В тот раз котёнок благополучно вернулся домой, да его особо и не хватились.
А дальше жизнь текла своим чередом. Котёнок рос, стал большим роскошного вида пушистым котом с барскими замашками. Его устраивало абсолютно всё – большая квартира, добрые хозяева. Редко досаждал Ванька, которому не давали покоя пушистый хвост и длинные усы, но Кот прощал ему все шалости. Одного только не мог допустить Кот – вечных Ванькиных попыток постричь роскошные усы, отпор был мгновенным и беспощадным, после чего Ванька долго тёр царапины. Родители были на стороне Кота.
Он и думать забыл о своём детском приключении. Иногда только было скучновато, хотелось чего-то нового, но он отгонял прочь эти мысли. Ему стало казаться, что это был просто детский сон. Знал бы он, как ошибается…
Глава 3. Ссора и неожиданное примирение
«Пора бы поесть», – подумал Кот, но, подойдя к миске, ничего в ней не обнаружил. Просить Кот не умел, а мяуканье считал ниже своего достоинства.
Он укоризненно взглянул на родителей и вдруг вспомнил, что они не разговаривают друг с другом уже несколько дней и им совершенно безразлично, ел Кот или нет. Тогда он решил, что нужно как-то привлечь внимание, а то голод давал знать о себе всё настойчивее. Он сел и стал пристально смотреть маме в глаза.
Мария Петровна поняла, что в ссоре они забыли купить Коту поесть, и положила в миску овсяной кашки, оставшейся после Ваньки.
Большего унижения Кот не испытывал никогда! С трудом проглотив это месиво, он с оскорблённым видом удалился.
Кот очень страдал от отсутствия внимания. Всем было не до него. Никто его не гладил, не расчёсывал, не тискал и не покушался на его усы. Ванька ходил грустный, потерянный и никак не мог придумать, как помирить родителей. Все его попытки ни к чему не приводили, родители его не слушали и отмахивались от него. Иногда даже выгоняли из комнаты. Дома было очень грустно.
Когда в следующий раз всё повторилось, включая вчерашнюю овсяную кашу в миске, ноги сами привели его к разбитому окну в кладовке у края «колодца». Зажмурившись, Кот ринулся вниз.
На сей раз приземление было более болезненным, чем в детстве. Мало того, что Кот ударился о землю, так ещё в ту же секунду увидел над собой копыто лошади, от которого чудом увернулся, чуть не попав под колесо телеги. Вывернувшись из-под колеса, он оказался в луже гнилых смрадных помоев, в которых лежал человек в лохмотьях.
Рядом стояла огромная грязная собака с пеной на морде и жутким оскалом, которая тут же бросилась на Кота. Всё было настолько неправдоподобно и ужасно, что у Кота помутнело в голове. Он выбрался из лужи с помоями, грязный, весь в рыбьей чешуе, испуганный, и изо всех кошачьих сил бросился удирать, слыша за спиной клацанье зубов страшной собаки. Пересекая невероятно огромную грязную площадь, он увидел, что из открытого окна спущены какие-то тряпки, по которым он стремглав взлетел в дом. Собака осталась лаять под окнами. А Кот, упав на каменный пол, впал в забытьё.
В действительность его вернули давно забытые ощущения из раннего детства: его гладили люди, от которых исходили необыкновенные тепло и свет. Он, как и несколько лет назад, просто купался в потоках любви. В одно мгновенье Кот вспомнил всё и с ужасом оглядел себя. Но он был чистый, шерсть лоснилась, и никаких следов помоев на ней не было.
Людей он не помнил, но доброта и любовь, идущая от всех и каждого, были те же. Как и в детстве, Кот в наслаждении закрыл глаза, желая, чтобы эта минута продолжалась вечно.
– Ну, здравствуй, ученик. Ты забыл, наверное, наши наставления? – спросил старец.
Тут только Кот вспомнил, что приходить туда можно только в крайних случаях, которые необходимы как воздух.
«Так вот откуда все эти ужасы: жёсткое приземление, грязь, вонь, страшная собака, – дошло до Кота. – Значит, я не очень сюда хотел! А почему тогда я сюда попал? И что мне делать? Как помирить родителей? Как помочь Ваньке?»
Кот, вспомнив, что умеет разговаривать, стал задавать кучу вопросов, чем вызвал улыбки собравшихся.
– Пока, к сожалению, мы не можем ответить на твои вопросы. Ты не поймёшь ответов, а если и поймёшь, то не сможешь рассказать людям. Говорить ты можешь только здесь, а у себя ты можешь мяукать. Но и мяукать можно по-разному, – заметил самый старый из всех.
– Ну, всё, иди домой. Я надеюсь, ты помнишь, как это сделать. А дома попробуй сам найти выход из ситуации, – сказал старец.
Кот зажмурился, представил дом, и… открыл глаза у себя в любимой корзинке. Не поленившись, он пошёл в комнату к родителям, которые сидели по углам и по-прежнему не разговаривали.
И тут Кота осенило, что нужно начать мяукать. Он открыл рот и стал орать: «Ай-йай-йай, мяй, ой-йой-йой, маууу, аууу». Он вложил в эту «арию» всю свою исстрадавшуюся кошачью душу, глаза его выражали тоску оттого, что его не могут понять.
Родители всполошились, забыв о ссоре.
– Мы его давно не кормили, может, он хочет есть? – спросила мама и наполнила миску его любимой едой.
Однако это не произвело на Кота никакого впечатления. Он продолжал настойчиво орать.
– Мистика какая-то, но мне почему-то кажется, что он хочет, чтобы мы помирились, – предположил папа.
Кот не поверил своему счастью и умолк. Цель была достигнута. Его поняли! С видом победителя, горделиво подняв хвост, он торжественно прошествовал мимо удивлённых родителей и молча покинул комнату, оставив их наедине завершать процесс примирения.
Семья, в которой вырос Ванька, была не совсем обычной. Всю свою жизнь Ваня слышал разные медицинские слова, потому что родители были педиатрами, до невозможности любившими лечить детей. Когда Ванька был маленьким, в квартире жили дедушка и бабушка, но потом их не стало. Дедушка и бабушка тоже были детскими врачами.
Из раннего детства Ванька чаще всего вспоминал семейные обеды, разговоры за столом про разные болячки, которых он боялся и про которые он не особо слушал, и, конечно, споры по любому поводу. Самым страшным, но любопытным занятием в детстве было рассматривание картинок в жутких родительских медицинских книгах – были они страшнее любых ужастиков. Когда Ванька подрос, он уже не так боялся родительских разговоров про больных детей, и даже книги не казались такими страшными. Впрочем, относился он к ним всё равно с опаской, как и к маме со шприцом или горчичником в руке.
Ванька рос любознательным, в год стал говорить, в три – сам научился читать, таская к деду кубики и составляя из них слова. В четыре года он знал столицы всех государств и телефоны всех родительских друзей, повторяя их в прямом и обратном порядке.
Родителей Ванька очень любил, но папу боялся, как огня. Папа был очень строг в воспитании, всегда знал, что правильно, а что нет, и если что-то не соответствовало его представлениям о хорошем поведении, мог и поддать по первому подвернувшемуся месту. Поэтому Ванька старался по возможности держаться от папы на безопасном расстоянии.
То ли от страха, то ли по другим причинам, появилось у Вани заикание, что вызывало немалые переживания у родителей. Они, конечно же, пытались лечить недуг, но ни таблетки, ни уколы не помогали. Впрочем, самому Ване заикание не очень докучало, он его не замечал, и родители успокоились.
Кота Ванька нашёл на даче ещё совсем маленьким, его бросила мать – пушистая красавица кошка, и тот пищал, завалившись за сарай. Ванька принёс его домой, искупал, и после помывки этот пушистый комочек превратился в тощее мокрое существо с пушистой головой (голову не мыли), и с тех пор друзья не разлучались. Родителям иногда казалось, что Ваня с Котом – одно целое. Кот следовал за Ванькой всюду на даче, но в мальчишеских шалостях, происходивших за её пределами, Кот предпочитал не участвовать, тем более что в деревне было много собак, а по деревьям лазать он, в отличие от Вани, не любил. С возрастом Кот обленился, на даче чаще сидел дома, а уж в квартире и вовсе не вылезал из своей корзины за редким исключением – поесть или пообщаться.
Учиться Ванька любил, но с одним условием. Он учился только тому, что ему было интересно. В школу ходил без удовольствия, но и без принуждения, оценки были в основном хорошие, но без двоек и троек не обходилось. Математику он не понимал и не принимал, поэтому имел заслуженные двойки и тройки; русский и английский очень любил и, соответственно, получал одни пятёрки. Учился, как и большинство, чтобы папа не ругал и мама не расстраивалась. Правда, приходилось иногда врать и изворачиваться по тем же причинам. Самым страшным событием был папин крик: «Нафаня, неси дневник!» Вот тут приходилось искать быстрые способы исчезновения дневника – типа забыл в школе, у учительницы на проверке, случайно положил в чужой портфель и т. д. Когда дневник «всплывал на поверхность», там часто оказывалось больше двоек, чем хотелось бы, множество замечаний учительницы, незаполненные страницы… Папа начинал кричать, Ванька – плакать, на шум прибегала заступница-мама. Ванька под шумок тихо удирал, а папа с мамой оставались кричать друг на друга, кто портит ребёнка и кто портит ребёнку нервы.
