Ознакомительная версия.
Иммануил Кант провел прежде всего различие между «практической» любовью (к ближнему или Богу) и любовью патологической (то есть чувственным влечением). По Канту, любовь к человеку противоположного пола, «любовь к ближнему, хотя бы этот последний заслуживал мало уважения», фактически одно и то же. Это долг, моральная обязанность, и только. Гегель рассуждает, что субъект ищет в любви самоутверждение и бессмертие, а приближение к этим целям возможно только тогда, когда объект любви достоин субъекта по своей внутренней силе и возможностям и в это смысле ему равен. Тогда любовь обретает жизненную мощь, сама становится проявлением жизни: реализуя влечение, любовь стремится к овладению и господству, но тем самым приближается к возвышенному, бесконечному. Гегель проводит мысль о том, что брак призван поднять отношения между полами на уровень нравственно «сознающей себя любви». В сильной и подлинно человеческой любви партнер возвращает и усиливает свою индивидуальность именно благодаря тому, что он сам отказывался от нее, самозабвенно подчинив себя воле и чувствам другого партнера.
Дальнейшая пестрота в подходах к исследованиям, какими бы побуждениями ни руководствовались сами их авторы, способствовала интеллектуальному расщеплению и умерщвлению любви и распространению фальшивых, надуманных ее форм. Но корни этого, конечно, шли от изменений самой жизни. Конец ХIХ – начало ХХ в. характеризуется усложнением человеческой жизнедеятельности, осознанием собственной причастности к глобальным проблемам, потерей для большинства членов общества незыблемых компонентов идентичности, мобильностью рыночных экономик, подверженных массовым экономическим кризисам, всеобщим контролем над временем, становлением информационного общества, которое, в свою очередь, создает проблемы, связанные с повсеместным распространением маргинальности и анонимности. Последние полтора столетия отличаются господством пессимистических и иррациональных установок, развенчивающих человека и отбрасывающих его вспять к животному состоянию. Пришла пора ниспровержения идеалов, место любви стал занимать секс. Шопенгауэр, описывая метафизику половой любви, видит человека, охваченного любовью, слепой марионеткой, космическим началом – Мировой волей. Она использует людей как покорные орудия, средства, которых фантом любви заставляет продолжать человеческий род. Впрочем, человек в состоянии преодолеть слепоту биологического устремления, преобразовав половое чувство в сострадание, а последнее – в чувство всечеловеческого альтруизма. А согласно Ницше, любовь всегда эгоистична, альтруизм невозможен, его соучастие в любви противоестественно.
Продолжая эти мысли, отметим, что подавляющее большинство людей живет как бы «во сне», они не осознают себя как самодостаточных и самоценных бытийных феноменов, представляя собой реализующиеся программы восприятия-поведения, которые не зависят от их воли и желания. Иначе говоря, человек ХХ в. имеет стереотипные реакции в ответ на поступающие сигналы внешней среды; причем шаблонную природу имеют и мысли, и эмоции, и телодвижения. Он пропитан договором, по которому его жизнь рассматривается как непрерывное прохождение через связанные, последовательные, узаконенные обществом нормативы, каждый из которых имеет свои критерии – возрастные, физиологические, социальные. И общественное мнение постоянно давит на человека таким образом, чтобы его критерии оценки себя соответствовали общественно установленным. В итоге растут косность, механистичность существования, в которых доля разумности и индивидуальности все уменьшается.
Великий реформатор представлений о психике человека З. Фрейд возвысил физиологически-психологическую сторону любви в противовес социальной культуре, в которой он видел своего рода тюремщика и палача, сковывавшего и ломающего мощную силу сексуального влечения. К. Юнг признал, что это только одно из ряда проявлений жизненных потенций человека. Но сила сексуального влечения коренится глубоко в архетипах бессознательных структур коллективной психики. Иной была концепция любви, развитая феноменологом М. Шелером. Он выделил три основные ступени развития любви как ориентации на определенные ценности: любовь к добру, любовь к высшим творениям культуры и превыше всего – доходящая до самоотречения любовь к священному. Шелер подчеркнул, что любовь «сама есть влечение», интенция к ценностям, а потому всегда непосредственна. Против натурализации любви выступили представители экзистенциализма. Сартр рассматривает любовь как непорочное, крайне хрупкое и обманчивое чувство, чреватое изнуряющими душу конфликтами. В общих словах о его теории можно сказать следующее: слияние с другим ведет к утрате себя в нем, а это очень дорогая плата за эфемерное счастье. Проблема утраты смысла жизни, как отмечают экзистенциалисты, – одна из центральных проблем современного общества.
Ощущение серого, безрадостного существования, скука, усталость от жизни… «Наши объекты пусты, как и наши мгновения». Как замечает В. Франкл, человек лихорадочно пытается заполнить эту пустоту, делая то, что делают другие, не задумываясь о том, действительно ли ему это нужно. Судзуки называет такую позицию «философией одежд», где каждый одет только потому, что есть другие люди, и где каждый стремится выглядеть иначе, нежели он есть на самом деле. Человек без своего лица, натягивающий на себя маски социальных ролей и забывающий о том, что это всего лишь маска, стал одним из главных героев современной литературы и киноискусства. Как пишет А. Уоттс, «роль для европейца – разновидность кода». Она создает видимость стабильности, определенности, устанавливает четкие границы поведения. Э. Берн продемонстрировал и описал печальную нашу действительность, выбор большинства в пользу предписываемых (родителями, обществом) сценариев и отказ от самостоятельности, индивидуальности, поисков себя.
Современный человек не готов к реализации потенциала множественности выбора в любви, к принятию свободы. По мысли Э. Фромма, он избегает свободы, добровольно утрачивает индивидуальность, деперсонализируется, во всем ориентируясь на общепринятые шаблоны, изо всех сил стараясь стать как все. Люди воспринимают себя как взаимозаменяемые экземпляры социальной категории, а не как уникальные личности. Таким образом, по мнению Фромма, «человек платит за новую уверенность в себе отказом от целостности своего “Я”». Это оборачивается сегодня тем, что человек изменяет окружающий мир быстрее, чем себя, свое сознание, а потому не успевает вписываться в этот мир.
В этих условиях проблема эмоционального романтического аромата любви неизмеримо обостряется. Любовь для современного человека выступает как защита личного, соответствие образа «Я» его жизненному воплощению, принадлежность к над-индивидуальному целому. Человек становится «вполне человеком», когда реализует свою потребность любить и быть любимым.
Любовь есть психический феномен, формирующийся и существующий в мире человека. Однако категория любви всемерно изгоняется из процесса научного познания в силу необъективности своего статуса и становится психологическим феноменом, ускользающим от четкого означивания. Любовь, по аналогии с символами, выражает многоуровневую смысловую человеческую суть, рассчитанную на активную работу самосознания, решающего проблему субъектности и индивидуальности.
Человеку патриархальной культуры легче приспособиться к наличному порядку вещей. Традиция закрепляет не только внутренний образ, но и способы реализации жизненных представлений. Когда в человеке пробуждается собственное «Я», оно властно отделяет его от ближайшего окружения. Но при этом изоляция способна перерасти в потерянность, вызвать ощущение невыносимой тревоги. Отсюда вытекает закономерный вопрос о преодолении нашей отдельности в современном мире. Вот почему люди, создавая индивидуальный глубинный образ, ищут себе подобных. Любовь человека к природе, к религии, к семье дает индивиду ощущение уверенности. Он принадлежит к какой-то целостной структуре, является частью этой структуры, занимает в ней определенное, бесспорное место. Человек может терпеть бедствие от голода или холода, но ему приходится страдать от наихудшего – от полного одиночества и сомнений. Возможно, нынешнее стремление человека принадлежать к какому-либо сообществу, привязанность к кому-то – это естественная реакция на индивидуалистическое общество.
Люди хотят иметь твердое основание, исходящее от других, для своей позитивной оценки. Когда рушатся привычные связи, трудно оставаться самим собой. Человек перестает понимать, кто он такой. Иной оказывается для него и реальность. Она предстает непостижимой, враждебной. В российском обществе привычные связи распались, а новые еще только складываются. Массы людей находятся сейчас в состоянии растерянности. Рухнули традиционные узы, распались стойкие образы, поменялись символы.
Ознакомительная версия.
