мог отбиться. Оказалось, у второго мальчишки, очень тихого товарища, которого я знал лишь по имени, даже были общие уроки со мной. Той ночью он умер от черепно-мозговой травмы, полученной в драке.
И хотя мне еще не раз предстояло быть свидетелем юношеской жестокости, той ночью я понял, насколько на самом деле уязвим. Даже не осознав до конца своих чувств, я попросил родителей на следующий год перевести меня в другую школу. Я невольно представил, как поступил бы, окажись я на месте любого из этих мальчиков, — и понял, что совершенно не желаю оказаться в подобном положении.
Дальнейшие годы жизни стерли из моей памяти воспоминания о жестокой юности, в которой все жили по правилу «человек человеку волк». В новой школе трагедии происходили реже, однако среди юношей все равно витал дух авантюризма. Я был свидетелем множества драк, а порой и меня самого пытались втянуть в схватку. Все это скрылось в глубине моей памяти, когда я вырос и решил, что полезным будет отстраниться от воспоминаний юности. Но совсем как безрассудные риски и нездоровые решения определяют отношение мальчика к собственному организму в будущем, так и пережитый опыт насилия играет ключевую роль в отношениях мальчика со сверстниками.
На мальчика определяющим образом влияет как положение жертвы, так и положение обидчика. Согласно национальному опросу 2011 года, проведенному группой ученых из Университета штата Нью-Гемпшир с целью оценить склонность детей к жестокому поведению, к семнадцати годам 70 % подростков хотя бы раз подвергаются насилию, обычно со стороны других молодых людей. Более 60 % опрошенных хотя бы раз становились жертвой за последний год. Более половины признались, что подвергались насилию не единожды; 15 % пострадали шесть и более раз за год. Мальчики в общем и целом чаще подвергаются нападкам (45 % мальчиков и 37 % девочек признались, что становились жертвами насилия), а также сталкиваются с более серьезными травмами в результате. Показатели по количеству физических расправ (каждый четвертый к семнадцати годам хотя бы раз подвергался подобному) и реляционной агрессии [21] (ее жертвой к семнадцати годам становился каждый третий) среди мальчиков демонстрируют, насколько часто им приходится сталкиваться с жестоким отношением1. За последний год мальчики намного чаще участвовали в стычках, чем девочки. Согласно исследованию, проведенному некоммерческим центром «ChildTrends» в Бетесде (штат Мэриленд), 28 % мальчиков от четырнадцати до восемнадцати лет подтвердили, что хотя бы раз за последний год участвовали в драке. Показатели различны для белых и латиноамериканских (27 %), а также афроамериканских подростков (39 %). Кроме того, мальчики чаще подвергаются домашнему насилию.
Из всех убитых возрастом от десяти до двадцати четырех лет 86 % были мужского пола. Убийство — самая частая причина смерти афроамериканских подростков2. Каждый год в мире происходит 400 000 убийств, 80 % из которых — убийства представителей мужского пола, причем 97 % убийц также являются мужчинами. Гэри Бейкер, специалист по развитию детей и подростков, а также глава организации «Promundo», объяснил настолько сильную разницу в показателях среди представителей мужского и женского пола: «Чтобы превратить мальчика и мужчину в убийцу, нужно очень постараться… Мужчину почти всегда заставляет убивать страшная травма, унижение, осуждение, социальная изоляция и психологическое давление»3.
Согласно канадскому ученому и активисту Майклу Кауфману, существует три взаимообусловленных вида мужского насилия: насилие против женщин, насилие против других мужчин и насилие против самого себя. Эта триада отражает процесс адаптации мальчиков к жизни в обществе, которому свойственны унижения и постоянный контроль, — мальчик усваивает эти методы и впоследствии применяет во взаимодействии с окружающим миром, людьми и самим собой. Выучив урок, мальчики стремятся к власти, чтобы управлять другими. Кауфман уверен: мальчик и сам не замечает, как определенный набор действий становится неотъемлемой частью его жизни. Когда мальчик сдается давлению действительности, в нем растет напряжение, а поскольку он всеми силами старается подавлять эмоции, напряжение выплескивается наружу в форме насилия4. В отчете, опубликованном организацией «Promundo-US» в 2018 году, обсуждалась связь между традиционным воспитанием мужчин и уровнем насилия. Невзирая на огромные усилия и ресурсы, направляемые на предотвращение насилия, авторы отчета считают: «Что касается профилактики насильственных действий, то до сих пор общество не относилось к данному вопросу с должным вниманием»5. Желая открыть дискуссию на данную тему, исследователи выделяют основные культурные процессы, увеличивающие вероятность насильственных действий со стороны мужчин: например, ограничение эмоционального диапазона мальчиков, принятие как данности негласной иерархии среди них и ожидание традиционных проявлений мужественности. Затем в отчете представлен обзор восьми видов насилия: во-первых, чтобы показать, насколько искажены современные представления о мужчинах, а во-вторых, чтобы подчеркнуть, каким образом юношеская борьба за влияние приводит к каждому из перечисленных видов насилия. Вот эти восемь видов насилия:
• жестокость к сексуальному партнеру;
• физическое насилие, направленное на детей в семье;
• сексуальное насилие над детьми;
• травля;
• убийства и преступления с применением насилия;
• сексуальное насилие над посторонним человеком;
• самоубийство;
• конфликт/война.
Годами ранее писательница Мириам Миедзиан также изучала вопросы, связанные с культурными нормами и насилием со стороны мужчин: она провела беседы с более чем 130 экспертами в различных областях: психологами, социологами, антропологами, политологами, биологами, юристами, государственными служащими и специалистами по коммуникациям, чтобы доподлинно изучить причины жестокого поведения. Из ее изысканий следует: во всем виновны общественные представления о мужчинах. «Многие „мужские“ ценности, например стойкость, властность, черствость и желание доминировать, играют ключевую роль в криминальном и домашнем насилии»6.
В 1994 году Американская психологическая ассоциация сформировала Комиссию по вопросам насилия и молодежи, чтобы «посредством психологической экспертизы определить, какими причинами вызвано то, что молодые люди все чаще становятся жертвами, свидетелями или инициаторами межличностного насилия». Одним из самых отрезвляющих был вывод: привычка к насилию, приобретенная в детстве, в большинстве случаях сохраняется у людей и во взрослые годы. Авторы отчета пишут: «Соотношение уровня агрессии каждого индивида с уровнем агрессии его сверстников удивительным образом сохраняется с течением лет, а потому с легкостью поддается прогнозу». На самом деле, как заключили исследователи, с годами привычка проявлять агрессию лишь укореняется7.
Хотя склонность к жестокости определяется событиями, пережитыми в детстве, исследователи предполагают: игра в «войну», столь любимая мальчишками, вносит свой вклад в ситуацию. Отозвавшись на заявления школьных работников о том, что ученики теперь предпочитают более жестокие игры, Диана Левин, педагог раннего развития из Уилокского колледжа, нашла связь между распространившимся пристрастием к шуточным дракам и решением Федеральной комиссии по связи США ослабить закон о рекламе в 1984 году. В результате появился целый поток рекламы, построенной вокруг «мальчишеских» товаров, таких как линия игрушек «G.I. Joe» [22]. Продавать игрушки помогали образы,
