошлого, и потенциальную возможность приобретения международного значения этим регионом, где обитают представители редкой дикой фауны.
Моя глубокая страсть защитить Тули зародилась еще в предыдущий период работы здесь – в 1983-1986 годах. Тогда, едва разменяв третий десяток, я работал егерем в одном из самых крупных частных заповедников. В число моих обязанностей входило наблюдение за местной популяцией львов и ее изучение. Так изучение небольшой популяции львов на местном уровне привело меня к пониманию значения льва как вида в масштабе всей Африки. Еще будучи юным егерем, я глубоко проник в жизнь львов и был шокирован и опечален, когда понял, что происходит с популяцией львов в Тули.
В результате браконьерства и ряда других факторов число львов в Тули сократилось за каких-нибудь два с половиной года почти наполовину – примерно с 60 до 29 особей. Некоторые из них были истреблены за то, что резали домашний скот в хозяйствах, расположенных по границам Тули; иных самым подлым образом сманили на южноафриканские фермы, и там они стали жертвой "спортивной охоты". Но больше всего их пало от браконьерских силков – обыкновенных проволочных лассо, смертельных для львов и для других животных. Эта форма браконьерства опасна даже для слонов – я знаю одного молодого слона, которому шесть лет назад проволокой целиком отрезало хобот, и, однако, он непонятно как выжил и живет до сих пор. Мне не раз приходилось видеть и других слонов с укороченными хоботами – все они стали жертвой браконьерских проволочных петель.
Результатом наблюдений, чувств и действий в этот период моей жизни явилась книга "Плач по львам", которую я написал в надежде привлечь внимание к проблемам львов Тули и в попытке побудить к действию во имя их более надежной защиты. Наивно веря в силу пера, я был уверен, что эту защиту им удастся обрести.