Когда в начале 1917 года я вернулся в Нью-Йорк, я расплатился со всеми долгами – более миллиона долларов. Это было удивительно приятным переживанием – погасить все долги. Я мог бы это сделать и за несколько месяцев до того, но не сделал по очень простой причине. Я чувствовал, что у меня есть долг не только перед кредиторами, но и перед самим собой, и этот долг заключался в том, чтобы использовать до конца все сказочные возможности, которые открывал рынок в 1915 и 1916 годах. Я знал, что так смогу заработать намного больше, и поэтому меня не угнетало сознание того, что они еще несколько месяцев не получат назад своих денег, на которые большинство из них давно перестало рассчитывать. Я не хотел выплачивать долг по частям или расплачиваться со всеми по очереди. И пока рынок делал для меня все, что можно, я предпочел вести игру с максимальным размахом.
Я намеревался вернуть долг с процентами, но все те кредиторы, которые подписали со мной соглашение об отказе от претензий, отказались от получения процентов. Последним я расплатился с мужланом, которому я был должен восемьсот долларов и который когда-то сделал мою жизнь невыносимой и почти убил мою способность торговать. Я заставил его ждать до тех пор, пока до него не дошли слухи, что я расплатился со всеми. Вот тогда и он получил свои деньги. Я хотел преподать ему урок, что в другой раз, когда кто-нибудь задолжает ему несколько сотен, нужно держаться разумнее и скромнее.
Вот так я вернулся на биржу.
Полностью расплатившись с долгами, я довольно большие деньги обратил в ренту. Я пришел к выводу, что больше не хочу попадать в ситуацию, когда буквально не на что жить и не на что торговать. А женившись, я купил ренту и для жены. И когда у нас родился сын, я купил ренту и на его имя.
Я сделал так не только из страха, что рынок может опять все у меня отнять. Я понимал еще и то, что мужчина способен растратить все, до чего сможет дотянуться. А так я обезопасил свою жену и сына от собственных слабостей.
Я знавал многих мужчин, которые принимали те же предосторожности, но потом, попав в неприятности, умели уговорить своих жен доверить им свои деньги. Но я все устроил так, что, независимо от того, чего бы захотел я сам или моя жена, эти деньги оставались вне досягаемости. Ни один из нас не может до них добраться. Что бы ни происходило на рынке и со мной и как бы жена меня ни любила, но здесь все перекрыто. Я решил, что уж здесь я не допущу никаких случайностей!
Для спекулянтов очень важен риск непредвиденных, я бы даже сказал – непредвидимых событий. Даже самый предусмотрительный человек вынужден иногда рисковать – если, конечно, он не хочет на всю жизнь остаться мелким спекулянтом. Обычные деловые риски не более опасны, чем те, которые ожидают человека, вышедшего из дома на улицу или отправившегося в поездку по железной дороге. Когда я теряю деньги из-за событий, которых никто не мог предвидеть, во мне это порождает не большую жажду возмездия, чем когда я некстати попадаю под сильный дождь. Наша жизнь от колыбели до могилы есть игра, и меня не оскорбляют события, для предвидения которых нужно обладать тайновидением. Но мне приходилось сталкиваться и с такими ситуациями, когда я был прав и играл ответственно, но оставался без прибыли из-за жульничества или нечестности других.
Быстро соображающий или предусмотрительный деловой человек может защитить себя от разнообразных мошеннических приемов, используемых жуликами, трусами и шайками негодяев. Но мне приходилось сталкиваться с явной нечестностью только один или два раза в игорных домах моей юности, потому что даже для таких заведений честность – это лучшая политика; даже там настоящие деньги идут к тому, кто играет по правилам, а не к тем, кто готов сбежать, не расплатившись. Я всегда избегал играть там, где необходимо держать ухо востро, чтобы тебя не обвели вокруг пальца. Но приличный человек оказывается беззащитным, когда проигравший начинает скулить и жалобно просит простить ему проигрыш. Я мог бы вспомнить десяток случаев, когда я пострадал из-за веры в святость обещания или джентльменского соглашения. Но к чему это?
Сочинители романов, проповедники и женщины обожают указывать на биржу как на заповедник азартной и безумной игры всех против каждого. Образ крайне драматичный, но совершенно неверный. Я никогда не считал, что участвую в борьбе или состязании. Мне никогда не приходилось сталкиваться в противоборстве с отдельными людьми или спекулятивными кликами. Просто у каждого свое мнение, то есть свое понимание базовых условий рынка. То, что сочинители театральных пьес называют деловыми схватками, не является борьбой между людьми. Это просто сопоставление разных оценок деловой ситуации. Я пытаюсь исходить из фактов, и только из фактов, и я направляю свои действия в соответствии с пониманием ситуации. Именно это советовал Бернард М. Барух всем стремящимся разбогатеть. Иногда мне не удается увидеть все факты достаточно ясно или своевременно, а порой меня подводит логика, и я делаю неверные выводы. В любом случае я в результате проигрываю. Я оказываюсь неправым. А за отсутствие правоты всегда приходится платить.
Ни один разумный человек не откажется платить за собственные ошибки. В случае ошибок не бывает снисходительных кредиторов, не бывает никаких исключений из правил. Но я не согласен проигрывать, когда я прав. При этом я не имею в виду те операции, в которых я проиграл из-за неожиданного изменения определенных правил. Я говорю о тех видах спекулятивных рисков, которые время от времени напоминают тебе, что прибыль гарантирована, только когда деньги уже положены в банк на твой счет.
После того как в Европе разразилась большая война, начался объяснимый рост цен на сырье. Это было таким же неизбежным следствием войны, как и инфляция. Чем дольше длилась война, тем дальше продвигались эти процессы. В 1915 году я усиленно трудился ради возвращения в большую биржевую торговлю. Цены на акции росли, и я был обязан воспользоваться этой ситуацией. На рынке акций я провел самую легкую, быструю и безопасную большую операцию, и мне сопутствовала удача.
К июлю 1917 года я не только расплатился по всем долгам, но и мог располагать довольно приличными средствами. Это значило, что теперь у меня были время, деньги и настроение играть не только на рынке акций, но и на товарных биржах. Многие годы я прилежно изучал все рынки. Рост цен на сырье относительно довоенного уровня составлял от ста до четырехсот процентов. Единственным исключением был рынок кофе, что довольно легко объяснить. Начало войны означало закрытие европейских рынков, и громадные партии кофе были направлены к нам, на самый большой рынок мира. Результатом стали избыточные запасы кофейных зерен, и это не позволяло ценам расти. Когда я в первый раз прикинул спекулятивный потенциал кофе, он шел по ценам ниже довоенных. Не менее понятным, чем причины такого аномального положения, было и то, что активные и все более эффективные операции немецких и австрийских подводных лодок должны привести к заметному сокращению судов, которые можно использовать для коммерческих перевозок. А это должно привести к сокращению импорта кофе. Если подвоз сократится, а потребление останется неизменным, запасы со временем рассосутся, а когда это произойдет, то цена на кофе поступит так же, как и все остальные цены, то есть начнет расти.
Чтобы понять эту ситуацию, не нужно было быть Шерлоком Холмсом. Не могу объяснить, почему все остальные не занимались скупкой кофе. Когда я решил, что есть смысл этим заняться, я даже не рассматривал это как спекуляцию. Скорее это было вложение средств, инвестирование. Я знал, что деньги оно принесет не скоро, но я также был уверен, что оно принесет хорошую прибыль. Именно поэтому вся эта операция представляла собой консервативное вложение денег, то есть скорее что-то вроде банковской операции, чем ход в азартной игре.
Я начал закупать кофе зимой 1917 года. И купил я его довольно много. Но рынок на это никак не отреагировал. Он как был, так и остался совершенно пассивным, а цена, вопреки моим ожиданиям, оставалась неизменной. В результате я в течение девяти месяцев оказался нагруженным всем этим кофе, и, когда срок контрактов истек, я избавился от всех опционов. Эта операция принесла мне очень большие убытки, но все-таки я был уверен, что верно понимаю суть рыночной ситуации. Я явно ошибся в выборе времени, но сохранил уверенность, что цена кофе должна будет вырасти, как и цены на все остальное, так что, как только я избавился от опционов на кофе, я опять приступил к закупкам. В этот раз я купил кофе втрое больше, чем в первый раз. И разумеется, на этот раз я покупал отсроченные опционы, с как можно более отдаленным сроком исполнения.
На этот раз я попал точнее. Как только я начал собирать свою утроенную линию, рынок пошел вверх. Все как будто внезапно поняли, что должно случиться на рынке кофе. Складывалось впечатление, что на сей раз мои вложения принесут чертовски привлекательный процент.
