Беззаветность исканий - Лев Соломонович Айзерман

Народный университет. Педагогический факультет № 3, 1979 г. Издается ежемесячно с 1964 г.

Л. С. Айзерман

БЕЗЗАВЕТНОСТЬ ИСКАНИЙ

Издательство «Знание» Москва 1979

А36

74.261.8

Л. С. Айзерман

А36 Беззаветность исканий. М., «Знание», 1979. 96 с. (Нар. ун-т. Пед. фак., 3. Издается ежемесячно с 1964 г.)

Эта книга о юноше, обдумывающем свое житье над страницами русской классики и современной советской литературы.

Как воспринимают юные те книги, которые стали в центре творческих обсуждений последних лет, как относятся к тем нравственным проблемам и решениям, которые выносят на суд читателя писатели, что принимают в жизни — обо всем этом рассказывается в книжке, написанной учителем литературы.

60300

74.261.8

© Издательство «Знание», 1979 г.

В юбилейный — толстовский — год вместо традиционных обычных тем я предложил девятиклассникам для классного сочинения тему «Война и мир» сто десять лет спустя».

Вот три девятиклассницы пишут о Наташе Ростовой:

«Мне очень близка Наташа Ростова. Ее милый образ западает в душу. Наташа — воплощение красоты, обаяния, мягкости, доброты и великодушия, нежности, хотя ей не откажешь и в мальчишеской удали. Но для меня самое главное в ней — это искренность и душевная простота. В жизни так много ложного, фальшивого, нарочитого, именно Наташ подчас нам не хватает».

«Восторженная, впечатлительная Наташа не только не вызывает жалости, а даже раздражает меня. Люди, у которых эмоции, страсть, порывы перекрывают ум, всегда менее привлекательны для меня, чем люди, у которых эмоции и ум дополняют, не могут существовать друг без друга».

«Наташу, которую рисует Толстой в эпилоге, я не признаю. Выйдя замуж за Пьера, она опустилась, перестала следить за собой. По-моему, женщина всегда должна оставаться женщиной, у нее не должно пропадать желание нравиться, быть красивой... А графиня Ростова до замужества для меня — олицетворение молодости, непосредственности. Как она умеет удивленно широко раскрытыми глазами смотреть на окружающий мир, видеть прекрасное в нем! Она так искренне любуется звездной ночью, что пробуждает к жизни князя Андрея. Наташе не свойственна фальшь в отношениях между людьми. А разве эта искренность, непосредственность, отсутствие фальши, умение радоваться жизни не волнует людей нашего времени?»

Во всех трех сочинениях речь идет об одной и той же Наташе Ростовой. Но это три в чем-то разные Наташи.

А вот несколько сочинений, авторы которых размышляют об Андрее Болконском. Но как по-разному он увиден, понят, прочувствован, воспринят.

«Я безумно полюбила Андрея Болконского, наверное, потому, что в нем всегда было много нерешенного, не было спокойствия, а был вечный поиск, искание своего «я». Меня очень волновал вопрос, обретет ли счастье и найдет ли смысл жизни Андрей Болконский. Толстой не дает однозначного ответа на этот вопрос. Но меня охватило непонятное радостное чувство, когда я прочитала эти слова, которые мне так хотелось услышать от князя Андрея: «Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух». Не о вечном небе думает в решительную минуту своей жизни князь Андрей, а о земле, о полыни, о струйке дыма. Князь Андрей, стремящийся всю жизнь к чему-то неземному и высокому, понял, что счастье всех — на земле. Но не повторит ли в будущем Николенька Болконский своего отца, не захочет ли своего Тулона, Аркольского моста? Ведь об этом говорит его сон: «Я сделаю лучше. Все узнают, все полюбят, все восхитятся мною». А если сравнить эти слова со словами Болконского-старшего: «Хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими». Не одно ли это и то же? В эпилоге вновь возрождается то, что ушло со страниц романа со смертью князя Андрея».

«Потрясло меня небо над Аустерлицем. Серое, с тихо ползущими темными облаками. В нем есть какая-то спокойная уверенность, чуть-чуть надменность, величавость. Такое небо удивительно, это невозможно передать, это надо увидеть и почувствовать. В нем есть какая-то недосягаемость, что-то высокое и чистое, к чему надо стремиться. Я теперь очень часто, когда иду в школу, смотрю на мчащиеся потоки машин, на толпы людей, в какой-то странной возбужденности спешащих по своим делам. Каждый занят сам собой. Все бегут, спешат, боятся опоздать. И над всей этой суетой — аустерлицкое небо. Спокойное, медленное небо. В нем есть что-то, что нам не дано».

«Я не могу принять Андрея Болконского с его страданиями и нравственными мучениями. Они кажутся мне надуманными и нежизненными. В наш век вряд ли найдется человек, который, взглянув на небо, скажет, что вся эта жизнь — «суета сует», не так надо жить, а по-другому. Думаю, что современный человек, посмотрев на чистое, безоблачное небо, на зеленеющий дуб, на девочку, весело смеющуюся, не пересмотрит взгляды на жизнь. Я не могу принять того, что Наташа, взглянув в окно и увидев прекрасный вечер, затаила дыхание и долго не хотела уходить. Конечно, все это прекрасно, но это мне чуждо. Я, например, не буду сидеть на подоконнике и говорить своему брату о красоте вечера и т. д. Я думаю, что даже влюбленные лет через десять не будут говорить, что закат красивый, воздух мягкий, а будут говорить, что ветер умеренный, температура ниже нуля, давление ртутного столба 750 мм. Вот что более соответствует нашему времени».

«Когда я прочел «Войну и мир», одно я чувствовал совершенно четко: есть что-то невероятно близкое мне в стремлениях, переживаниях, исканиях героев. Особенно одного — Андрея Болконского. Этот герой мне близок всем. Я вместе с ним мечтал о Тулоне, вместе с ним прозрел на Аустерлицком поле, полюбил Наташу и порвал с ней, я переживал, глядя на прощение князем Андреем Наташи, и был неимоверно удивлен смерти Андрея Болконского. В каждом поступке Андрея Болконского я видел себя. Но... ближе всего мне был князь Андрей в его худших поступках. Да, я