Никакая философия жизни не может логически обосновать свои основные посылки. Общество, которое провозглашает своей главной целью максимальное потребление и лишь мимоходом заботится о судьбе будущих поколений, общество, которое не видит в культуре и науке никакой другой ценности, кроме выгоды от их вклада в потребление, — такое общество основано на презумпциях, логически неопровержимых. Такое мировоззрение — продукт отбора, который отдавал предпочтение кланово-специфическому альтруизму.
Евгеники призывают к общечеловеческому универсализму, который сознавал бы, вместе с тем, взаимосвязь нашего вида со всеми другими видами на этой планете. Евгеники решительно отвергают всякий гомоцентризм, рассматривающий наших меньших братьев всего лишь как полезный корм для нас. Но вместе с тем, евгеники считают, что мы должны быть открыты для генетических усовершенствований, для дальнейшего развития технической цивилизации и возможного контакта с живыми существами других планет.
«Наибольшее счастье для наибольшего числа людей» — вот лозунг этой этической системы. Не следует понимать ее в духе гедонистических постулатов Джереми Бентама (1748—1832), но скорее в духе Джона Стюарта Милля (1806—1873) как выход за пределы материального мира, как систему, подчиняющую себе интеллект.
В наших генах, указывают евгеники, скрыто многое, что, вероятно, было выгодным для предыдущих поколений, что некогда обеспечило человечеству победу в борьбе за жизнь. Но сейчас условия радикально изменились. Или мы будем работать в согласии и сотрудничестве с природой, или, снедаемые алчностью, откажемся от генетической реформы и погибнем.
Опасный путь? Несомненно. Вполне возможно, например, создавать людей с пониженным умственным развитием, чтобы они занимались вместо нас черной работой, — подобно тому как сейчас мы импортируем неквалифицированную рабочую силу с помощью нашей иммиграционной политики. С нашим все еще ограниченным кругозором мы легко можем переоценить нашу способность предвидеть будущее. Существует также риск чрезмерно узкого разграничения желательного от нежелательного.
Политика: манипулирование под маской демократии
Я верю в идею разделения труда. Вы избираете нас в Конгресс, мы проводим законы, которые дают вам возможность сделать деньги… и из ваших прибылей вы выделяете средства в фонды наших избирательных кампаний, чтобы мы оставались на месте и принимали больше законов, которые позволят вам делать еще больше денег.
Сенатор Бойс Пенроз, 1896
В политике важны две вещи. Первая — это деньги, а вторую я не помню…
Сенатор Марк Ханна, 1896
В 1999 году, в канун нового тысячелетия, опрос Галлопа обнаружил, что 68% американцев все еще одобряют преподавание в школах — наряду с теорией эволюции — версии Божественного возникновения мира и человека. Причем сорок процентов из этих шестидесяти восьми поддерживали исключительно библейскую версию сотворения мира, из них 47% считали, что «Бог создал людей примерно в их теперешнем виде одним актом творения около десяти тысяч лет тому назад». (В 1982 году этих последних было только 44%![55]). Говоря словами теолога Джона К. Флетчера, такие взгляды «окутывают разумное обсуждение страхом и невежеством»[56].
Генетические основы социальных и политических структур — предмет, которого две трети столетия не решались касаться самые смелые социологи и политологи. Само собой разумеется, это табу сильно мешает нам понять самих себя.
Пожалуй, никогда не существовало общества с абсолютно жесткой структурой, в котором личная одаренность не играла бы никакой роли. В Древнем Египте, в Риме, в Византийской и Оттоманской империях, вероятно, даже в государстве майя одаренный раб при случае мог продемонстрировать свои способности и достичь высокого ранга. Однако в современном обществе, с его немыслимым прежде динамизмом, всеобщее обязательное образование вкупе с тенденцией к спариванию внутри своего интеллектуального слоя создают все большее расслоение на генетические классы, да еще с наложением богатства и власти.
В условиях диктаторского режима правительство самолично декретирует права и обязанности своих подданных. Демократия предоставляет гражданам свободу выбора. Но и в самой свободной стране, если у тебя нет независимых доходов и ты не хочешь умереть с голоду, тебе придется выполнять хотя бы некоторые из тех функций, которым общество придает ценность и значение. Принуждение остается ключевым словом для обеих систем. Это не субъективная оценка, но простой жизненный факт. Разница между демократией и диктатурой заключается, главным образом, в том, каким способом власть добивается выполнения одних и тех же задач — любых, от перевозки мусора до преподавания в школе, — и тем самым получает возможность управлять функциональным социальным механизмом, позволяя власть имущим оставаться у власти.
Капитализм оказался экономически куда эффективнее концлагеря. Вообще говоря, у нас больше общего с коровами, чем с кошками, — так легко мы сбиваемся в стада. Истинная демократия невозможна, если люди не понимают свои главные проблемы. На самом деле политическая история — не что иное, как непрерывная демонстрация коварства, хитрости и лжи.
Диктатуры по своей природе нестабильны: властитель, который отказывается учитывать расклад общественных сил, будет рано или поздно свергнут. Демократии обладают значительно большей гибкостью в манипулировании волей народа.
В политическом диалоге можно выделить три уровня:
1) фальшивые вопросы, цель которых — манипулировать массами;
2) истинные (как правило, тайные) взгляды правящей элиты;
3) долговременные вопросы выживания вида, которые чаще игнорируются, чем замалчиваются, так как будущие поколения, те, для кого эти вопросы жизненно важны, не входят в число избирателей.
В 1933 году, под впечатлением от Великой депрессии 30-х годов с тоской оглядываясь назад, на «священную войну, которая должна была привести к всеобщей безопасности и демократии», бывший государственный служащий Джон Макконохи в своей книге «Кто правит Америкой?» охарактеризовал «невидимое правительство» США так:
политический контроль, осуществляемый отдельными лицами, группами или организациями в эгоистичных, подчас низменных целях, людьми, старательно избегающими ответственности, которая всегда должна сопутствовать власти. И в политике, и в бизнесе прикрытием для них служат политики-марионетки.
Ровно полвека спустя социолог Дж. Уильям Домхофф, чьи политические взгляды были куда левее взглядов Макконохи, пришел точно к таким же выводам в своей работе «Кто правит Америкой сейчас?», описывая связанный круговой порукой правящий класс, который формирует социальный и политический климат. Этот класс задает тон в экономике и правительстве с целью обеспечения своих собственных интересов.
Ни в одной сфере человеческой деятельности нет такого лютого соперничества, как в политике. Какова ее истинная природа? Всего лишь один пример: Вашингтон — родной дом американской «номенклатуры» — сообщества богатых и поднаторевших в политике деятелей. Между тем 37% жителей столицы читают не лучше школьников третьего класса, а то и хуже[58].
Такое положение вещей можно уподобить соревнованию чемпиона по спринтерскому бегу с девяностолетним стариком в инвалидном кресле. Неудивительно, что победителям в таком забеге нравится порядок, при котором можно безнаказанно делить добычу, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести.
В настоящее время один процент американских граждан владеет сорока процентами национального богатства[59]. На выборах крупные предприниматели и корпорации финансируют предвыборную кампанию, эти деньги частично используются для опроса избирателей, чтобы выяснить, что избиратели хотят услышать от кандидатов. Львиная доля пожертвований вкладывается в рекламу, где не больше логики, чем в рекламе прохладительных напитков. В итоге реклама сочетает информацию, полученную от опросов, с тем, что, по мнению пропагандистов, примут избиратели.
Положение усугубляется тем, что большинство средств массовой информации контролирует горстка людей, и никто даже не заикается о законе против трестов, который запретил бы дальнейшее слияние корпораций. Система функционирует без сучка и задоринки—в точности так, как была задумана.
Когда кандидат, потративший на предвыборную кампанию больше, чем его противник, оказывается победителем, он усердно защищает интересы тех, кто оплачивал счета. Если же результаты выборов ставятся под сомнение, кандидату нужно просто обмотать себя флагом и клеймить оппонентов. Так углубляется пропасть между элитой и широкими массами. Книга, публикуемая серьезным университетским издательством, выходит тиражом в несколько сотен экземпляров, в то время как телешоу средней популярности измеряет свою аудиторию десятками миллионов, а Голливуд обращается к миллиардам по всему свету.
