Дэвид Шарфф - Сексуальные отношения. Секс и семья с точки зрения теории объектных отношений

Ознакомительная версия.

Сексуальные чувства и фантазии в отношениях между детьми и их родителями – явление нормальное и присутствующее на всех стадиях развития. Дети, находящиеся на эдипальной стадии, могут свободно выражать подобные фантазии, однако большая их часть, как правило, остается в бессознательном. Реальный же инцест представляет особый случай нарушения родительской функции безотносительно того, кто становится его участником: родные или сводные братья и сестры, взрослые родственники – дед, дядя или отец девочки. Фактический инцест между матерью и сыном – явление очень редкое. Следует также заметить, что инцест происходит чаще, чем принято было считать, особенно в бедных районах больших городов, где неспособность родителей держать себя в определенных рамках усиливается социальными условиями[89]. Работая с пациентами, пришедшими на сексуальную терапию, нередко приходится иметь дело с последствиями инцеста[90].

Инцест характеризуется разной степенью тяжести: от легкой формы – между сиблингами, средней формы – между отчимом или мачехой и ребенком, до тяжелой формы – инцеста между родителем и ребенком, что оказывает наиболее серьезное воздействие на последнего. Существует также огромная разница между символически инцестуозными событиями – например, когда ребенок регулярно спит в родительской постели или с одним из родителей, дедушкой, братом или сестрой, без сексуального взаимодействия, – и инцестом фактическим. Символический инцест может создать проблемы, однако они будут значительно менее тяжелыми, чем те последствия, которые влечет за собой фактический инцест. Символический инцест часто можно обнаружить при невротических и иных расстройствах умеренной тяжести. Не существует единого мнения и по поводу того, всегда ли даже действительный инцест между отцом и дочерью приводит к серьезной психопатологии. Я считаю, что инцест сильно повышает вероятность развития дефектной структуры Эго, а тяжесть и повторяемость этого травматического опыта с большой вероятностью приводит к серьезному дефициту[91]. По моему мнению, у всех жертв фактического инцеста разовьется пограничная структура личности, если не будет предпринято своевременного психиатрического вмешательства. Ниже для сравнения приводятся два случая, которые позволят нам продолжить обсуждение. Первый может служить примером символического инцеста в относительно легкой форме. Пациентка жаловалась только на сексуальную симптоматику, в остальном же ее брак производил впечатление достаточно надежного.

Пациентка страдала фобическим неприятием сексуального возбуждения в присутствии мужа. Она могла возбуждаться, только если он спал, а она терлась гениталиями о его бедро. Любое его действие снимало всякое возбуждение. В ходе лечения она вспомнила волнение, которое чувствовала, когда в возрасте 10–13 лет спала в одной комнате со своими старшими братьями. Она мастурбировала, слушая их глубокое ровное дыхание во сне. Сексуальное возбуждение пробудило ее внутренний инцестуозный объект, позволив ей таким образом поддерживать возбуждающую связь с братьями. Но воспоминание об этой связи было слишком угрожающим, чтобы оно могло проявиться в отношениях с мужем.

Сам по себе инцест наносит тяжелый удар по стремлению ребенка сохранять свои личные границы и целостность, и родители, допускающие такое, в особенности в течение длительного времени, как было в этом случае, проявляют крайнюю невнимательность к своим обязанностям и не могут обеспечить ребенку «основание для безопасности»[92]. Если же инцест случается фактически, а не только символически, он становится кульминацией ряда предшествующих событий, когда родители сознательно или бессознательно использовали ребенка для удовлетворения собственных потребностей[93]. В описанном относительно мягком случае имел место не единичный эпизод, а кумулятивная травма[94] – регулярное нарушение защитных барьеров ребенка. Мы видели, что мир фантазий этой женщины приобретал слишком угрожающий оттенок, слишком приближался к реальности, когда она снова и снова оказывалась в волнующей ее воображаемой ситуации присутствия братьев. Она чувствовала себя беззащитной перед насилием – отчасти из-за того, что сама же желала его в фантазиях. Нетрудно догадаться, что ее семья также не только была склонна к сексуальным провокациям, но и пренебрежительно относилась к ее личной автономии, хотя мы не располагаем достаточными данными об этом. Психическая структура этой женщины была сохранной; у нее не было пограничного расстройства, но ее сексуальная симптоматика представляла собой отщепление телесных функций в связанных с объектом ситуациях вследствие трансферентного вспоминания инцестуозного объекта.

Фактический инцест есть фундаментальное нарушение безопасности ребенка как в телесном, так и в психологическом плане, ведущее, как можно видеть в большинстве случаев, к примитивности психической организации. Примитивное расщепление Эго и диссоциация необходимы для того, чтобы разъединить либидинальный и антилибидинальный объекты, если действительный опыт включал травматический телесный опыт пенетрации или иного сексуального использования ребенка сильно заряженным объектом, сочетающим в себе возбуждающие и преследующие аспекты. Инцест представляет собой одно из наиболее тяжелых нарушений психосоматического партнерства, и последствия его всегда очень серьезны.

Фактически в ситуации, когда инцест становится возможен, ребенок беззащитен. Мы не встречаем среди наших пациентов случаев, когда ребенок сказал «нет» и это подействовало бы на родителя. Защита ребенка, даже в подростковом возрасте, – это обязанность родителей. В случае, приведенном ниже, отец напрямую нарушил право дочери на телесную неприкосновенность. Мать не только отнеслась к случившемуся равнодушно, но и обвинила дочь в том, что та не может сама о себе позаботиться, в результате чего ребенок должен был подавить свой гнев и обратить его против себя. Годы спустя нарушение психосоматического партнерства проявилось в виде стойкого сексуального расстройства, которому не придавали клинического значения до тех пор, пока оно «случайно» не совпало с другой болезнью пациентки (эндометриальные рубцы), не имеющей с ним очевидной связи.

Фрида, женщина 32-х лет (уже упоминавшаяся в главе 2), была направлена на обследование по поводу жалоб на боль в области таза и внизу живота, возникавшую во время полового акта, в остальном, как она утверждала, ее вполне удовлетворявшем. Чрезвычайно сложная гинекологическая картина, наблюдавшаяся у пациентки в течение последних нескольких лет, заставила врачей сосредоточить терапию на том, как помочь ей жить с приступами хронической боли, связанной с рубцами после операции в связи с внематочной беременностью и, возможно, последствиями использования внутриматочного противозачаточного средства. Ее вера в своего гинеколога, которого она считала великолепным врачом, сменилась страхом, что медицина не в силах ей помочь, и непонятным даже ей самой нежеланием говорить о себе, от которого она – на сознательном уровне – жаждала избавиться. Обычно, однако, ей ничего не удавалось обсудить со своим терапевтом, кроме повседневных мелочей. Иногда барьеры отступали, и она могла говорить.

Спустя несколько месяцев ситуация начала меняться. Фрида почувствовала, что ее боли могут быть иного, нефизического, происхождения, и стала связывать их с тайным страхом перед сексом, который она объяснила необходимостью постоянно опасаться сексуальных покушений со стороны своего отца. Именно отец рассказал ей о сексе и мальчиках и показал ей, как пользоваться тампонами. Время от времени он интересовался ее сексуальной жизнью или заходил в ее комнату, когда она переодевалась. Фрида не имела возможности обсудить с матерью подобные вопросы, так как та вела себя весьма беспечно, ее принципами было: «каждый сам должен заботиться о себе» и «пусть все идет, как идет». Мать постоянно критиковала ее за то, что та якобы не может сама о себе позаботиться и с ней вечно что-то случается. Например, когда Фрида в 16 лет получила водительские права, мать предвещала, что она постоянно будет попадать в аварии. Был случай, когда как раз перед отъездом матери Фрида заболела и лежала с температурой 39, и та все равно уехала, напоследок отругав дочь за такое легкомыслие. Кроме того, отец часто ездил в командировки, и мать путешествовала вместе с ним, в то время как за Фридой и ее братом присматривали сменяющие друг друга домработницы. Пациентка была убеждена, что ее родителям нет до нее никакого дела, но при этом они, особенно отец, стремились заглянуть в самые сокровенные уголки ее жизни, связанные с телесными и сексуальными переживаниями. Эта уверенность пришла к ней в возрасте 14 лет, когда она с семьей путешествовала на корабле по Карибскому морю. Один из членов экипажа попытался изнасиловать ее, и она не смогла в полной мере рассказать об этом родителям, опасаясь их любопытства и пренебрежительной реакции, которая подтвердила бы их равнодушие. Она только сказала им, что моряк приставал к ней, и ее страх подтвердился: они отругали ее за то, что она помешала им играть в бридж, и не предприняли никаких действий. На следующей неделе в комнату Фриды поселили охрипшего друга семьи, который несколько месяцев проспал в комнате с ней на соседней кровати.

Ознакомительная версия.