Люди часто сетуют, что выпускники школ и колледжей не умеют как следует читать и выражать мысли на письме. При этом мало кто жалуется на неразвитые навыки говорения и слушания. Действительно, уровень письма и чтения у тех, кто провел двенадцать лет в школе[12], остается низким; но говорить, а тем более, слушать они умеют еще хуже.
— 2-
За сотни лет до Гутенберга и его печатного станка умение говорить и слушать играло в образовании гораздо более важную роль, чем письмо и чтение. Иначе и не могло быть, ведь печатные книги отсутствовали, а рукописные были доступны лишь единицам. Всем, кто так или иначе получал образование — у частного педагога, в античных академиях или средневековых университетах, — приходилось получать знания, слушая наставников.
Учителя в средневековых университетах были лекторами, но само слово «лекция» в те времена имело несколько иной смысл. Только педагоги владели манускриптом, содержащим знания и пояснения, которые надлежало передать ученикам. Согласно этимологии слова, «лекция» — это чтение текста вслух и комментарии по ходу. Любые знания ученики приобретали, слушая, и чем лучше они умели слушать, тем успешнее учились.
В великих средневековых университетах Оксфорда и Кембриджа, Парижа, Падуи и Кельна базовое образование предполагало подготовку в области, которую в античном мире назвали «свободными искусствами»[13]. Сюда относились различные навыки обращения с языком, а также с математическими символами и действиями.
Платон и Аристотель, а вслед за ними и основатели средневековых университетов считали: научиться использовать язык для чтения и письма, говорения и слушания позволяют грамматика, риторика и логика. К искусствам, овладев которыми, можно было выполнять измерения и расчеты, относились арифметика, геометрия, музыка и астрономия.
Средневековые студенты должны были освоить семь свободных искусств, чтобы стать бакалаврами. Слово «бакалавр» не означает, что они были холостяками, не посвященными в таинство брака[14]. Бакалаврами называли тех, кто приобщился к миру науки и при желании может продолжать образование на более высоком уровне: на факультете юриспруденции, медицины или теологии.
Степень бакалавра являлась своего рода свидетельством инициации, пропуском в мир высшего образования. Бакалавры не считались учеными; так называли тех, кто научился учиться, овладев соответствующими навыками — использованием языка и других символов.
В наши дни большинство людей, употребляющих выражение «свободные искусства» (точнее, его современную форму — «гуманитарные науки») или говорящих о гуманитарном образовании, не имеют ни малейшего представления о том, чем некогда были свободные искусства и какую роль они играли в античном и средневековом образовании на уровне, который мы сегодня называем начальным.
Отчасти причина в том, что с течением времени свободные искусства почти исчезли из программы образования.
Если взглянуть на расписание учебных заведений Америки в XVIII веке, можно обнаружить там занятия по грамматике, риторике и логике, которые по-прежнему воспринимались как дисциплины, связанные с овладением языком — умением писать и говорить, читать и даже слушать.
Но уже к концу XIX века грамматика сохранилась в базовой программе, а риторика и логика были исключены. А в XX столетии и обучение грамматике, за редким исключением, постепенно сошло на нет.
На смену свободным искусствам как признанным составляющим базового образования пришли уроки родного языка. В США элементарным навыкам чтения и несколько более трудным навыкам письменной речи учат преподаватели английского. К сожалению, они обычно отдают предпочтение «сочинениям», «творческим работам» (англ. creative writing), а не письменной речи, которая служит для передачи мыслей, идей, знаний и понимания. Некоторые студенты учатся ораторскому искусству, но программа по риторике и близко не предполагает овладения навыками, необходимыми для успешных выступлений. И нигде, как я уже говорил, не учат слушать.
— 3-
Те, кто жалуется на низкий уровень подготовки по письменной речи и чтению большинства выпускников наших школ и колледжей, ошибаются, думая, что достаточно исправить эти недостатки, и все наладится. Как будто если человек научился хорошо писать и читать, он[15] непременно станет хорошим оратором или слушателем. Но это же не так.
Дело в том, что говорение и слушание коренным образом отличаются от письма и чтения. Именно эти различия затрудняют процесс овладения необходимыми навыками. Попробую объяснить.
На первый взгляд кажется, что говорение и слушание по сути аналогичны письму и чтению. Обе пары предусматривают такое применение языка, при котором одно сознание устанавливает контакт со вторым, а второе реагирует. Если человек умеет делать это при помощи письменного слова, отчего бы ему не сделать то же самое устно? Если человек способен воспринимать письменную речь, отчего бы ему не реагировать на том же уровне на устную?
Однако эта мысль ошибочна, а причина кроется в непостоянстве и мимолетности устной речи. К прочитанному всегда можно вернуться, перечитать снова, что-то понять лучше. Совершенствоваться в понимании текста можно бесконечно, многократно его перечитывая. Я сам не раз проделывал это, читая великие книги.
Записав что-либо, всегда можно пересмотреть и откорректировать свои записи. Автор не обязан публиковать текст, не отшлифовав его до приемлемого уровня. С этим я также сталкивался при создании собственных книг и других текстов.
И когда мы читаем, и когда пишем, основная составляющая успеха — знать, как улучшить сделанное. Но это умение никак не поможет достичь совершенства в искусстве говорить и слушать, поскольку говорение и слушание преходящи и быстротечны, как исполнительское искусство, в отличие от чтения и письма. Последние ближе к живописи и скульптуре, в которых произведения неизменны.
Рассмотрим исполнительские искусства: театр, балет, игру на музыкальном инструменте или дирижирование оркестром. Ни одно конкретное законченное выступление улучшить нельзя. Вероятно, актер сможет сыграть лучше в следующем спектакле, но на сцене, здесь и сейчас, он должен стремиться сделать так хорошо, как только может. Когда опустится занавес, спектакль закончится — и уже ничего не исправить.
То же самое касается говорения и слушания. Нельзя улучшить уже произнесенную речь, а написанный текст — можно. В отличие от письменной речи устное выступление невозможно откорректировать. Попытка исправить ошибку часто делает высказывание еще более запутанным, чем вначале.
Разумеется, подготовленную речь можно редактировать перед выступлением, как любой письменный текст. Но спонтанную речь, экспромт — нельзя.
Можно выступить удачнее в следующий раз, но в каждой конкретной ситуации намеченного уровня необходимо достичь здесь и сейчас. Аналогично при живом общении невозможно удачнее что-либо выслушать. Слушать как можно внимательнее нужно именно сейчас, в данный момент.
У писателя есть хотя бы надежда, что читатели уделят его произведению достаточно времени, чтобы понять заложенный в него смысл, однако оратор на это рассчитывать не может. Он должен ухитриться выступить так, чтобы его поняли с первого раза. Временные интервалы говорения и слушания совпадают — и то и другое начинается и заканчивается одновременно. С письменной речью и чтением совсем иная ситуация.
— 4-
Пожалуй, из-за этих различий между чтением и письмом, с одной стороны, и говорением и слушанием — с другой, я не стал, закончив «Как читать книги», сразу же писать продолжение об искусстве слушания. Я отложил эту значительно более трудную задачу более чем на сорок лет. Наконец я понял, что дальше тянуть не стоит, поскольку слишком часто наблюдал почти поголовное неумение людей слушать.
Можно изложить принципы и правила качественного чтения, опустив принципы и правила написания хорошего текста. Именно так я и поступил в своей работе «Как читать книги», и это было оправдано, поскольку тогда меня главным образом заботило чтение самых лучших книг, которые, безусловно, прекрасно написаны.
Переходя от письменной речи к устной, мы сталкиваемся с иным положением дел. Письмо может существовать отдельно от чтения; собственно, именно так все и устроено в школе. Но невозможно разделить говорение и слушание, хотя бы потому, что важнейшие типы говорения и слушания относятся к разговору или беседе — а это всегда двусторонний процесс, в котором мы участвуем в обеих ролях.
Можно научиться строить непрерывную, монологическую речь. Этим навыком возможно овладеть, не умея слушать. Точно так же существует и чистое слушание. Его тоже можно освоить, не умея выступать. Но научиться вести разговор, беседу или дискуссию нельзя, не научившись говорить и слушать.
