Дело в том, что сначала я уехала почти на год на море в Израиль лечить маму, а потом муж поехал работать в Ригу. И вот за пару месяцев до долгожданного воссоединения семьи, которое пугало и тревожило одновременно всех участников событий, я предложила мужу забрать с собой детей чуть раньше моего приезда, недели на три, а я доделаю в Москве разные дела и приеду следом. Муж на радостях согласился.
И тут стало происходить странное. Честно говоря, в моем предложении не было никакого злого умысла и второго дна, мне правда надо было доделать разные дела, и гораздо быстрее их можно было сделать в одиночестве. А муж и правда был рад, что хоть часть семьи разделит его эмигрантское одиночество. Он купил детскую двухэтажную кроватку, нашел детский сад и стал ждать. Но все вокруг реагировали очень странно – кто-то завистливо восхищался, кто-то крутил у виска, свекровь каждый день тревожно мне звонила: как же он справится. Все видели в этом действии какой-то изощренный феминистский смысл, которого я вовсе в него не вкладывала. Оказалось, что почти все думают, что оставить детей на три недели с отцом без готовой для этого инфраструктуры (няни, бабушек и привычного дома) – это что-то из ряда вон, на грани героизма и безумия.
Поскольку мне в одиночестве несколько раз приходилось таким образом куда-то приезжать и устраиваться с детьми, я не видела никакой проблемы. “А вдруг они заболеют?” – говорили мне. Ну хорошо, тогда ему придется посидеть дома. Но у него же работа? Да, проблема. А вдруг они откажутся ходить в детский сад? Проблема. А как он будет их кормить? Проблема-проблема-проблема. Но дело в том, что, во-первых, они согласятся ходить в детский сад, живя с отцом, с большей вероятностью, чем если я их буду туда водить. Во-вторых, эти же самые проблемы возникают у меня, и я тоже когда-то не умела с ними справляться.
В общем, все, конечно, пошло не так. Но трудности сближают. И когда всего через две недели я приехала к семье в Ригу, у меня уже не было ощущения, что есть я-и-муж и есть я-и-дети. Все это, конечно, сто раз еще может измениться, но на некоторое время я уже не чувствовала себя человеком “ты-не-понимаешь-как-это-было” или “тебе-конечно-все-равно-но-волнуюсь”. Наоборот, долгое время он все понимал гораздо лучше и острее меня и даже возмущался, почему я забыла отнести любимого Яшиного котика в детский сад, ведь он мне сто раз напомнил.
Более того, случилось невероятное: при переезде из кровати с решетками в двухэтажную кровать Яша перестал засыпать, и уложить его с тех пор может только папа, а я – нет.
Глава 23
Что делать с бабушкой?
У моих детей отличные бабушки. Во-первых, потому что они обе прочтут эту книжку. Во-вторых, потому что это правда.
Обе они интеллигентные женщины, имеют по шесть и больше внуков, обе еще вполне молоды, у них много дел помимо внуков, и обе живут не с нами. Обе рады иногда посидеть с детьми, когда оказываются с ними в одной стране.
Но, знаете, бывают в жизни моменты, когда дети еще маленькие и твою голову занимают разные идеи о том, как их надо растить, кормить, одевать и воспитывать, держать в строгости или, наоборот, баловать. Еще до того, как ты махнешь рукой на количество конфет, мультфильмов, на разные носки и на то, сосет ли он соску.
И вот тут главный твой бой – с бабушками. Во-первых, бабушки – единственные, кого все это иногда волнует не меньше, а то и больше тебя. Их представление обо всем, что касается твоих детей, не менее конкретно, чем твое. Отцы, как правило, беспринципны: один или два мультфильма, ложиться в девять или в десять, молоко или компот пить на ночь и вообще должен ли ребенок пить хоть иногда – какая разница? Во-вторых, бабушки – единственные, кто имеет власть. С отцом можно поспорить и договориться, в конце концов он, скорее всего, согласится или переубедит тебя, а вот с бабушками договоренности не работают.
Легче всех дедушкам, как и отцы, они в игре не участвуют. Дедушки – это вообще такие отцы, лишенные всех проблем отцовства, – сплошная радость, они не чувствуют никакой ответственности за воспитание, а выступают в роли веселой энциклопедии. Они всегда ответят на любой вопрос об устройстве мира, сыграют в шахматы, в футбол, научат кидаться едой за столом, разрешат выкинуть машинку из окна и посмотреть, что будет.
В общем, что скрывать, ни от кого стандартная молодая семья не зависит так, как от бабушек. Если у вас есть няня, если она не с проживанием, то это только частично покрывает ваши потребности. А мама при удачном стечении обстоятельств является довольно значимым советчиком в бытовых и не только вопросах. Как бы вы ни старались, вы часто выстраиваете модель своего дома со своего изначального дома. А если у вас хорошая мама, то и материнскую модель вы списываете с нее. Вам ведь хочется, чтобы ваш ребенок так уважал и любил свою мать, как вы. И вот вы эту модель сначала сталкиваете с моделью семьи отца ребенка, а потом ваш компромиссный вариант и вступает в борьбу с каждой бабушкой. И даже неудобно бывает перед собственной матерью, как ты могла предать практику отказа от антибиотиков и врачей, как будто бы предаешь свое детство.
Эта власть, которой мы наделили бабушек, делает нас уязвимыми, но от того еще более ярыми борцами за свои родительские принципы.
Начнем с простого – зачем они всегда натягивают носки до колен, а колготки до груди?
Я очень люблю мою маму, одно из нежных моих воспоминаний – как она втрясывает меня в советские хлопчатобумажные фиолетовые рифленые колготки, а мои ноги болтаются где-то внизу, пока окончательно не примут форму колготок. Это воспоминание мне дорого, но ведь необязательно передавать его моим детям.
И еще мама всегда говорила, что нельзя прокалывать уши, нельзя красить ногти маленьким девочкам и нельзя красить волосы, потому что они от этого выпадут. Что “дорогу осилит идущий”, что “через не хочу”, “взялся – ходи”, что нельзя есть конфеты после чистки зубов. Мне все это очень нравится. Что скрывать, мама воспитала меня человеком, который мне нравится. А мама моего мужа так и просто вырастила человека, которого я люблю. И они это знают. И пользуются этим. И конечно, будь у меня девочка – я бы говорила ей, что маленькие девочки не прокалывают уши, и где-то в глубине души верила бы, что у нее выпадут волосы, если она будет их красить. Но ведь это будет мой выбор.
Должны же быть какие-то правила игры. Как объяснить бабушке, что если ребенок заболел у нее дома, то все равно надо спросить у меня, можно ли закапать ему лекарства и какие? Или объяснить, что он не пьет и не ест “Агушу”, потому что я искренне считаю, что туда подсыпают наркотики? Да какая разница, пусть даже я сумасшедшая, но ведь это мои дети! Или что он сам убирает свои игрушки и не надо убирать их за него, потому что это его балует. Или, что еще сложнее, что, если он капризничает, не надо ему давать конфету, потому что у нас не принято реагировать на капризы. Или, что если ему дали пакетик конфет, то он может съесть его целиком и не надо отбирать, потому что это вредно. Что не надо смотреть телевизор и торчать при нем в компьютере, даже если это телеканал “Дождь”. Что если он отказывается есть, то не надо в него впихивать еду, потому что мы не в Советском Союзе и от голода рядом с едой еще никто не умирал. Не надо рассказывать ему про Бога или не надо рассказывать ему, что его нет. Не надо объяснять мне, что с ним что-то не так. Не надо говорить, что подруга на работе сказала, что у одной ее знакомой мальчик вот так плакал по ночам, а потом оказалось… Не надо смотреть на меня так, как будто я плохая мать, я просто хочу в кино, у меня просто очень важная встреча, мне просто нужна помощь.
А ведь, с другой стороны, когда я была маленькая, у меня тоже были бабушки. Одна из них делала мне маникюр (надо ли говорить, что это была папина мама) и объясняла, как следить за собой. Другая жила со мной на даче, делала мне бутерброд с розовым сервелатом посреди ночи, после чистки зубов, когда мне очень хотелось. Вместе мы просмотрели с ней не знаю сколько сезонов “Богатые тоже плачут”, “Дикой Розы” и “Санта-Барбары”, и я еще долго играла в Хосе-Луиса, выкатывая нижнюю губу. Бабушка была в своем праве, и мне это очень нравилось. Это была ее территория, на ее территории – ее правила. Мы вместе разгадывали сканворды и занимались всей той веселой ерундой, от которой наверняка так же трясло мою маму. Но она была так же зависима от своей мамы – ведь кто-то должен был проводить с нами лето на даче.
Для меня это был целый другой мир, совсем не такой, как дома, цельный, с принципами, правилами, философскими воззрениями на жизнь и на любой жизненный вопрос. Ведь дети очень долго живут только в одной цельной экосистеме и даже если мельком видят в доме друзей другую, то не очень понимают, как она устроена. А возможность существовать в другом мире – это хоть и страшно, но очень полезно. Во-первых, ты его сравниваешь, борешься с ним, жалуешься на него, научаешься видеть в нем плюсы (дома в кровати есть нельзя, телевизор ограничивают), минусы, научаешься спорить, отстаивать свои права (“а мама всегда мне чешет спинку перед сном!”), отстаивать больше прав, чем у тебя было раньше, расширять границы обоих миров (“а я у бабушки уже ел чипсы!”), а главное – научаешься понимать, что есть разные миры и в них действуют разные правила. И на самом деле, если бабушки с родителями не говорят друг у друга за спиной какие-нибудь ужасные гадости, не ссорятся, а просто настаивают на своих правилах и системах – то для ребенка это даже полезно (так я себя успокаиваю). А для родителей полезно проверить, насколько ребенок восприимчив к их правилам, насколько они аргументированы, может ли бабушка переманить ребенка на свою сторону в два счета, или ребенок будет стоять на соблюдении “домашних” правил.
