выгоду от крупных размеров: в случае чего у гигантов больше шансов пережить пищевые трудности. Даже если их потомки и не выживут, сами они сохранятся и оставят новое потомство в дальнейшем, когда жить станет лучше и веселее. А так как они производят много потомков, даже сильнейшее сокращение численности с большей вероятностью не будет для них катастрофическим. Если опять говорить о комодских варанах, то для них возможен партеногенез: если даже выживет всего одна достаточно крупная самка, новому поколению быть. Та же суперсила есть и у некоторых других рептилий, а вот млекопитающие способность к бесполому размножению утратили, видимо, окончательно. Приспособление к новым условиям и ускорение отбора также достигаются не за счет уменьшения, а за счет возможного увеличения количества потомков (то есть опять же за счет увеличения в размерах и откладывания большего количества яиц).
Примерно в том же положении могут находиться и птицы — они, как правило, высиживают свои яйца и ухаживают за ними, в принципе, и лепидозавры (питоны) также могут высиживать (точнее, «вылеживать») кладки, но и те и другие могут и не проявлять интереса к чадам, после того как они наконец вылупились. Для лепидозавров это скорее норма, но и птицы, как мы видели на примере киви, могут поступать схожим образом, а эпиорнисы все же были их близкими родичами и также могли совершенно спокойно оставлять потомков на произвол судьбы сразу после вылупления. Собственно, интенсивная забота нужна летающим птицам, в частности, потому, что птенцы долгое время не могут летать и добывать корм. У птиц-пехотинцев этой проблемы нет. Кроме того, отпрыски пернатых гигантов были изначально намного меньше, чем сами колоссы, и не требовали таких уж больших расходов по уходу, тем более им не требовалось молочное кормление, птенцы же некоторых птиц могут самостоятельно искать пропитание почти сразу после рождения. Оберегать крошку — не то что выкармливать юного гиппопотама, слона или мамонта. Наконец, от млекопитающего требуется еще до рождения питать эмбрион, порой довольно длительное время (плацентарным), значит, расходовать на него энергию — разительный контраст с тем, что творится у всех, кто откладывает яйца.
У птиц и существ с рептильным строением в ситуации островной периодической пищевой недостаточности есть масса аргументов к увеличению размеров, а у плацентарных млекопитающих, напротив — к их уменьшению. К тому же если птицы или рептилии попадали-таки в ситуацию островной изоляции, то они, скорее всего, оставались наедине либо друг с другом (с существами, производящими многочисленное мелкое потомство), либо друг с другом и с уменьшающимися млекопитающими. То есть они попадали в ситуацию, когда вокруг было много всяческой мелочи, которая к тому же активно друг другом питалась. Вырваться из конкуренции в малом размерном классе (по крайней мере, добиться того, чтобы тебя не ели так уж активно все кому не лень) можно было, главным образом наращивая собственные размеры.
Итак, при всех различиях между биотой мезозоя и современными островными биотами некоторые параллели можно провести. Во время заселения необитаемого ранее острова новым пернатым пришельцам опасность на земле не грозит. В первую очередь угроза исходит с неба, от других птиц. Это серьезный аргумент в пользу того, чтобы не взлетать лишний раз и держаться ближе к земле, к тому же на земле есть еда. На таких островах птицы (по крайней мере растительно- и насекомоядные) быстро забывают, что такое полет. Хищники тоже могут перейти к жизни на земле, но они расстаются с небом менее охотно — им нужно обследовать большую территорию для поиска добычи. Хищники остаются более подвижны, и пускай на земле пернатые чувствуют себя в несколько большей безопасности, прессинг хищников остается достаточно сильным. Здесь, если животное не может состязаться со своим летающим сородичем в скорости, есть два выхода: или становиться больше (вариант, который я ранее описывал на примере птицы моа), или становиться незаметнее (вариант киви, других норных птиц). Если у вас есть задатки стать незаметным, как у киви, изначально больше имевшего предрасположенность к ночному образу жизни, вы станете незаметнее, если есть предпосылки к укрупнению — вырастете в неплохого крупномера.
В мезозое, конечно, не было периодических перебоев с продовольствием, но хвойные и гинкговые как были малоаппетитны, так таковыми и оставались, а вот пресс хищников давил.
Возникает вопрос: если яйцекладущим так выгодно увеличиваться в ситуации периодического недостатка провизии, то почему же в мезозое, попав на острова, динозавры все-таки не становились еще крупнее, а совсем наоборот — мельчали почти как нынешние млекопитающие? Ответ может показаться наивным, но динозаврам просто некуда было увеличиваться. Ограничение пищевых ресурсов, как это и происходило, когда популяции, например, зауропод попадали в островную изоляцию, могло вести уже не к увеличению, а только к уменьшению размера тела этих гигантов.
Если говорить именно о периодической нехватке продовольствия, то именно в современный период, кайнозой, а никак не в мезозой, животные чаще сталкиваются с этой проблемой. Смена сезонов в мезозое (за исключением мелового периода) по большей части на всех континентах была невыраженной (кроме крайних полярных областей): населявшие планету животные редко сталкивались с периодами холодов или засух, когда вегетация растений прекращалась совсем. Напротив, в кайнозое периоды прекращения вегетации часты в самых разных климатических зонах. О каком, например, изобилии питания может идти речь в зоне умеренного климата, где половину года широколиственные леса стоят без каких бы то ни было признаков листвы? А в Сахаре? И все же перебои с продовольствием и прочие климатические неурядицы кайнозоя не повсеместны и не длятся неопределенное время. Смена сезонов по большей части строго определена, и пока где-то совсем плохо, в каких-то других местах очень даже прекрасно живется. У встречающихся сегодня лицом (то есть мордой и клювом) к лицу с климатическими неприятностями существ есть все-таки некоторый выбор: или откочевать в места более симпатичные на предмет сытой жизни, или же запастись достаточно обильным кормом и жировыми запасами и впасть в спячку. Можно, в конце концов, сочетать оба способа борьбы с климатическим стрессом (откочевать и залечь в спячку в тепле). В условиях же островной изоляции возможности кочевать куда бы то ни было нет, а перебои с пищей случаются не только в размеренном ритме смены сезонов, но и «без объявления войны»: ресурсы закончились, и все, спячка в таких условиях была бы не самым очевидным выходом — если условия внезапно испортились, они могут так же внезапно наладиться, и когда таки надо пробуждаться, чтобы этот счастливый момент не пропустить, непонятно, так что все же голодные годы в условиях островной изоляции
