КАК ПАЛИ СИЛЬНЫЕ
(Краткий очерк эволюции римской религиозности.
Ментальность римская и христианская)
Настоящий очерк базируется на моей диссертации «Девиантное мышление как фактор культурной динамики». Хотя диссертация изначально мыслилась как работа по христианским ересям, в итоге я отошел от первоначальной концепции и текст из религиоведческого превратился в культурологический. Вместо понятия «ересь» было введено близкое по реальному содержанию, но все–таки не тождественное понятие «девиантное мышление», а в качестве предмета исследования взята не только религия, но и другие институты — в том случае, если их влияние на картину мира данной культуры представлялось определяющим или просто значительным.
В силу приведенных причин данный очерк не является ни историческим, ни религиоведческим. Христианский теолог, специалист–античник, равно как и светский знаток раннего периода становления христианства вряд ли найдут в нем для себя какие–либо новые сведения, поскольку я опирался на источники общедоступные — чтобы не отягощать свои культурологические построения лишними деталями, которые так любезны сердцу настоящего историка–эрудита. Однако, я выражаю надежду, что ученые, специализирующиеся в области общей культурологии, а также многочисленные любители истории смогут обнаружить в моем очерке для себя что–то новое — если и не в приводимых мною фактах, то по крайней мере в их интерпретации.
Предоставив вниманию читателя несколько определений с минимально необходимыми разъяснениями, я перейду непосредственно к сюжету, заявленному в заглавии, а именно — к эволюции римской религии и культуротворческой роли христианства в языческом Pax Romana.
Под девиантным мышлением понимаются такие типы интерпретации социокультурной действительности и духовного опыта, которые приводят индивидуума (или группу его последователей–единомышленников) к созданию конфликтных артефактов культуры, последующая инкультурация которых имеет долговременные последствия; под конфликтными артефактами понимаются такие учения, доктрины, теории, тексты и другие знаково нагруженные объекты, которые диссонируют с ценностями, моральными и этическими нормами или картиной мира данной культуры.
В силу введенного определения всякое девиантное мышление может вести к новации (либо, наоборот, предлагать возврат к одной из предыдущих форм бытования культуры), но не всякую новацию можно признать следствием девиантного мышления. Разница в том, что создание обширных групп культурных артефактов, в том числе подчас и приуготовляющих почву для радикальных изменений культуры, может происходить в рамках уже выработанного ценностного консенсуса и не являться результатом девиантного мышления.
Коль скоро девиантное мышление может приводить к культурным новациям, значит, оно есть один из факторов культурной динамики, наиболее ярко манифестирующий себя там и тогда, где намечается либо рождение нового культурного организма, либо исчезновение старого, и менее ярко, но также вполне отчетливо — при переходе культуры из одной фазы существования в другую.
Термин «девиантное мышление» не имеет ничего общего с термином «девиантное поведение», который широко используется в социологии и практически всегда имеет негативную смысловую окраску. Я не привношу в термин «девиантное мышление» никакой оценочной предвзятости. Любой феномен культуры с позиций общего здравого смысла или корпоративных интересов можно оценивать сколь угодно эмоционально, однако культурология — как самостоятельная научная дисциплина, а не как служанка политического дискурса — должна заниматься фиксацией фактов и обнаружением общих закономерностей, но не вынесением приговоров.
Между тем, определенные аналогии между девиантным мышлением и девиантным поведением все–таки можно обнаружить, если обратиться к вопросу об отношении к ним со стороны институтов легитимации. Как легко видеть, оба эти понятия имеют смысл только в том случае, если существует некая культурная норма, по отношению к которой и определяется девиация.
Удобное определение институтов легитимации дает Ж. — Ф. Лиотар в своей работе «Состояние постмодерна». «Легитимация это… либо гражданский закон — а он гласит: такая–то категория граждан должна совершать такого–то рода поступки. Тогда легитимация — это процесс, по которому законодателю оказывается дозволенным провозглашать данный закон нормой. Либо научное высказывание, а оно подчиняется правилу: высказывание должно удовлетворять такой–то совокупности условий, чтобы восприниматься как научное.» [Лиотар, 27]
В принципе, легитимация как нечто длящееся — тоже процесс мышления, которое, в отличие от девиантного, стремится полностью вписаться в традицию, наилучшим образом ответить ценностным установкам, господствующим в данной культуре. Подобное мышление естественно назвать легитимным, ортодоксальным или нормативным. На первый взгляд, легитимное мышление является принципиально не творческим. Однако иногда, будучи вынуждены реагировать на новые проявления девиантного мышления, институты легитимации фактически ему со–творят, модифицируя культуру совместно с девиантным мышлением.
Институты легитимации римского государства и девиантное мышление
Обращаясь к Древнему Риму, скорректируем определение Ж. — Ф. Лиотара для ситуации идеациональной культуры, каковой, в соответствии с терминологией Питирима Сорокина{1}, являлся Рим в VIII–III вв. до н.э. (царский период, ранняя Республика). Во–первых, легитимация в идеациональной культуре осуществляется правовыми институтами. Вообще, в любой культуре, которая поднялась над первичным первобытным уровнем, правовые институты неизменно выказывают интенцию на удержание определенного социального статус–кво. Во–вторых, в идеациональной культуре легитимация обеспечивается институтами религиозными (а не научными, как в настоящее время). При этом религиозные институты, вырабатывающие нормы в первую очередь для собственного функционирования в соответствии с существующими представлениями о нуминозном, также освящают и подкрепляют своим авторитетом правовые акты, да и вообще всю сферу важнейших социальных и экономических действий.
Под «правовыми актами» здесь понимается не только законотворчество как перманентный процесс в рамках предустановленной системы ценностей, но также и экстраординарные решения, приводящие к расширению указанных рамок: определение меры наказания в случаях, не имеющих прецедента, разовое поощрение материальными благами и социальными привилегиями особо отличившихся граждан и т. д. Под важнейшими экономическими и социальными действиями понимаются: объявление войны и заключение мира, брак, наследование имущества, сельскохозяйственные циклы, строительство, похороны, внутренняя и внешняя колонизация.
К римскому государству царского и раннереспубликанского периодов в полной мере применима характеристика Д. Кэмпбелла: «Для культуры, взращенной на мифологии, пейзажи природы, равно как и каждая фаза человеческого существования, оживляются символическими намеками. Холмы и рощи имеют своих сверхъестественных хранителей и связываются с общеизвестными эпизодами местной истории сотворения мира. Кроме того, тут и там рассыпаны специализированные святилища… Где–то здесь можно было обнаружить вечность.» [Кэмпбелл, 40] Магическая организация пространства и магическая вечность — две генеральных черты раннего периода развития римской культуры. Однако пребывание вечности в культуре, а культуры в вечности вступают в противоречие с актуальной изменчивостью социальных форм в историческом времени. Возникает необходимость в совершенствовании «структур вечности», то есть в создании постоянных институтов легитимации, имеющих свой внутренний кодекс и четко означенные цели.
Согласно римской историографической традиции, основы функционирования институтов легитимации были заложены полулегендарным царем Нумой Помпилием (начало VI в. до н. э.). Он учредил должность Верховного понтифика, жреческие коллегии весталок, салиев и фециалов. Главным духовным саном Рима стал Верховный понтифик (Pontifex Maximus), причем эту должность Нума оставил за собой, тем самым совместив в своем лице и светскую, и духовную власть. Позднее, когда римляне изгнали последнего царя, они «позаботились о делах божественных, и поскольку некоторые общественные священнодействия прежде выполнялись самими царями, то, чтобы нигде не нуждаться в царях, учредили должность царя–жреца.» [Ливий, 65]. (Примечательно, что вместе с установлением республики в Риме происходит формально–правовое разделение светской и духовной власти: первая отходит консулам, вторая — царю–жрецу.) По сообщению Плутарха, понтифик «имеет надзор не только над жертвоприношениями, совершаемыми публично, но смотрит и за жертвоприношениями частных лиц, не позволяет преступать правил религии и наставляет каждого, как он должен чтить богов и умилостивлять их.» [Плутарх, Нума, 135–136] Таким образом, понтифик определял, какое сакральное действие является нормативным, а какое — девиантным. Коллегия понтификов во главе с Верховным понтификом представляла собой ядро римского религиозного института легитимации.
