Страдание и его роль в культуре - Юрий Миранович Антонян

Почему человек обречен на страдание? В чем его смысл и назначение? Каковы его функции? Что такое вообще страдание? Эти извечные вопросы, имеющие высокобытийное значение, человек в той или иной форме, с той или иной степенью осознанности ставил всегда, искал и находил на них ответы. Это были именно бытийные вопросы, которые человек рассматривал, чтобы понять самого себя, свое назначение в мире и заглянуть в вечность, объяснить окружающий мир.

Всегда находились мудрецы, готовые сформулировать не только необходимые вопросы, но и ответы на них: от жрецов, шаманов до философов, от доморощенных филистеров до создателей глобальных теорий спасения человечества. Естественно, что на протяжении тысячелетий впереди всех в решении проблем страдания, особенно в связи с жизнью после жизни, была религия, неизменно готовая ставить и решать вопросы любой сложности, но столь же неизменно ее решения были самыми простыми, чаще упрощенными, если не сказать примитивными. То, что сейчас в связи с накоплением человечеством знаний и их качественным изменением такие вопросы почти не принимаются всерьез, является одной из главных причин утраты религией своего прежнего социального значения.

Люди всегда знали, что будут страдать, и к тому их лучше всего готовят повседневный опыт и полученные знания, а в христианском мире — религия. У каждого конкретного человека есть предчувствие страдания, которое очень часто совсем не осознается им, но всегда связано с инстинктом его избегания. Названные предчувствие и инстинкт относятся к важнейшим характеристикам человека как живого существа, причем именно христианство, о чем я обстоятельно скажу ниже, всегда стремилось убедить, что страдание является необходимым и неизбежным уделом. Между тем бессознательная способность предчувствовать его и противостоять ему представляет собой естественное преимущество человека, которое следует назвать витальным. Вот почему человек ищет причины страданий и объяснения их природы, пути и способы их минимизации и предотвращения. Эти поиски идут в трех основных направлениях: первое связано с природой человека, второе — с природными катаклизмами, третье — с социальными явлениями и процессами.

Страдание есть неотъемлемая часть многообразия и даже богатства человеческой жизни. Оно нашло отражение в искусстве, литературе, языке, символах и архетипах и, конечно, в мифах. Мир мифа, как писал Э. Кассирер, это драматический мир: мир действий, усилий, борющихся сил. Схватка таких сил усматривается во всех явлениях природы. Все, что находится в поле зрения или чувства, окутано атмосферой радости или горя, муки, волнения, ликования или уныния. Здесь нельзя говорить о вещах как о мертвом, безразличном веществе. Все объекты доброжелательны или зловредны, дружественны или враждебны, привычны или страшны, привлекательно очаровательны или отталкивающе угрожающи [1]. Чтобы ослабить тревогу по поводу страданий, человек переводил ее в мифы.

Страдания занимали и занимают столь заметное место в жизни людей, что обойти эту проблему невозможно. О ней высказывались очень многие мыслители, философы, писатели, деятели искусства, политики и др., словом, все те, кто пытается понять жизнь и ее истоки; хотя научных работ, посвященных только собственно теме страдания, очень мало.

А. Франс писал, что страданию мы обязаны всем, что есть в нас доброго, А. Эйнштейн — что путь к величию проходит через страдание, Л. Фейхтвангер — что оно делает сильного сильнее. Между тем из сказанного непонятно, о каком страдании идет речь и каким образом оно играет столь положительную роль. Неужели преждевременная смерть близкого делает нас добрее, приводит к величию или помогает сильному стать еще сильнее? Поэтому очень важно иметь в виду, о каком именно страдании идет речь, ведь как бы нам ни хотелось величия и силы, мы не желаем любимому человеку тяжкой болезни или смерти! Другое дело, если человека заставляют страдать в застенке, пытают там, но он все-таки остается в живых. Но разве только таким путем могут быть достигнуты величие, доброта, мудрость, сила и т. д.? Франс, Эйнштейн, Фейхтвангер и многочисленные православные религиозные философы, восхвалявшие страдания, — они-то сами страдали?

Я убежден, что страдание всегда есть зло, хотя и неизбежное. Прав был А. С. Пушкин, говоривший, что если несчастье — хорошая школа, то счастье — лучший университет.

Работы православных философов я очень редко подвергаю критическому анализу, потому что это бесполезно. Однако, исследуя такую крайне болезненную проблему, как страдание, трудно пройти мимо некоторых религиозных положений о ней. Например, русский религиозный философ Н. С. Арсеньев написал о нем в книге «О жизни переизбыточествующей» следующее.

Оказывается, страдание допущено Богом-Творцом, но оно «примиряется» (?) фактом Его близости в нашем страдании. Такая близость — это не объяснение страдания, но его преображение. При этом открывается нечто новое, распахиваются двери в глубинную сущность бытия, страдание освящается. В полном соответствии с духом русского православия Арсеньев утверждает, что есть огромное достоинство в страдании, нищете и лишениях, которые со смирением и с послушностью принимаются из рук Божьих. Есть якобы радость в наготе от всякого имущества, в утрате всего земного достояния, поскольку чем больше они выражены, тем сильнее ощущается и понимается, что ты — единственное достояние и сокровище. Как ни странно это звучит, но распятие Христа вовсе не жестокая кара (а именно так, по моему мнению, и воспринимал ее Сам распятый), а проявление любви Бога-Отца к Своему Сыну.

Можно было бы продолжить изложение Н. С. Арсеньева. Что за близость Бога в страдании? К кому? К тому, кто терзаем в концентрационном лагере или кого пытают разбойники, чтобы он выдал им свои ценности? Испытывает ли близость к Богу тот, чьих родных подвергают пыткам на его глазах? Бедный Иов не только был близок к Богу, но даже вступил с Ним в диалог, но это совсем не смягчило его страдания, ведь были уничтожены все его дети и жена, правда, потом ему «послали» других.

Особенно кощунственно и антисоциально звучат слова Арсеньева о том, что есть огромное достоинство в страдании, нищете и лишениях,