В пятой части своего «Рассуждения о методе» Декарт признал, что, в принципе, можно построить достаточно сложные машины, которые будут успешно воспроизводить действия других животных, — и только благодаря тому, что звери не обладают интеллектом, разумом или способностью к концептуальному мышлению. Декарт допускает: если эта машина будет обладать всеми органами и внешним видом, присущим обезьяне или какому-либо другому животному, лишенному разума, то у «нас не будет никакого способа отличить эти машины от самих животных». В другом месте Декарт писал: «Весьма примечателен тот факт, что нет таких извращенных и неумных людей, не исключая даже совершенных простаков, которые не умели бы складывать вместе разные слова, строя из них утверждения и высказывания, с помощью коих они сообщают всем о своих мыслях; с другой стороны, нет ни одного другого животного, каким бы совершенным и хорошо приспособленным оно ни было, которое могло бы делать то же самое…
Это не просто показывает нам, что у зверей меньше разума, чем у человека; нет, это говорит о том, что они вовсе лишены его, ибо ясно, что требуется очень немногое для того, чтобы уметь говорить…»
Главный тезис философии Декарта заключался в том, что материя не может мыслить, что полностью согласуется с его отношением к использованию машин — чисто материальных механизмов. Таков ответ Декарта оппонентам-материалистам. Вот отрывок, в котором он бросает камень в их огород. Я приведу только его первую часть.
«Если бы появились машины, похожие на нас строением и способные, насколько это морально и практически возможно, имитировать наши действия, то у нас все равно остались бы в распоряжении два способа, позволяющих понять, что при всех своих достоинствах эти машины все же не являются людьми.
Первое заключается в том, что машины не могут использовать речь или иные знаки, каковые используем мы, для того чтобы во благо других людей записать и сохранить наши мысли. Можно легко представить себе машину, способную произносить слова и даже телесно реагировать на совершенные в отношении ее действия; например, если мы прикоснемся к машине в каком-то определенном месте, она может спросить, что мы хотим ей сказать. Если же мы, допустим, коснемся ее в другом месте, она может сказать, что ей больно, и так далее. Но не может случиться так, что машина смогла бы разнообразить свою речь множеством способов для того, чтобы по существу ответить на все, что может быть сказано в ее присутствии, то есть сделать то, на что способен даже самый низший из людей».
Насколько я могу судить, Декарт здесь говорит о практически бесконечной гибкости и разнообразии человеческого разговора. Если два человека начнут разговаривать и будут общаться непрерывно в течение долгого времени с недолгими перерывами на сон, то будет невозможно точно предсказать, какой оборот примет их разговор, какими мнениями они станут обмениваться, какие вопросы будут заданы и какие ответы на них даны.
Именно эта непредсказуемость делает человеческий разговор феноменом, который ни одна программируемая машина не сможет имитировать в такой степени, чтобы стать неотличимой от человека. В XX веке утверждение Декарта о том, что материя не способна мыслить, можно перефразировать следующим образом: «Никакая, самая мудрая человеческая технология не сможет создать из материи подлинно мыслящую машину».
Почему это так, я попытался объяснить в речи, помещенной в Приложение 1. Думается, там я вполне отчетливо изложил, почему машины никогда — даже в самом отдаленном будущем — не смогут воспроизвести ничего похожего на настоящий человеческий разговор. Я не буду здесь повторять свои аргументы и отсылаю читателя к Приложению 1.
Читатели, убедившиеся в корректности моих аргументов, разделят и мой вывод: только человеческий разум, интеллект, способный к концептуальному мышлению, может вступать в контакт с другим таким же разумом. Двусторонний диалог, который может закончиться взаимным познанием разумов, всегда останется неопровержимым доказательством того, что человек коренным образом отличается от диких животных и машин, обладающих искусственным интеллектом.
— 2-
Общность разумов, каковой можно достичь путем разговора, имеет огромное значение и в нашей частной жизни. Способность к разговору объединяет членов семьи — мужей и жен, родителей и детей. Это духовная параллель физической общности, когда влюбленные стремятся слиться друг с другом.
Заметьте, я не сказал «общность разумов, достигнутая путем разговора», я сказал: «общность разумов, каковой можно достичь путем разговора». Человеческие существа иногда — а на самом деле слишком часто — не в состоянии достичь общности, так как в двустороннем диалоге являются плохими слушателями и собеседниками, особенно в задушевных искренних разговорах.
Если это происходит, то не подкрепленная духовной общностью половая связь мужа и жены обычно рвется и брак распадается. Так же часто, как результатом снижения сексуальной привлекательности, развод является результатом неспособности к искреннему общению.
Одни только половые отношения, не подкрепленные другими видами общения между супругами, не являются человеческими в полном смысле слова. Недостаточно также и способности искренне общаться на личностные или эмоционально значимые темы. Брак, не подкрепленный разговорами на самые разнообразные темы, разговорами, результаты которых приводят к взаимному познанию разумов, к осознанию согласия или несогласия, страдает от лакун и пробелов, которые надо заполнить, чтобы оживить его.
То же самое можно сказать и об отношениях родителей и детей. Так называемый конфликт поколений есть не что иное, как такая же пустота или вакуум в общении молодых людей, особенно подростков, и их родителей. Самый достоверный признак того, что барьеры, воздвигнутые подростковым периодом между детьми и родителями, рухнули, — это возобновление задушевных, искренних, откровенных разговоров между детьми и родителями. Они снова воссоединяются, преодолев возрастной раскол. Если же этого не происходит, то наступает прочное, почти непреодолимое отчуждение.
Ледяная обстановка в доме, расколотые семьи — будь то в результате развода мужа и жены или в результате отчуждения родителей от детей, — говорят о том, что способность членов семьи разговаривать друг с другом иссякла (если она вообще когда-либо существовала).
Вне семьи друзья и влюбленные сталкиваются с точно такой же проблемой. Их дружба и любовь сохраняются лишь до тех пор, пока они способны, не жалея времени и сил, поддерживать друг с другом приятные и полезные разговоры.
Аристотель определял высшую форму дружбы как отношения, связывающие людей сходных характеров, разделяющих общие моральные ценности. Я бы добавил к этому интеллектуальную общность, которая в результате разговоров приводит к взаимному познанию разумов.
Но какими бы эффективными ни были разговоры в плане духовного и интеллектуального единения, они никогда не помогут полностью преодолеть одиночество. Все мы в той или иной степени являемся узниками нашего разума и души. Всегда найдутся мысли и чувства, которые мы никогда не сможем разделить с другими.
Возможно, мы не так изолированы друг от друга в наших мыслях и чувствах, как прочие животные, но мы и никогда не сможем окончательно преодолеть все барьеры, мешающие человеческой общности. На Земле мы никогда не достигнем того единения душ, какое богословы приписывают святым и небесным ангелам.
— 3-
Отвлечемся теперь от частной жизни и обратимся к нашим отношениям в бизнесе и политике. Важность умения поддержать разговор очевидна в обоих этих контекстах.
Ни одно предприятие, ни одна компания и ни один бизнес вообще не обходится без частых и долгих конференций, порой слишком частых и слишком долгих, впустую отнимающих массу времени и энергии в сравнении с той пользой, которую они приносят.
Часто все начинается с отвратительно составленной повестки дня. Во время обсуждения участники хаотично перескакивают с одного пункта на другой. Обмен мнениями выказывает невнимание и неумение слушать, что мешает дать ответ по существу сказанного, не говоря уже о том, что выступающие зачастую так убого формулируют свои мысли, что их высказывания и не заслуживают иного отношения. Обсуждая пункты повестки дня, участники конференций часто застревают на месте, не в силах сдвинуться с мертвой точки на пути к цели конференции.
Если следующую конференцию проводят, потому что предыдущая провалилась из-за того, что участники так и не смогли достучаться до сознания друг друга (не было достигнуто ни осознанное согласие, ни осознанное несогласие относительно некой практической проблемы, от решения которой зависят дальнейшие действия), то и она часто оканчивается неудачей, так как итоги предыдущей встречи не подведены. Поскольку на предыдущей конференции не были выработаны исходные позиции для дальнейшего обсуждения, следующая превращается в бесконечное повторение тех же проблем.
