Дальше были эксперименты с районными педиатрами из поликлиники, с какими-то советами знакомых.
Мне даже удалось столкнуться с хваленой израильской страховой медициной – она оказалась точь-в-точь похожей на израильский анекдот о ней: “Вы плохо себя чувствуете? Никому нет до вас дела. Вы заболели? Никому нет до вас дела. Вы тяжело больны? Никому нет до вас дела. Вы смертельно больны? Никому нет до вас дела. Вы умираете? Вас спасли! Никому нет до вас дела”. Поскольку никто не умирал – то никому и не было до нас дела. Это оказалось довольно полезным опытом – там врачи не ходят на дом и даже дети с высокой температурой ездят к врачу сами, скорые платные, а в больницах платный прием, деньги возвращают только в случае госпитализации. Ну, чтобы зря люди время у врачей не отнимали, если ничего серьезного. Очереди к бесплатным врачам тут на месяц вперед. Так что если ты по-матерински запаниковала, к моменту приема у врача ты, скорее всего, успокоишься десять раз или пойдешь к платному. Ну и вообще – израильские врачи точно так же прописывают мультивитамины, про которые вроде давно выяснили, что они не усваиваются в таком виде.
Короче говоря, вся стройность моих представлений о взаимодействии с детским здоровьем рассыпалась. Не так, как у одной моей подруги, которая умудрялась лечить ребенка одновременно гомеопатией, волшебницей, антибиотиками и народными средствами, но похоже.
Я знаю, что нет ничего живее и яростнее, чем спор о том, делать ли детям прививки. Защитники обоих сторон так ненавидят друг друга, что, кажется, запретили бы друг другу вообще иметь детей, дай им волю, потому что без всяких шуток считают друг друга убийцами. Я завидую тем, кто истово придерживается любой из сторон. Я с интересом читаю горячие дискуссии фанатов грудного вскармливания до пяти лет и гомеопатии, но не имею по этому поводу никакого мнения. А есть ведь еще остеопаты. А сестра моя все время пытается убедить меня купить аромалампу, от которой дети перестают кашлять, так, как будто она сама их продает. Если во все это или хоть во что-нибудь из этого верить, то как-то же легче справляться хотя бы с собственным незнанием. Что-то происходит, и ты бежишь за белым шариком – это не лишает тебя тревоги за больного ребенка, но хотя бы приглушает страх, что ты должен что-то сделать и не знаешь, что.
Есть люди, которые спрашивают в родительских сообществах, как лечить какую-нибудь сыпь. Но это суть то же, что гуглить ответ, а это самое страшное. “Гугл” на любой запрос, как известно, выдаст, что это рак, умственная отсталость и все умирают.
Главная моя проблема в том, что теперь я никому не доверяю или не нашла еще того, кому могу доверять, а это самое худшее, что может случиться в отношениях с врачами. Потому что с врачами – как с автомеханиками: каждый следующий считает, что предыдущий все испортил, – и надо просто один раз определиться, кому из них ты веришь. А я вместо этого любую врачебную инструкцию оцениваю самостоятельно. Хотя ровным счетом ничего в этом не понимаю. Сама решаю, стоит ли начать прописанные антибиотики или нет. Брать ли выписанные капли, или пока пренебречь. Лечить ли кашель компрессом из картофельных очисток, как делала моя бабушка, или мороженым, как делают англичане. Вызывать ли сейчас врача, или обойдется. Речь идет, конечно, о более-менее обычных детских болезнях, а не о чем-то особенном, хотя, к сожалению, и в особенных случаях лучше всегда вникать.
Несмотря на то, что мои медицинские познания ограничиваются двумя медицинскими сериалами, как-то это неплохо пока работает. А другого я и не придумала.
Глава 30
Какая няня мне нужна?
У каждой матери наступает в жизни такой момент, когда она ищет няню. У некоторых он наступает часто, у меня – всего два раза в жизни.
Про первую Левину няню я знала четко, кого я ищу. Мне не хотелось няню-тетеньку, которая будет вытирать ему попу, часами катать в коляске по улице, болтая с соседскими нянями о зарплате, а дома все время держать на руках и украдкой смотреть Малахова. Я хотела молодую девушку, чтобы им с Левой было весело вдвоем. И она сразу нашлась.
Я получила ровно то, чего хотела: с 9 месяцев до 2 лет у Левы была молодая, прекрасная и абсолютно бестолковая няня. Лева ее обожал. Первый месяц она ходила по дому в шортах и лифчике, а в ответ на мой удивленный взгляд говорила: “Ой, опять забыла взять майку из дома”. Ну, чего Лева тут не видел, думала я, зато они танцуют и поют, да и фигура хорошая. Потом няня съела из холодильника какие-то деликатесы, общей стоимостью как день ее работы. Еще она все время опаздывала, а если я просила отвезти Леву к моим родителям к семи, то ее никогда там не было даже в восемь. Когда я звонила ей, она честно говорила: “Ну, он проснулся и хотел есть, ну, пока я искала варежку, он покакал, но мы уже выходим”. Однажды при ней Лева разбил трехлитровую бутылку вина и поранился. Происходило много другого. Но няня всегда сразу звонила мне и честно рассказывала, что произошло. Обычно она начинала так: “Я была в комнате, Лева был на кухне и…” – и спрашивала, что делать дальше. Я на нее сердилась, но зато абсолютно доверяла, и мне нравилось, как они проводят время: лепят, красят, рисуют – то, чего я делать не умею и не люблю. Да, после нее всегда приходилось выходить из “Вконтакте” и закрывать mail.ru, зато она читала книжки. Еще первое время она любила посидеть пару часов со мной после того, как я возвращалась с работы, и поболтать, но я научилась сразу скрываться в комнате под предлогом кормления уже появившегося Яши, и это быстро прошло. Она была непосредственна и немного обидчива. Но – еще раз! – Лева ее обожал и никогда не плакал, когда я уходила из дома. И она обожала его. И это была ровно такая няня, какую я загадала, она мне и сейчас кажется прекрасной, я бы ее снова взяла, но она выросла и отправилась искать себя.
Потом Леве стало три, и появился еще Яша, и я решила, что мне нужна няня более сознательная и чтоб еще за домом следила. Нам посоветовали женщину, которая как раз собиралась приехать в Москву искать работу няней.
Это была очень строгая, крепкая женщина 35 лет. Мне нравилась ее строгость, немного смущал неидеальный русский, но она сразу приготовила чихиртму, и муж был счастлив, а когда я звонила ей с работы спросить, как дела, говорила: “У нас все хорошо, как у тебя дела?” – так мы и начали жить. Спустя какое-то время моя подруга с восьмилетним сыном попросила узнать, нет ли у нашей няни еще какой-нибудь подруги, которая хотела бы работать няней.
Первое время я думала, что мне просто очень некомфортно, когда дома кто-то хозяйничает. И что мне некомфортно, потому что у няни все время такой уставший вид, немного мрачноватый. И что Леве тоже как-то некомфортно потому, что почти год я сидела дома, а теперь вот ухожу каждый день. Но время шло, и ни мне, ни Леве не становилось лучше. Зато каждый вечер на плите был невероятный ужин, а в шкафах были поглажены даже носки. Такого порядка дома никогда не было.
Началось все с того, что мне стала жаловаться подруга. Она стала говорить, что ее няня (подруга нашей) не справляется с ее восьмилетним сыном, что тот отказывается делать уроки, что они все время ругаются, что ей что-то не нравится, но у нее так много работы, что она не представляет, как и где опять искать другую. А потом она позвонила в слезах и рассказала историю. Днем ей на мобильный позвонил какой-то мужчина, который взял ее номер у сына, и сказал: “Я понимаю, что это не мое дело, но ваша няня чудовищно обращается с вашим ребенком. Она на него орет и тащит, он вцепился руками в забор, а она пытается оттащить его за ноги. Не знаю, что у вас за ситуация, но мне кажется, что-то не так”. Вечером этого дня сын пришел домой с красной щекой и рассказал, что в метро няня попросила какого-то мужчину ей помочь и он его ударил. Няня, стоявшая рядом, кричала: “Христом богом молю, я не виновата”. Когда няня была выгнана из дома, подруга спросила сына: почему ты мне ничего не говорил, если все было так плохо? На что он ответил: мама, ну я же видел, как тебе тяжело.
Я впала в панику. Дело в том, что как раз тогда Лева вообще не разговаривал. На следующий же день я оставила дома включенный диктофон. Я никогда не верила в видеонаблюдения и прослушку, я всегда считала, что если у тебя есть сомнения насчет няни – надо сразу избавляться от няни, а не от сомнений. Потому что если сомнения уже легли на материнское чувство вины, то лучше не станет. Я и сейчас так думаю, но тогда на этой восьмичасовой прослушке я не услышала ничего криминального. И няня осталась у нас. И даже поехала с детьми на дачу. Тут меня совсем накрыло. Муж пытался урезонить: ты просто нервничаешь, говорил он, все в порядке. И я почему-то ему верила, потому что так устроено: мать нервничает слишком, отец, наоборот, слишком спокоен, и в золотой середине и растут их дети. Пока наша няня спустя три месяца работы не попросила повысить ей зарплату, потому что она ночами стоит над Яшиной кроваткой и ей нужны деньги на лекарства от сердца. На вопрос, зачем она ночами стоит над его кроваткой, – она сказала, что она не может спать, когда ребенок в доме. В растерянности я отправилась к своей сестре, чьи дети жили вместе с няней в том же дачном поселке. И стала жаловаться, что мне вообще она не нравится, а тут еще денег больше просит, но не искать же незнакомого человека сразу жить с детьми на даче. И тут няня моей сестры вдруг сказала: “Вы знаете, это не мое дело, и я не вмешивалась, но раз у вас сомнения, я скажу, ваша няня обращается с вашими детьми не так, как вы думаете. Она их не любит”. Няня была уволена в тот же день, Лева с Яшей провели все лето с двоюродными братьями-сестрами, бабушками и нами. Но я до сих пор вспоминаю те три месяца с няней с ужасом. Как свою личную ошибку и травму. Я до сих пор не знаю, происходило ли что-нибудь криминальное, – когда Лева заговорил, он уже и не помнил о ее существовании. Няни у нас больше не было, перебивались бабушками, и бебиситтерами, и детским садом. Но ее снова придется искать, и от одной этой мысли мне становится плохо.
