Женевьева Брюнель-Лобришон - Повседневная жизнь во времена трубадуров XII—XIII веков

Трубадуры — певцы Любви и Прекрасной Дамы — возвысили любовное переживание до степени искусства. И хотя поэзия трубадуров, яркой звездой сверкнувшая на небосклоне Средневековья, быстро скрылась во мраке военных гроз и затем померкла окончательно, уступив место новой литературе, зародившейся на севере страны, слава великих окситанских поэтов пережила века. Никогда не угасал интерес к творчеству трубадуров; благодаря этому интересу не погрузилась в забвение и средневековая культура юга Франции, некогда значительно опережавшая в своем развитии не только северных, но и южных соседей. В наше время слово «трубадур» со значением «певец любви» вошло во многие языки мира. Однако, когда речь заходит о подлинных, исторических трубадурах, неизбежно возникает множество вопросов, ответов на которые значительно меньше.

Встает вопрос определения: трубадуры окситанские или провансальские? Издавна все, что связано с историей и культурой юга Франции, в русской научной литературе традиционно именуется «провансальским», в том числе язык, на котором говорили и писали трубадуры, сама лирика трубадуров…

Однако Прованс — всего лишь одна из провинций Южной Франции, поэтому, стремясь преодолеть некоторую двойственность определения «провансальский», во Франции стали активно использовать определение «окситанский». Термин этот исторический: впервые он был употреблен в XIV веке в составленных на латыни документах Парижской канцелярии. В них язык, на котором говорило население недавно присоединенных к владениям французской короны южных провинций, именовался lingua occitana, «окситанский язык». Соответственно, за землями юга Франции закрепилось название «Окситания», то есть край, где говорят на «языке ок» (lenga d’oc), или окситанском. В настоящее время во французской литературе определение «окситанский» используется применительно к специфическим историко-культурным феноменам юга Франции, а определение «провансальский» осталось за всем, что имеет непосредственное отношение к Провансу. В обиход российской научно-популярной литературы также начинает активно входить понятие «окситанский», хотя когда речь заходит о творчестве трубадуров, многие по-прежнему отдают предпочтение определению «провансальский». В настоящей книге, принадлежащей перу французских исследовательниц Женевьевы Брюнель-Лобришон и Клоди Дюамель-Амадо, разумеется, есть все основания сохранить используемый авторами термин «окситанский».

Итак, поэзия и повседневность. Эпоха трубадуров, продолжавшаяся почти два столетия, условно берет свое начало с рождения «первого трубадура», знатного сеньора Гильема IX, герцога Аквитанского и VII графа де Пуатье (1071–1126), и завершается уходом со сцены «последнего трубадура», Гираута Рикьера, творческая деятельность которого приходится на 1254–1292 годы. Впрочем, отдельные исследователи полагают, что трубадуры были и до Гильема IX, только стихи их исчезли в вихре исторических катаклизмов. Но это замечание, скорее, к слову, ибо убедительных доказательств настоящей гипотезы пока нет.

За сравнительно небольшой для истории срок — около двух сотен лет — трубадуры, имена и стихи (или упоминания о них) которых сохранились, успели создать рифмованную лирическую поэзию на новом романском языке, наметить основные направления и формы европейской поэзии, а главное, определили модель любовного переживания, ставшую неотъемлемой частью европейской «культуры чувств». «Все мы вышли из куртуазной любви трубадуров», — вполне могут сказать о себе современные влюбленные, расточающие комплименты своим очаровательным возлюбленным. Трубадуры научили мир любить и славить Даму, создали свой собственный куртуазный универсум, где царила женщина — Дама, Донна, прекрасная и недосягаемая.

Новое куртуазное мировоззрение, выработанное трубадурами, кардинально изменяло взгляд на женщину, внушаемый церковью. Из «сосуда греха», существа нечистого, чье тело Дьявол сделал своим излюбленным местопребыванием, женщина превращалась в высшее существо, служение которому составляло цель жизни куртуазного рыцаря. В куртуазном универсуме трубадуров правил Амор, бог любви. Однако он значительно отличался от своего античного предшественника, ибо вел влюбленного не столько к любви-обладанию, сколько к любви, возвышающей и совершенствующей душу. Эта идеальная любовь находила свое выражение в служении, одном из главных понятий средневековой ментальности. Не было ни одного сословия, которое не было бы охвачено служением — властелину земному или небесному. Вилланы служат феодалу, работая на его полях, вассал с оружием в руках служит своему сеньору, король служит опорой Церкви, Церковь служит Господу. Люди делились на служителей Господа, milites Dei, и служителей мирских, milites mundi. Трубадур — служитель Донны, miles dominae.

Несмотря на всю свою новизну, искусство и мировоззрение трубадуров вполне вписывались в идеологические постулаты Средневековья. Повседневная жизнь трубадуров также мало чем отличалась от повседневной жизни их современников. Трубадуры-знатные сеньоры жили в замках, как подобает сеньорам, трубадуры-бедные рыцари, равно как и трубадуры-простолюдины, проводили жизнь в странствиях, стремясь найти богатого и щедрого покровителя. Для многих из них поэтическое искусство являлось единственным способом заработать себе на жизнь. Знатные трубадуры могли разориться, поддерживая своих неимущих собратьев по искусству. К таковым принадлежал, например, Раймбаут Оранский. А сын скорняка Пейре Видаль, прославившийся своими сумасбродствами (например, влюбившись в даму по имени Лоба, что на окситанском означает «волчица», он в знак своего ей служения бегал по горам, натянув на себя волчью шкуру), но более всего блистательным трубадурским талантом, напротив, возвысился, «держал великолепных коней, носил роскошное оружие» и имел слуг. Не будучи объединенными в корпорацию, трубадуры тем не менее обладали определенной профессиональной выучкой, получаемой ими, видимо, уже в процессе «работы» в рыцарско-куртуазной среде, которую они одновременно и формировали, и воспитывали. Возможность существования «школ трубадуров» авторы настоящей книги не отрицают, однако прямых доказательств этого им отыскать не удалось.

В целом — и авторы это подчеркивают — сведений о собственно повседневной жизни трубадуров сохранилось немного — возможно, потому, что современников интересовали прежде всего стихи (вспомним установку средневековой литературы на подражательство и анонимность), а не личности поэтов. Сами трубадуры также не слишком заботились об увековечении себя в «повседневной истории». Составление жизнеописаний «древних и наиславнейших провансальских пиитов» началось только в середине XIII столетия, когда имена многих из них стали легендарными, а факты из их жизни основательно подзабылись. Поэтому авторам, решившим воссоздать повседневную жизнь трубадуров, пришлось прибегнуть к источникам, имеющим лишь косвенное, прежде всего хронологическое, отношение к знаменитым поэтам. Видимо, на этом основании они и книгу свою назвали «Повседневная жизнь во времена трубадуров XII–XIII веков».

Впрочем, разве трубадуры не сидели за пиршественными столами, не плыли крестовыми воинами в Святую землю, не носили роскошного платья? Наверняка они также давали религиозные обеты, совершали паломничества к христианским святыням, пользовались «божьим перемирием», совершая свой путь от замка к замку… Изобилие приводимых в книге исторических источников погружает нас в мир средневековой повседневности, в центре которой находится фигура трубадура. Но трубадур — персонаж своего рода знаковый, олицетворяющий собой средневековую культуру прежде всего Южной Франции, самобытный уклад жизни которой отличался от Франции Северной.

Через Окситанию, родину трубадуров, пролегали наиболее важные дороги средневековой Западной Европы. На ее территории оформлялись маршруты паломников, направлявшихся поклониться святому Якову Компостельскому, папе в Рим или ехавших в Святую землю. Корабли с паломниками и крестоносцами отплывали из Марселя и порта Сен-Жиль, расположенного между Арлем и Нимом. В средиземноморские порты купцы привозили предметы роскоши, тотчас входившие в моду среди знати и богатых горожан. Развитие торговли способствовало развитию коммуникаций, росту ремесла и, как результат, развитию городской цивилизации. Многие окситанские сеньоры, включая могущественных графов Тулузских, подолгу жили в своих городских жилищах, нередко соседствовавших с жилищами простых горожан — торговцев и ремесленников. Города управлялись муниципалитетами, состоявшими из чиновников (консулов), избиравшихся из уважаемых горожан и нотаблей. Близость арабской Испании, Востока, разношерстные массы людей, постоянно передвигавшиеся по дорогам Окситании, способствовали созданию в средневековом окситанском обществе атмосферы веротерпимости и своеобразного социального согласия. К примеру, до альбигойского погрома евреи в Окситании могли исповедовать свою веру и занимать любые должности в тогдашней системе управления.