В 1563 году де Ланда приказали вернуться домой, в Испанию, где он через три года написал свое знаменитое «Сообщение…» — книгу, которую большинство исследователей считает столь же неоднозначной, как и ее автора. Многие полагают, что де Ланда уже после написания работы добавил к первоначальному тексту пассажи, оправдывающие его жестокости по отношению к коренному населению. По словам де Ланда выходило так, будто страшный инквизиционный террор был развязан по настоянию новообращенных туземцев. Самооправдание возымело действие, и с миссионера сняли обвинения в излишней жестокости, после чего он в 1572 году с триумфом вернулся на Юкатан в качестве первого официального епископа.
Конечно же, другие путешественники и церковники кроме де Ланда оставили краткие описания городов на севере Юкатана, особенно таких, как Ушмаль и Чичен-Ица. Вообще, самое первое свидетельство на эту тему мы находим у человека, являвшегося в то время непосредственным «начальником» де Ланда. Его имя — Лоренсо де Бьенвенида. В его описаниях древних Мериды и Тихоо читаем:
Среди всех индийских открытий не было ничего более интересного, чем эти здания, возведенные из больших и хорошо отесанных каменных блоков; и нет ни единого свидетельства о тех, кто это сделал. Для нас стало очевидно, что все они построены до Христа, потому что деревья, выросшие на их ярусах, такие же высокие, как и старые деревья в окрестных лесах. Посреди этих примечательных зданий мы, монахи Ордена святого Франциска, и обосновались.
Де Бьенвенида ясно указывает на древний возраст архитектурных памятников, а также не скрывает своего восхищения их утонченностью и качеством постройки, подчеркивая при этом абсолютное их превосходство над всеми виденными остатками, принадлежащими другим обществам Месоамерики. Еще более необычным кажется описание другого великого города майя — Копана. В 1576 году офицер колониальной армии по имени Диего Гарсиа де Паласио написал в письме, адресованном испанскому королю Филиппу II: «В главном городе провинции Гондурас, называемом Копан, имеется множество руин, а также сохранились явные свидетельства некогда огромного населения и грандиозных зданий». Он подробно описал главную городскую площадь Копана и впервые упомянул о барельефах, скульптурах и стелах:
На этой площади находятся шесть огромных изваяний в виде стел. Три из них покрыты мозаикой и изображают мужчин, чьи ноги оплетены подвязками, а их оружие украшено орнаментом. Другие три изображают женщин в длинных одеяниях и с головными уборами в древнеримском стиле. Похоже, все стелы являлись идолами, так как напротив них находятся большие каменные конструкции с углублениями и желобами. В этих каменных корытах казнили жертв, чья вытекшая кровь затем удалялась посредством желобов… Кроме этих вещей есть еще много других доказательств того, что Копан был центром сильной власти, очень населенным, цивилизованным городом с развитым искусством, что видно по различным памятникам и строениям.
Помимо описания майяских древностей, несколько миссионеров занимались и лингвистическими изысканиями, что оказалось неоценимым подспорьем для окончательной дешифровки языка майя. Например, францисканец Антонио де Сьюдад-Реаль, миссионерствовавший на Юкатане, составил словарь юкатекского варианта языка майя. Этот огромный труд называется «Словарь языка мотуль». В трудах другого миссионера, брата Диего Лопеса де Когольюдо, много писавшего о развалинах Юкатана, упоминаются не только деяния предшественника, брата де Ланда, но и даются написания на юкатекском языке месяцев и дней майяского календаря. А на рубеже XVIII столетия осевший в Чичикастенан-го в высокогорье Гватемалы брат Франсиско Хименес написал свое исследование «Пополь-Вух, или Книга Народа». Труд этот, сохранившийся доныне, был создан в единственном экземпляре и является прекрасным ключом к пониманию религии и космологии майя.
Несмотря на всеобщее и, без сомнения, искреннее восхищение всем увиденным, испанцы более не предпринимали попыток организовать серьезную экспедицию для поиска новых затерянных в сельве городов и прочих свидетельств древней истории майя. Заря «археологии», как считается, наступила именно в ту эпоху, но, скорее всего, научно-исследовательские старания испанцев преследовали не столько абстрактное изучение наследия майя, сколько полное и безоговорочное уничтожение их культуры. Видимо, убедив себя, что остатки культуры (а в более широком смысле и религиозных верований) не представляют опасности для христианизации туземцев, испанцы успокоились. Да и зачем лезть в сельву, если золота там отнять не у кого, а других полезных ископаемых, кроме известняка (на пластах известняка стоит весь Юкатан), не найдено?
Копан. Предполагаемое изображение центра города, выполненное Татьяной Проскуряковой. Таким мог быть Копан в конце поэднеклассического периода:1.Центральная площадь; 2.Поле для игры в мяч; 3. Лестница с письменами; 4.Храм 22; 5.Храм 16; 6.Площадь стел
Единственное, прямо-таки эпическое, путешествие сквозь равнины Юкатана было предпринято после падения Теночтитлана лишь самим «Одиссеем Нового Света» — Эрнаном Кортесом, да и то по причинам весьма прозаическим и даже неприятным: великий конкистадор спешил в Гондурас, где один из испанских гарнизонов поднял мятеж против Короны. Кортес выступил с побережья Мексиканского залива в конце 1524 года вместе с 230 своими соратниками и 3 тысячами индейских воинов, прихватив с собой артиллерию, 150 лошадей и стадо свиней в качестве «передвижного продовольственного склада». Его войско углубилось в Табаско, проследовало вдоль реки Усумасинты до впадения ее в реку Сан-Педро, а затем оказалось в густых джунглях Петена. Через полгода обессилевшие остатки армии Кортеса достигли озера Исабаль и, в конце концов, вышли к побережью Гондурасского залива. Изъеденные москитами, изможденные, неспособные пройти и пяти миль в день, полностью потерявшие ориентацию во времени, люди Кортеса вписали ярчайшую страницу в историю испанского завоевания Америки и в историю восхождения своего предводителя. Эта редко вспоминаемая одиссея, без сомнения, стоит в одном ряду с самыми замечательными приключениями главного авантюриста и конкистадора — такими, как поиск страны Эльдорадо в амазонской сельве.
На пути к Петену, на берегу озера Петен-Ица, произошло поистине легендарное историческое событие: отряд Кортеса наткнулся на одно из государств майя, продолжавшее существовать еще со времен классического периода. Кортес повстречался с Кан Эком, правителем народа ица. Любезно пригласив испанцев в гости, правитель перевез их на многих каноэ на другой берег озера, где располагался его город Тайясаль, нынешний Флорес. Там группа братьев-миссионеров затянула свою хоровую мессу, которая до того растрогала вождя, что тот под впечатлением, прослезившись, принялся крушить своих идолов. Оставалось только подчиниться испанской короне, что Кан Эк и сделал. Говорят, что в порыве страсти правитель самолично взялся выхаживать больную лошадь Кортеса, хотя смертельно боялся этого странного, чудовищного животного, никогда раньше не виденного. Так говорит легенда. Больше Кортес с Кан Эком никогда не встречались, а сам Тайясаль просуществовал еще долгие годы как совершенно независимое государство, совершенно не тронутое испанцами.
Кроме Тайясаля мы не находим в испанских хрониках ни одного упоминания о каком-либо еще крупном городе майя, спрятавшемся в джунглях. Нет упоминания даже о покинутых остатках или руинах, ныне известных, хотя отряд Кортеса прошел рядом со многими из них. Если не считать некоторых миссионеров, по собственной инициативе проявлявших исследовательскую активность, особенно в XVII веке, леса и джунгли никто не изучал. Они по-прежнему оставались глухими и девственными районами и еще многие годы служили убежищем для беглых майя, не желавших терпеть испанский террор.
Проходили годы, осыпались стены построенных некогда величественных зданий, джунгли все больше поглощали давно покинутые города, а книги, манускрипты и другие свидетельства цивилизации майя, превратившись в археологические материалы, пылились на полках библиотек и музеев, забытые и пока бесполезные. Знаменитый труд де Ланда, например, провел в забвении целых три века. Мексиканский историк Энрике Флорескано считает, что это не случайность, а закономерная политика. Если де Ланда и его последователи-энтузиасты пытались искоренить среди индейцев остатки язычества, то испанская корона желала вообще запретить публикацию всякой документации, касающейся новых земель. Мадридский двор желал не только отобрать у жителей Нового Света их историю, но даже запретил всякое упоминание о том, что такая история когда-либо существовала вообще. Так Филипп II, узнав об огромной коллекции свидетельств и артефактов, рассказывающих об империи ацтеков (речь идет о трофеях и отчетах, которые классифицировал и подготовил к отправке на родину Бернардино де Саагун), приказал вице-королю Новой Испании в 1577 году «раздобыть все те книги и выслать их немедленно и с предосторожностями Совету по Индиям, для того чтобы их можно было изучить и затем запретить всякому переводить их на другой язык, особенно в части суеверий индейцев и их образа жизни». Последствия такого насильственного отрицания истории ощущались до конца XVIII века.
