Королевский указ 1748 года строжайше предписал добытое золото тщательно просматривать и отбирать из него все зерна платины, какие глаз видит. На тех месторождениях, где золото и платина так мелки, что чисто их разделить не удается, работы было приказано вовсе прекратить, с добавлением: разумеется, без ущерба для казны.
Все собранное проклятое серебришко уничтожать публично, при свидетелях.
За плохой его отбор, утайку, а тем паче за вывоз из Колумбии рубить головы, тоже публично, в назидание всем.
У королевских чиновников в Колумбии прибавилось забот. Предстояло решить труднейшую задачу, как уничтожить то, что не поддается ни молоту, ни огню, ни искусству?
Выход нашли такой: всю собираемую платину королевские чиновники регулярно при свидетелях сбрасывали в реку Боготу у Сантафе и в реку Кауку близ Папайяна. Места выбирали на совесть, там, где реки глубоки, быстры и бесовским отродьям обеспечена могила вечная.
Год за годом неукоснительно выполнялся королевский указ: и при Фердинанде VI (1746–1759), «слабосильном ипохондрике, управление которого было благодетельно для Испании вследствие его бережливости и миролюбия», и при Карле III (1759–1788), который славен лишь тем, что, «опустошив казну, додумался до выпуска бумажных денежных знаков» (цитаты эти взяты из энциклопедии Брокгауза и Ефрона).
Платина была под запретом ни много ни мало сорок три года! И все же она проникала в Европу, там цена на нее постепенно росла, потому что ювелиры научились маскировать примесь в золотых и серебряных изделиях. На черном рынке платину продавали за полцены серебра. Покупали ее не только для подделок. Нашлись люди, которых не остановили неудачи алхимиков. Как отметил один из первых русских исследователей платины П. Соболевский, они «интересовались ею первоначально из одного лишь любопытства…Преимущественный относительный вес платины и отличные ее свойства, наипатче неразрушаемость в огне, нерастворимость в простых кислотах и нерасплавляемость в сильнейшем жару плавильных печей обратили на минерал, с самого открытия, внимание ученых людей. Левис, Шеффер, Маргграф и другие подвергли платину бесчисленным испытаниям…Стараниям их долгое время препятствовали как многосложность изучения, так и бывшая великая редкость сего минерала, причиненная воспрещениям добычи его испанским правительством… Сему обстоятельству предпочтительно приписать должно медленный успех в познании истинного состава сырой платины. Помянутые знаменитые ученые, истощившие, казалось, все способы, зависящие от тогдашнего состояния химии, не могли преподать надежных средств к обработке сырой платины и не усмотрели в ней ни одного из тех примечательных металлов, которых познанием впоследствии обогатили нас химические изыскания…»
Идея о том, что платина — природный сплав, в котором преобладает золото, продолжала жить. Так, известный ученый Бюффон утверждал, что вторым компонентом в этом сплаве является железо. Но далеко не все исследователи разделяли подобные представления.
В 1750 году в английском журнале «Философические труды» появилась статья У. Браунриджа и У. Уотсона «О полуметалле, именуемом платиной дель Пинто», где на основании исследований Вуда и других авторов отмечалась своеобразная металлическая природа этого тела.
Вскоре, в 1752 году, в актах Стокгольмской академии наук появилось сообщение «О белом золоте, или Седьмом металле, называемом в Испании „серебришко из Пинто“». Автор этого сообщения, директор Шведского монетного двора Шеффер утверждал, что платина отнюдь не курьез, не сплав и не полуметалл, а новый элемент, полноправный металл. Для него он предложил название Aurum album — белое золото. Его утверждение, что платина новый элемент, особых волнений не вызвало. В те времена элементами называли «простые» вещества, которые при любых реакциях не удавалось разложить. Конечно, при таком подходе многое зависело от совершенства опытов. Поэтому элементы то «открывали», то «закрывали». За историю химии их было обнаружено куда больше, чем есть на самом деле. «Несомненно настанет день, когда эти вещества, являющиеся для нас простыми, будут в свою очередь разложены… Но наше воображение не должно опережать фактов…» Когда Лавуазье высказал это, среди «настоящих» элементов числилась, например, известь, разложить которую лишь в 1808 году сумел Хемфри Дэви.
(Только с появлением спектрального и рентгеноструктурного анализов определение элементов стало более точным, основанным на изучении самого строения вещества, а не отдельных его внешних признаков.)
Песчинки из Колумбии полностью отвечали предъявляемым тогда к элементам требованиям: они действительно казались «простыми телами», и никакие воздействия не могли их изменить.
А вот то, что платина металл, — это прозвучало для властителей христианского мира как сущая ересь, потому что в Библии названо только шесть металлов — железо, медь, золото, серебро, олово, свинец и, следовательно, седьмого быть не может! Отцам церкви было ясно: «лишний» металл — бесовская выдумка, за которую следует очистить от греха бескровно, на костре инквизиции. Такая участь едва не постигла одного испанского алхимика, который по поводу платины дерзко заметил, что собаки упомянуты в Библии 18 раз, а кошки ни разу, что не мешает им существовать!
Некоторые алхимики склонялись к тому, что и ртуть по многим признакам должна быть причислена к металлам, но об этом было лучше молчать.
Вне христианского мира ртуть давно уже заняла свое место среди металлов, однако и там места для платины не осталось, комплект считался полным вот на каком основании: в небе семь светил: Солнце, Луна и пять планет (остальных тогда еще не разглядели), и каждая из них имеет на Земле своего посланца — их семь этих великих символов. Поэтому число «семь» от века священно.
Вот как со времен Аристотеля были прописаны металлы в небе: золото Солнце, серебро — Луна, медь — Венера, железо — Марс, олово — Юпитер, свинец — Сатурн, ртуть — Меркурий. Тем, кто произвел такую «прописку» металлов, никак нельзя отказать в наблюдательности и поэтичности.
Догмы о семи (или о шести) металлах вошли в сознание так прочно, что все им противоречащее отметалось. Поэтому во всем мире мышьяк считали «незаконнорожденным полуметаллом», а известные с древности минералы сурьмы и висмута рассматривали как разновидности серебра и не стремились отделить. Вследствие этого многие старинные монеты содержат значительную их примесь, являются в определенной мере фальшивыми (что выявлено уже в наше время спектральным анализом).
Довольно расплывчатый термин «полуметалл» получил распространение после того, как швед Г. Бранд в 1730 году открыл кобальт.
Противоречить церковным канонам он, по-видимому, не хотел и, подметив, что ковкость, плавкость и некоторые другие свойства у металлоподобных веществ выражены неодинаково, выдвинул такую гипотезу: так же, как есть шесть видов металлов, есть шесть видов полуметаллов. К ним, кроме кобальта, он отнес мышьяк, сурьму, висмут, цинк и ртуть.
Стройность этой схемы сохранялась недолго. В 1741 году ученик Бранда А. Кронштедт обнаружил еще один полуметалл — никель, а в дальнейшем и для платины не нашлось «законного» места.
Как отметил академик Вернадский, платине в научной литературе середины XVIII века уделено внимания больше, чем любому другому веществу. Это отражает заботы и волнения, которые она доставила, выскочив на арену жизни, словно джинн, спутав все карты алхимии и религии.
Но и для тех немногих, кто ушел из-под власти догматических представлений, утверждение Шеффера не выглядело убедительным.
Металлы плавки, ковки. Что общего у них с этими зернами, равнодушными к самому сильному жару?
Вероятно, все было бы по-другому, если бы Шеффер продемонстрировал полученный им металл и способ его получения в Париже, Лондоне и других научных центрах, но он имел для опытов так мало вещества, что был вынужден ограничиться лишь публикацией в малораспространенном журнале Академии наук. Предложенное им название не привилось, да и само открытие практических последствий не имело.
Серебришко оставалось серебришком, навечно приговоренным к утоплению, бесовским соблазном, нарушившим веру в самое святое — чистоту и неподдельность золота.
Но французская энциклопедия, изданная в 1758 году, уже содержит серьезную статью о платине. В ней сказано, что расплавить песчинки из Колумбии по-прежнему не удается даже в фокусе огромного зажигательного зеркала с применением различных флюсов, не говоря уж о других более старых методах. Спор о составе руды тоже не завершен, имеются различные мнения: новый металл (Шеффер), природный сплав железа и золота (Бюффон) и т. д. Лишь в практическом использовании загадочного вещества отмечены некоторые достижения, основанные на способности его частиц прочно слипаться с золотом, серебром и некоторыми другими металлами при остывании расплава.
