— Важны не столько деньги, сколько удачливость в них. В конце концов, я не совершил сегодня сделку на камфаре и потерял на акциях. Хотя если бы просто пробыл в офисе на пять минут дольше, то получил бы сообщение от брокеров и сэкономил бы пятьсот долларов. Не дешево мое время, а? — произнес он, покачивая головой.
— Но вы ведь все равно в прибыли, не так ли? — с любопытством предположил его клиент.
— Думаю, да. Примерно на двенадцать тысяч.
На самом деле он преувеличивал. Джилмартин заработал намного меньше. Однако это «невинная» ложь тут же подняла его настроение. Он немедленно почувствовал расположение к своему гостю из Коннектикута.
— Ух ты! — присвистнул Хопкинс с восхищением.
По отношению к нему Джилмартин тут же ощутил огромную нежность. Как будто доверчивость клиента обезвредила его ложь. Джилмартин спокойно улыбнулся. У него было славное лицо и приятный голос. Ему было тридцать три года. Джилмартин излучал здоровье, удовлетворенность и порядочность. И выглядел очень опрятным.
В его глазах читались честность и добродушие. Люди с уважением пожимали ему руку. Это заставляло друзей говорить о его счастливой звезде. В глубине души они ему завидовали.
— Вчера я купил это для своей жены благодаря небольшой сделке с акциями Trolley, — пояснил он Хопкинсу, вынимая маленькую коробочку из ящика стола. В ней лежало бриллиантовое кольцо. Немного безвкусное, но, безусловно, достаточно дорогое. Слегка завистливое восхищение Хопкинса заставило Джилмартина добродушно добавить: — Так что вы желаете на ланч? Я настроен на бокал шипучки — чтобы забыть о неудаче сегодняшнего утра. — Будто извиняющимся тоном Джилмартин продолжил: — Кому же понравится потерять пятьсот долларов на голодный желудок!
— Безусловно, она будет восхищена, — проговорил Хопкинс, думая о миссис Джилмартин. Миссис Хопкинс тоже нравились украшения.
— Это самая прекрасная маленькая женщина из когда-либо живших на Земле. Все, что есть у меня, — есть у нее. А все, что есть у нее, — принадлежит ей. Ха-ха! Да, именно так, — произнес Джилмартин, становясь очаровательно серьезным. — Все, что я получу на фондовой бирже, я собираюсь отдать ей. Все это посвящено ей. Она лучше позаботится об этом, чем я. И кроме этого, она имеет на это право — она так мила со мной.
Джилмартин был доволен нарисованной им картиной семейного счастья и собственным портретом прекрасного мужа. С легким сожалением он продолжил:
— Она навещает друзей в Пенсильвании, иначе я пригласил бы ее пообедать с нами.
И собеседники отправились в модный ресторан.
День за днем Джилмартина мучила мысль о том, что его фирма на Мейден-Лейн была расположена слишком далеко от Уолл-стрит. Порой он мог бы зарабатывать по четыре «куска», если бы находился в брокерской конторе. Но ему нужно было ездить по делам фирмы. Когда же он возвращался, то возможность ускользала, оставляя после себя лишь мечты, а также убеждение, что время, подъемная волна и информатор не ждут никого.
Ему поднадоело покупать и продавать хинин, бальзамы и эфирные масла для Maxwell & Kip, лекарственных дилеров и импортеров. И Джилмартин выбрал делом своей жизни покупку и продажу акций и облигаций. Работа была простой, прибыли — огромными. Он вполне мог заработать на достойную жизнь. Джилмартин не позволил бы Уолл-стрит забрать то, что она ему подарила. Он знал главный секрет: выйти из игры нужно вовремя! Он довольствовался бы умеренными прибылями, мудро инвестируя в первоклассные облигации. А затем он сказал бы Уолл-стрит: «Прощай навсегда!»
Привычка к бизнесу и неописуемый страх перед рисками некоторое время успешно боролись в его душе с тягой к биржевому информатору. Но в дело вмешался случай. Как всегда, его вовремя не оказалось у телефона. В тот момент брокеры хотели экстренно предупредить его о необходимости продать все активы. Они заблаговременно получили новости от клиента из Вашингтона, сообщавшего об эпохальном решении Конгресса. Но нельзя было терять ни минуты, ведь их коллеги тоже имели связи в Капитолии. Брокеры не взяли на себя ответственность за продажу без его ведома. Пять минут — целая вечность! — прошли, пока они смогли поговорить с ним по телефону. Но когда Джилмартин дал свое согласие, рынок уже упал на пять или шесть пунктов. Новости устарели. Они уже достигли брокерских контор, и половина Уолл-стрит знала о случившемся. Вместо того чтобы оказаться в первой десятке продавцов, Джилмартин был во второй сотне. Это и стало последней каплей, переполнившей его чашу терпения.
II
В его честь был устроен прощальный ужин. Все были там, даже посыльный мальчишка из главного офиса, которому двухдолларовый взнос не казался мелочью. Дженкинс, претендовавший на менеджерское место Джилмартина, был назначен тамадой. Он произнес остроумную речь, которая заканчивалась умело сделанным комплиментом. Более того, он выглядел искренне сожалеющим о расставании с человеком, чей уход означал для него продвижение по службе. И это было лучшим комплиментом.
Здесь присутствовали и другие клерки — старый Уильямсон, работавший со времен проверки мотивации, и юный Харди, постоянно страдавший из-за нее, немолодой Джеймсон, который считал, что может вести дела куда лучше, чем Джилмартин, и Болдуин, который вообще о делах не думал: ни в офисе, ни вне его.
Все хвалили своего бывшего товарища. Рассказывали о нем анекдоты, которые заставляли Джилмартина краснеть, а других — веселиться. Выражали сожаление об его уходе. И в то же время — надежду на то, что на новом месте ему будет лучше. Коллеги подтрунивали над Джилмартином и, упреждая события, просили, чтобы он не прятал от них глаза при встрече, когда станет миллионером.
Сердце Джилмартина приятно сжималось, однако порой в него даже закрадывалась грусть.
В разгар вечеринки поднялся Дэнни, старший среди офисных мальчиков, чья фамилия была известна только кассиру. С тоскою, будто провожая дорогого друга, мальчишка произнес:
— Он был здесь лучшим. Он всегда был в порядке.
Все засмеялись.
Вызывающе оглядев окружающих, Дэнни продолжил:
— Я бы работал на него бесплатно, если был бы ему нужен — вместо того, чтобы получать десятку в неделю от кого-нибудь другого.
Когда смех заполнил весь офис, мальчик чуть ли не крикнул:
— Да! Я так бы и сделал! — Его глаза наполнились слезами. От страдал от их недоверия и боялся, что оно могло передаться Джилмартину.
Поднялся тамада и серьезно вопросил:
— Что случилось с Дэнни?
И все прокричали в унисон:
— С ним все в порядке!
Это было сказано с таким радушием, что Дэнни улыбнулся и присел, счастливо краснея.
Тут поднялся грубый Джеймсон, считавший, что может вести дела намного лучше Джилмартина. Он оказался последним выступающим.
— За десять лет, что мы проработали вместе, у нас были свои разногласия и... э-э-э... о черт! — Он быстро пошел к Джилмартину и почти целую минуту сильно жал его руку, пока остальные смотрели на это в полном молчании.
Джилмартин страстно мечтал об Уолл-стрит. Но прощание его опечалило. Старого Джилмартина, который работал с этими людьми, уже не было, а новый Джилмартин чувствовал сожаление. Он проникся тем, как сильно они о нем заботились. И он понимал, что и сам питал к ним ответные чувства.
Джилмартин сказал им — очень просто, — что вряд ли найдет на новой работе столь дружелюбных коллег. А что касается его приступов брюзгливости — продолжил он, — их не следовало поощрять. Он знал, что часто бывал несдержан. И смиренно покаялся в этом, надеясь, что его простят.
Если бы он мог прожить свою жизнь заново, то постарался бы следовать тому, что высказал в тот вечер. Джилмартину было страшно жаль покидать их.
— Очень жаль, парни, очень жаль. Действительно жаль! — нескладно закончил он с тоскливой улыбкой. И пожал каждому руку — таким сильным рукопожатием, будто уходил в путешествие, из которого мог не вернуться. А в самой глубине его сердца забрезжило сомнение в мудрости принятого решения. Но отступать было уже поздно.
Коллеги проводили его до дома. Они не хотели упустить ни единой возможности побыть с ним чуть дольше.
III
Все работники фармацевтической компании были убеждены в том, что Джилмартину открыт путь к несметному богатству. Старые знакомые по бизнесу и бывшие конкуренты, которых ему случалось встречать в трамвае или театре, говорили с ним, как с будущим миллионером. Они пытались общаться с ним «на языке Уолл-стрит», который считали профессиональным жаргоном, показывая, что и они тоже кое-что знают о большой игре. Но их старания заставляли Джилмартина лишь улыбаться с чувством превосходства. В то же время их восхищение и добродушная зависть приятно его будоражили.
Массу приятного Джилмартин обнаружил и у своих новых друзей с Уолл-стрит. Клиенты (а некоторые из них были очень богатыми людьми) слушали его комментарии относительно рынков так же внимательно, как он, позднее, был вынужден выслушивать их мнения. Брокеры обращались с ним, как с «хорошим парнем». Нередко лестью они заманивали его в торговые операции. Ведь каждые сто акций, которые он продавал или покупал, приносили им 12,5 доллара. Когда он был в выигрыше, они хвалили его безошибочное чутье. Когда же Джилмартин терял, брокеры утешали его, ругая за безрассудство, — прямо как добрая мама, которая превращает падение трехлетнего сына в шутку, чтобы заставить ребенка смеяться над своей неудачей. Это был обычный офис с обычными клиентами.
