Джон Барлоу - Киберномика: к теории информационной экономики

На протяжении практически всего нашего сознательного существования на земле, человеческие существа обменивались вещами. Инструменты, оружие, еда, предметы одежды, предметы усиления авторитета. Иногда этими предметами были другие люди. Иногда — географические территории. Но почти во всех случаях экономического взаимообмена, это были такие вещи, которые можно потрогать и увидеть.

Обмен происходил в материальном мире, а материальный мир обладает рядом непреложных характеристик, продиктованных законами физики — в основном, неумолимым Вторым Законом Термодинамики — и которые заставили нас верить в то, что торговля суть битва за ресурсы, которые энтропия разрушает, стремясь к тепловой смерти вселенной.

Фокус коммерции на дефиците ресурсов был сильно утрирован индустриализацией. Примерно до 1840 года большая часть благосостояния происходила из вещей, которые могли воспроизводиться практически бесконечно из солнечного света, воды, земли и труда — я говорю о плодах сельского хозяйства. После этой даты, богатство добывалось из полезных ископаемых и топлива, которые, будучи однажды вырванными из недр земли и превращенными в товары, использовались, а будучи использованными, исчезали навсегда.

Промышленное производство это процесс, обязательной частью которого является нанесение ущерба целому. Если организация производит, к примеру, тостер, то полезные ископаемые, требующиеся для создания его физической оболочки — железо, вольфрам и пр. — извлекаются из земли и в ней уже не восстанавливаются. Тепло, которое используется в процессе превращения этих материалов в устройство, вылетает в фабричную трубу. Тостер продается потребителю. И с этого момента производитель больше не владеет им, и все, что было потрачено на его производство, уже недоступно человечеству.

Со времени Дарвина бизнес превратился в карикатуру на его главную идею: выживание наиболее приспособленных. Торговля была войной, а не диалогом, и принципиальным регулятором ценности служил дефицит. Более того — на протяжении всей Индустриальной Эры, те самые организации, которые должны были бы увеличивать совокупное благосостояние человечества, — производители — работали на то, чтобы уменьшить его, ведь одним из найпростейших путей увеличить спрос, а вместе с ним и цену, есть ограничение предложения.

Экономика вещей формировалась далее естественными свойствами материального существования, а именно:

Еще одной определяющей характеристикой экономики вещей является то, что вещами можно легко владеть, а также определять их. Некто владеет вещами. И как правило этот некто владеет ими однозначно. Когда пресловутый некто продает вещи, он перестает ими владеть, а также, с юридической точки зрения, теряет право на обладание ими.

Если я прода. вам свою лошадь — или если вы крадете ее — я не смогу больше на ней ездить. Теперь она для меня бесполезна. Когда я заглядываю в стойло — там больше нет никаких аспектов лошади, которые могли бы мне пригодиться. Когда лошадь становится вашей, она перестает быть моей. То же правило применяется в случае владения территориями или строениями.

В физическом мире идея собственности — чрезвычайно полезная концепция. И похоже, что для сохранения, распределения физических благ и распоряжения ими она работает лучше других моделей — это вам может подтвердить любой, кто жил при коммунизме или в коммуне.

Можно также сказать, что большую часть физически существующих вещей, которые обладали бы ценностью, не так уж просто производить. Наиболее очевидным примером тут может служить земля, которую Уилл Роджерс рекомендовал приобретать, поскольку «они этого добра больше не делают».

Точно так же «они» больше не делают бриллианты, сырую нефть, железную руду, и множество других вещей, из которых делаются вещи, которые мы делаем. Более того —большая часть тех вещей, которые мы производили для торговли, особенно в Индустриальную Эру, весьма сложна в производстве, в особенности для отдельного человека. Оглянитесь вокруг прямо сейчас. Сколько из купленных в магазине товаров вокруг вас вы смогли бы сделать самостоятельно, не имея изначально ничего кроме сырья?

В век индустриализации люди привыкли полагаться на большие организации, высокоструктурированные агрегации капитала, рабочих, логистических и информационных цепей, производственных технологий и проч. Даже изготовление такой простой вещи как тостер находится ныне за пределами возможностей большинства людей, разве что в самой примитивной форме.

Экономика физического мира — и, в частности, физического мира в Индустриальный Период — включала тяжелый труд такого рода, который часто требовал объединенных усилий тысяч людей.

Примерно в то же время, когда Гутенберг печатал свою первую Библию, некий монах, нанятый Медичи, изобрел систему двойной записи в бухгалтерии. Эта система составления списков таким образом, чтобы доход располагался напротив расходов, а активы — напротив дебетов, внесла в предпринимательство ясность, значительно увеличив таким образом его эффективность. И хотя Гутенберг пользуется колоссальным уважением — а имя этого монаха, с другой стороны, я вроде бы никогда и не слышал — трудно сказать, какое событие из этих двух больше повлияло на развитие промышленности.

Если уж решать, какое из них оказало большее влияние на создание архитектуры мировой торговли — а значит, и на структуру человеческого познания с той поры — я ставлю на монаха.

Система двойной записи всегда очень сильно зависела от простоты кватифицируемости — когда, не полагаясь особо на веру, мы с легкостью можем определять ценность вещей. Если в негодность пришло х тостеров, можно ожидать поступления у шведских франков.

Сейчас, когда мы вступаем в экономику скорее идей, нежели вещей, нет ничего удивительного в том, что склад ума, сложившийся у нас в эпоху физической торговли, норовит сохраниться, и более того — распространиться на экономику информационную. Поговорка гласит: «Если у тебя нет ничего, кроме молотка, все вокруг выглядит как гвоздь», а ведь по сути, только молотки у нас и были, с тех самых пор, как один из нас поднял камень полмиллиона лет назад, и понял, что его можно использовать в качестве инструмента. Однако концептуальная основа, сложившаяся для физической экономики, может быть совершенно неэффективной для максимизации доходов в экономике информационной. Позвольте мне описать то, что я считаю фундаментальными принципами информационной экономики, и сопоставить их с характеристиками торговли вещами, в общих чертах приведенными выше.

Прежде чем я задуматься о том, чем, собственно, может являться информационная экономика, мне придется сделать кажущийся безумным крюк и обратиться к самой Жизни. Я делаю так потому, что верю: для того, чтобы понять информационную экономику, мы прежде должны понять некоторые из основных правил экономики Жизни, которая не то чтобы похожа на информационную экономику, но попросту и есть информационная экономика. Среди этих характеристик наиболее существенны следующие:

— Жизнь безостановочно возрастает вопреки отливу энтропии.

— Дефицит не представляет для Жизни никакой ценности.

— Разница это энергия.

— Позитивные контуры обратной связи в реальном времени — обычное дело.

— Хаос порождает порядок, но не предсказуемость.

Многим читателям значимость этих биологических приципов по отношению к экономике может показаться сомнительной, тем не менее, они составляют основу понимания информационной экономики, а также наиболее выгодных подходов для организации предприятия в ее рамках.

Вероятно, самым удивительным в феномене Жизни есть ее способность сопротивляться могуществу энтропии, присущей физическому порядку естественной тенденции к произвольности, перепадам энергии — к хаотичности, ценности — к растрачиванию, в то время как вселенная неумолимо движется к своей «тепловой смерти».

Хотя это может быть истиной для Всеобщего на период в 20 миллиардов лет или около того, это явно не очень хорошо применимо к локальному, краткосрочному феномену, каким и является жизнь. Девиз Жизни можно сформулировать как «Еще!», ведь Жизнь порождает возрастающую сложность, больший порядок, саморасширение. Один филогенетический слой она кладет сверху другого.