Так же и жаба перед ужом: ей бы, встретив этого страшного своего врага, удирать надо! Так нет, словно к земле она приросла: не скачет прочь. Лишь позу угрозы принимает — надувшись, приподнимается на ногах и слегка покачивается взад-вперёд. Но ужа такое устрашение не пугает. Напротив, оно даже удобно для нападения. Ведь уж не всегда может угнаться за удирающей прыжками амфибией.
Это странное непротивление врагу особенно наглядно демонстрируют пауки перед лицом готовых поразить их ос.
Есть особая группа пауков — пауки-волки. Они охотятся по ночам и ловчих сетей не плетут. Как и волка, их "ноги кормят". Днем пауки-волки отсиживаются, дожидаясь темноты, где-нибудь под камнями.
Тут часто и находит их злейший враг пауков — красно-черная оса аноплиус. Как скоро такая встреча состоится — считайте: паук обречен. Он даже особенно и не сопротивляется, словно сознавая, что пробил последний час его и надежд на спасение нет никаких. Два-три укола снизу вверх в грудь — и консерв из паука готов. Остается только нору вырыть и там его спрятать. Английский зоолог У. С. Бристоу раскопал однажды пятнадцать парализованных осой пауков и положил их на сырую вату. Месяц прошел, а они ещё были живы, слабо шевелили кончиками ножек. А один и вовсе очнулся от летаргии, в которую поверг его хитрый осиный удар жалом по нервам, и убежал.
Уж на что паук "арктоза искусная" хитро прячется, а все равно оса помпил его находит.
У "искусного" паука норка Т — или У-образная, в песке на холмах, реже у реки вырытая, изнутри обтянутая шелком. Два верхних её колена небольшие — чуть больше сантиметра в длину. Нижний ствол-шахта сантиметров на пять погружен в глубь песка. Одно верхнее колено норы кончается слепо у самой поверхности, другое — открыто, и на пороге его сидит красиво разодетый, бело-красно-жёлто-чёрный паук — караулит мимо ходящих насекомых.
Если самого его кто потревожит, кого он одолеть не решается, паук сейчас же задергивает шторку на двери. Хелицерами хватает эластичную паутинную оторочку у входа норы и натягивает её, сколько может, точно театральный занавес, на дыру-вход, закрывая три четверти её зиявшего пространства. Оставшуюся четверть сцены, тут же и быстро развернувшись к входу тылом, заплетает густой решеткой паутинок. Дверь на замке, паук в безопасности!
Увы, в весьма относительной: вот взломщик, который эту дверь откроет, — оса-охотница. Рыщет зигзагами по песчаным перекатам, крутит усиками, как ищейка хвостом. Немного пролетит над куртиной травы и опять, сверкая блеском крыльев, на холостом ходу нервно трепещущих, быстро бежит по песку, поминутно принюхиваясь.
Внезапно вдруг замерла — место, казалось бы, обычное, ничем не примечательное. Но осе её топкое обоняние и инстинкт единодушно говорят: тут копай! И копает челюстями и передними лапками, кружится возбужденно, как фокстерьер у лисьей норы, и, в раскоп протиснувшись, в подземелье ныряет. Сейчас же и очень проворно, как испуганный кролик, выскакивает из другого отнорка паук и исчезает где-то в окрестных песках: пестрая "шкура" у этого "волка" такая, что, если он в песчаной ложбинке притаился, его совсем не видно.
Через секунду тем же путем выбегает из норы оса. Усики её молотят, крутятся неудержимо, обнюхивая все вокруг; в темпе бешеном сама фокстерьером вертится у норы. Но сомнений нет! Охотник дичь упустил.
Унынию помпил не предается, неудачи его не смущают — в том же резвом темпе рыщет по песчаной рыхлости земли. За час он ещё двух пауков откопал и… упустил. Никто из них и не пытался оборонять свой дом или как-то урезонить бесцеремонного нарушителя.
Один, в неистовой панике убегая, даже забрался высоко на стебель травы, хотя нормальный стиль поведения пауков-волков подобные акробатические эксцессы исключает.
Впечатление такое, что у паука аркозы реакция на вторжение осы врожденная и одного только сорта — бежать сломя голову, спасаться без промедления, без напрасного сопротивления.
Чтобы более отчетливо все это узреть, посадим паука в стеклянную трубку и пустим в неё осу. Как только её вибрирующие усики прикоснутся к нему, он с полной покорностью замирает, поджав ножки. Оса тем временем деловито, без страха, словно другого и не ждала, в позицию тет-а-тет перед пауком встав, изгибает под его головогрудь свое гибкое брюшко и колет жалом снизу вверх куда надо — точно в нервный центр скованного ужасом паука.
Тарантул — большой, сильный, страшный на вид паук. Но как ни страшен он, есть бесстрашные существа, которые его совсем не боятся. Первые среди них — дорожные осы, помпилы и им подобные.
Оса аноплиус особенно усердно ищет норы тарантулов утром и вечером. Найдет, в нору нырнет и страшного тарантула в его же доме жалом заколет. Но не насмерть, а на время парализует. Там же в норе выроет боковую пещерку, затащит в неё паука и, положив ему на грудь живорожденную личинку, нору закопает. Личинка, развиваясь, будет кормиться парализованным пауком.
На юге нашей страны живут муравьи-амазонки. Довольно крупные, рыжие, проворные. Муравьи — всем известно — первоклассные работники, а амазонки, можно сказать, — тунеядцы. Совсем не работают. На какие же средства, если можно так сказать, они живут?
Амазонки — рабовладельцы! В разбойничьих набегах полоняют других муравьев — чёрно-бурых. Не взрослых, а личинок их приносят в свой дом. Из личинок выводятся рабочие муравьи и сейчас же принимаются за дело: чистят, расширяют муравейник амазонок, кормят их самих, нянчатся с их личинками, растят, как своих собственных…
А что же амазонки? Их задача — снабжать пропитанием муравейник, оборонять его. Их челюсти не похожи на зазубренные лопаты, как у рабочих муравьев. Это скорее кривые острые ножи или сабли. Прекрасное вооружение!
…Вот идут они сомкнутой колонной… Местность неровная — бугры, куртины трав. Резво бегут, однако, перебираясь через преграды и не теряя строя, рыжие быстроногие муравьи. Походная колонна шириной сантиметров тридцать, в длину же метра четыре. Строй, конечно, не строго соблюдается, ряды перепутаны, но общие очертания колонны все время в общем одинаковы.
Солнце уже к закату клонится, длинные тени протянулись по песчаному косогору у опушки леса… Муравьи бегут, не меняя избранного курса, прямо направляются к цели. Вот и цель видна: чернеют впереди дырки в земле — входы и выходы в жилища чёрно-бурых муравьёв.
Добрались до них головные отряды амазонок — закружился рыжий водоворот. Под землю, в дыры, устремились они… А оттуда, из подземелья, вырвался темный поток обитателей дома, куда проникли грабители. Всеми силами пытаются задержать амазонок: хватают их за ноги, держат вдвоем-вчетвером, не пускают в дом. Но быстро сокрушен оборонительный заслон, и вот уже выбегают из-под земли разбойники с добычей — несут в челюстях белые коконы. Уже более расстроенной колонной устремились они назад по пути, ими пройденному. Подходят следующие ряды амазонок и ныряют в подземелье. Выскакивают оттуда с запеленутыми в коконы личинками чёрно-бурых муравьев.
Последние в строю амазонки ещё грабили чужой дом, а первые уже приближались к разбойничьему "притону". Он был вырыт в рыхлой земле картофельной грядки. Эти сцены необычной войны муравьев видел я не раз на Украине, под Киевом.
И видел вот ещё что интересное (о чем нигде не читал и не слышал). Как-то утром пришел я к муравейнику амазонок и смотрю: два чёрно-бурых "раба" волокут за ноги амазонку — из входа наружу, а она сопротивляется. Однако не кусает их. Оказывает пассивное сопротивление. Выволокли на пядь от дома и отпустили. Амазонка сейчас же резво устремилась назад. Они догнали её, схватили за ноги и опять потащили подальше от входа. Отпустили. На этот раз амазонка, видимо, примирилась с необходимостью. Посидела немного на месте, почистилась и направилась куда-то в джунгли трав — как я решил, на промысел, на охоту за пропитанием. Потому что иначе все эти странные действия чёрно-бурых муравьев (а они повторялись много раз) объяснить не могу; наверное, "рабы" выгоняли так "господ" на работу — в набеги по окрестным землям, чтобы не бездельничали, а пищу искали.
Вода для звука вроде родной стихии. Он летит в ней куда быстрей, чем в воздухе: примерно в пять раз — это около полутора тысяч метров в секунду. Причем, если луч прожектора, попадая в воду, быстро теряет свою силу, то источник звука силой в один киловатт будет слышен за сорок километров.
Счастливые люди гидроакустики! Приложив ухо к груди океана, они слышат трепет его жизни. Для нас это затруднительно: слишком велик тариф на границе "воздух — вода"; здесь при выходе из одной среды в другую поглощается почти вся звуковая энергия (за вычетом одной десятой процента).
