Действительно, новый биологический контроль одержал несколько чрезвычайно эффектных побед над весьма опасными хозяевами. И возможно, спас от голода значительную часть Африки.
Маниока для Африки — то же, что рис для Китая или картошка для Ирландии. Это растение около трех футов высотой с широкими зелеными листьями, не менее питательными, чем шпинат, но более вкусными. При этом если корни шпината ничего из себя не представляют, то маниока имеет мясистые клубневидные корневища, почти целиком состоящие из крахмала. Маниока достаточно вынослива, чтобы расти в очень влажных условиях, там, где другие клубни просто сгниют, поэтому для некоторых деревень во влажных районах Африки клубни маниоки — единственное, что отделяет жителей от настоящего голода. От Сенегала на западном побережье до Мозамбика на восточном от маниоки в буквальном смысле зависит жизнь 200 млн человек. А в 1973 г. началась массовая гибель маниоки по всей Африке.
На маленьких участках возле Киншасы, столицы Заира, листья на растениях маниоки начали скручиваться и сохнуть, а без фотосинтеза и клубни перестали расти. Через несколько лет в окрестностях города осталось так мало маниоки, что недельный запас на семью стоил больше среднего месячного заработка. А маниока тем временем начала гибнуть и вокруг других портовых городов атлантического побережья Африки: Браззавилля, Кабинды, Лагоса, Дакара.
Раскручивая гибнущие листья маниоки, люди обнаруживали на них россыпь мелких белых точек, которые под увеличительным стеклом оказывались тысячами бледных плоских насекомых. Никто в Африке прежде таких не видел; более того, таких насекомых прежде не видели нигде в мире. Это червец маниоковый — один из многочисленных растительноядных паразитов, настроенных на узкий спектр видов растений-хозяев. Это насекомое вонзает свой хоботок в лист маниоки, закрепляясь на листе таким образом. Оно высасывает из листа сок и одновременно вводит в ранку яд, который каким-то образом останавливает рост клубней; вероятно, это позволяет червецу получить через лист больше пищи. Все маниоковые червецы — самки, а одна-единственная самка способна за ничтожно малое время жизни отложить восемьсот яиц. К концу периода вегетации на одном ростке можно насчитать до двадцати тысяч насекомых.
Яд червеца вызывает и сворачивание листа маниоки. Не исключено, что это помогает паразиту перебираться с растения на растение. Поле здоровых растений маниоки подставляет ветру густой покров плотных листьев, направляя воздушные потоки над верхушками растений. Но, когда маниока становится домом для червеца, в покрове появляются дыры, и ветер начинает гулять между побегами, перенося молодые личинки с больных растений на здоровые. Хотя это всего лишь гипотеза, известно, что, стоит червецу появиться на одном растении маниоки, все поле обречено. Хуже того, маниока размножается черенками, и фермер может взять черенок с одного поля и заложить новое поле в другом месте. Но, если в листьях спрячется хотя бы один червец, погибнет и новое поле, и старые в его окрестностях.
Вероятно, из порта в порт червец маниоковый перемещался именно таким образом. Не исключено, что кто-то даже перевозил его на самолете, потому что в 1985 г. паразит объявился в нескольких тысячах миль от Заира, в Танзании, где тоже начал быстро распространяться от поля к полю. Куда бы ни попадал паразит, он отнимал у фермеров урожай не только одного года. Поскольку для посадки требовались черенки, а все растения были заражены червецом, фермеры оказались в большой беде.
В 1979 г. в Ибадан, нигерийский университетский город в глубине пораженных червецом территорий, прибыл один швейцарский ученый. Ханс Херрен был энтомологом. Он вырос на семейной ферме под Монтрё.
— Когда я был ребенком, мы как раз переходили с почти полностью органического хозяйствования на использование пестицидов, — рассказывал мне Херрен двадцать лет спустя, когда я приехал к нему в Найроби. Его волосы за это время поседели, но он по-прежнему был очень активен и часами готов был рассказывать что-нибудь. — Я помню, что за десять лет мы перешли от почти чисто биологического хозяйства к использованию гербицидов и пестицидов. Именно я сидел за рулем трактора в свободное от школы время и обрабатывал картофель, табак, пшеницу и все остальное этими химикатами. Я помню, к нам то и дело приезжали люди, предлагали отцу все новые химикаты. Я видел, как мы вели дела прежде и как потом попали в эту «карусель», когда химикатов нужно было с каждым годом все больше, больше и больше.
Херрен поступил в колледж, надеясь найти способ соскочить с «карусели» без катастрофических последствий для хозяйства. Он изучал методы биологического контроля сначала в Швейцарии, затем в Университете Калифорнии в Беркли, где как раз в то время возрождалась эта дисциплина. Международный институт тропического сельского хозяйства предложил ему работу или, точнее, сложную задачу: найти паразита для маниокового червеца. Он не колебался.
— Поездка в Нигерию дала мне шанс применить на практике все то, чему научился в Беркли и Цюрихе. Да еще в масштабах целого континента!
Приехав в Ибадан, Херрен обнаружил, что большинство ученых твердо уверены в его неудаче. Все они были селекционерами и занимались выведением новых сортов маниоки, быстрорастущих и с высокой сопротивляемостью болезням. Они были уверены, что и сами справятся с напастью.
— Они говорили: «Червец? Нет проблем: селекция — ключ к решению».
А когда они встретились с Херреном, их мысли сменили направление: «Этот парень из Беркли — что он знает? Он просто сдвинут на экологии».
Сам Херрен ничего не имел против селекции, но кризисная ситуация просто не оставила ученым времени. Червец мгновенно распространялся по городам и окрестным фермам. «Будто туча пыли садилась», — рассказывает Херрен. Чтобы вывести резистентный гибрид, может потребоваться лет десять, если не больше, а через десять лет и спасать-то, может, будет уже нечего.
Чтобы подобрать для маниокового червеца подходящего паразита, Херрен должен был сначала выяснить, откуда он взялся.
На первый взгляд создавалось впечатление, что в окрестностях Киншасы паразит появился как будто ниоткуда. Он не был в родстве ни с одним известным видом червеца в Африке, зато был близок к виду, обитавшему на хлопковых растениях на другом берегу Атлантики — в Юкатане.
— После этого я начал думать: «Все ясно, он из Центральной Америки, и это интересно, поскольку сама маниока тоже пришла из Америки. Ее привезли в Африку португальские работорговцы. Плавание было очень долгим, клубни лежали в глубине трюма, и соленая вода убивала на них все живое, поэтому паразиты не смогли перебраться на другой континент вместе с растением-хозяином. Так что маниока несколько сотен лет процветала без привычных паразитов, пока кто-то не привез этих червецов».
Херрен рассуждал так: в Новом Свете никто никогда не видел маниокового червеца, потому что там есть какой-то паразит, который не дает ему слишком разгуляться.
— Если бы там его никто не контролировал, мы бы непременно о нем знали.
Херрен принялся просматривать энтомологические и сельскохозяйственные журналы в поисках насекомых, поедающих культурную маниоку.
— Что-то определенно не сходилось. Ученые в обеих Америках уже пятьдесят лет работали с маниокой, выводили новые сорта и т. п., и никто ничего не слышал о маниоковом червеце. Да и дикая маниока тоже. Она очень красива и часто используется как декоративное растение. Так что я подумал: может быть, кто-нибудь привез просто красивое растение в горшке. Ведь если никто никогда не находил этого червеца на растениях маниоки, то откуда он там взялся? Стало ясно, что мне придется разбираться не только с маниокой, но и с ее дикими сородичами.
Однако отыскать где-то в Латинской Америке насекомое, которое прежде никто не видел, было бы, наверное, еще труднее, чем вывести новый сорт маниоки, устойчивый к вредителю. Рассмотрев распространение диких видов маниоки, Херрен выделил несколько точек, где это растение отличалось особым генетическим разнообразием. Не исключено, решил он, что в этих же местах наблюдается наибольшее разнообразие насекомых, которые ей питаются. Не исключено также, что именно там можно обнаружить паразита, пожирающего Черный континент.
В марте 1980 г. Херрен отправился в Америку. Начал он с изучения нескольких музейных коллекций, где были собраны местные растения. В первую очередь он рассматривал высушенные образцы маниоки. Херрен думал, что кто-то, может быть, уже давно нашел то, что его интересовало.
— Но я ничего не нашел и решил перейти от гербариев к реальным растениям. Я поехал в Калифорнию и купил себе большой фургон. Сзади я устроил лабораторию, спальное место, взял все необходимое и отправился колесить по Центральной Америке до самой Панамы в поисках дикорастущих и культурных видов маниоки.
