Ознакомительная версия.
— Ну, тогда женись на мне, — говорит лиса.
И кот женится, тогда как любой другой зверь ограничился бы с лисою короткой половой связью.
Теперь лиса чувствует себя защищенной. Она рыщет по лесу в поисках еды для мужа, принявшегося лениться с самого дня свадьбы, но теперь уж она не так доступна, как привыкли думать медведи и волки. Встреченный на лесной тропинке волк попытался было привычно потискать лисичку, но та отвечает гордо:
— Что ты тискаешь меня, серый? Я теперь не девушка, а мужняя жена.
И медведю, привычно сграбаставшему лисичку в объятия, красавица отвечает:
— Не лапай меня, косолапый, я теперь не девушка, муж у меня бурмистр.
Естественным образом, медведь и волк (в некоторых вариантах сказки еще барсук и сурок) высказывают желание взглянуть на хваленого мужа, ради верности которому лисичка перестала быть благосклонной к ним. Но лиса отвечает, что муж у нее очень строгий, что если звери явятся представляться ему без подарка, то он просто разорвет их.
И вот в назначенный день волк является представляться «бурмистру» с бараньей тушей, а медведь приноси в подарок быка. Однако же лиса и тут продолжает пугать медведя и волка грозным своим мужем. Она предлагает медведю залезть от греха подальше на дерево, а волку схорониться в куче валежника: муж, дескать, съест быка и барана и подобреет, тут-то можно будет вылезти из укрытий и представиться «бурмистру» но всей форме.
Никаких причин прятаться у медведя и волка нет. Ничего плохого коту они не сделали. Они прячутся из осторожности, просто на всякий случай, ибо осторожность вообще свойственна всякому, кто считает себя влиятельным и сильным. Медведь карабкается на дерево, волк прячется в куче хвороста, а лиса идет звать мужа.
Выходит кот. Набрасывается на баранью тушу, и спрятавшемуся в куче хвороста волку мурчание его кажется словами «мало, мало». Волк видит, что зверь невелик, но со страху приписывает ему богатырские какие-то свойства, ибо что же за чудовищем должен быть зверь, если ему одному мало на обед быка и барана. От потрясения волк даже привстает в своей куче валежника, сучья шуршат, коту кажется, будто в валежнике шуршит мышь, и недолго думая «бурмистр» на валежник прыгает.
Волк под валежником думает, что кот прыгает в хворост с целью разорвать его, волка. И бросается наутек. А кот, испугавшись неожиданно выскочившего из-под хвороста волка, карабкается на дерево — на то самое дерево, куда спрятался медведь. И медведю кажется, будто кот, едва не задрав волка, лезет теперь на дерево разодрать его, медведя. Путей к отступлению нет. Медведь прыгает с вершины сосны вниз. И, раненый, уползает прочь, рассказывая всем встречным, как страшен простой серый кот, выгнанный из дома за мелкое воровство.
Ни в одном известном мне аутентичном варианте сказки про волка и семерых козлят не говорится, что козлят было именно семеро. Говорится просто, что жила-была коза в лесной избушке и что козлят у нее было много. Каждый день коза уходила в лес есть траву, чтобы у нее вырабатывалось молоко, потом приходила домой, пела песенку, и козлята отворяли ей дверь. Сюжет общеизвестен. В некоторых вариантах сказки волк действительно перековывает себе язык у кузнеца, но это не важно, потому что в других вариантах волк просто умело имитирует козью песенку — и этого достаточно, чтобы обмануть глупых козлят.
Чрезвычайно важным представляется мне тот обязательный для этой сказки эпизод, который не входит, насколько мне известно, ни в один адаптированный вариант, ни в один фильм или мультик, называющийся «Волк и семеро козлят». Чтение аутентичной сказки про козу, козлят и волка скорее вызывает в памяти библейский сюжет о Юдифи и Олоферне.
Основных вариантов у настоящей сказки два. В первом волк обманывает козлят своей нежной песенкой, врывается в избушку и глотает всех. Тут появляется коза. Она фактически застает волка на месте преступления и говорит ему: «Зачем же ты, бирюк, съел моих козлят?»
«Да ладно тебе, кума, — отвечает волк с цинизмом, достойным эпохи суверенной демократии. — Козлят твоих уж не вернешь. Пойдем лучше в лес погуляем».
То есть волк, съев у козы детей, имеет наглость немедленно приглашать козу на свидание. И безутешная мать, немедленно утешившись, соглашается пойти с детоубийцей погулять в лес. И они славно проводят время. В лесу коза находит оставленное охотниками кострище, раздувает огонь и предлагает волку веселую игру, вид простонародного флирта — прыгать через костер. Коза через костер перепрыгивает, а волк падает в огонь. От нестерпимого жара брюхо у волка лопается, и, к вящей радости козы, из волчьего брюха живые и невредимые выскакивают все, как один, козлята.
Другой вариант этой сказки не менее распространен, но куда более мрачен. Ворвавшись в избушку, волк сжирает всех козлят, кроме одного. Этому малышу удается спрятаться в печку. Волк съедает козлят основательно, не оставляя им никакой надежды ниоткуда выскочить живыми и невредимыми. Он сжирает их, оставляя шкурки и косточки. Вернувшаяся домой коза видит на полу шкурки и косточки своих детей, а спасшийся в печке козленок рассказывает матери, что это именно волк убил и съел его братьев и сестер.
Что же делает коза? Она высушивает шкурки и косточки погибших козлят и перемалывает их в муку. Из муки, в которую превратились останки ее сыновей и дочерей, коза замешивает тесто и печет блины. На блины коза зовет волка. И волк приходит.
Я не понимаю до конца мрачного языческого смысла этой их вечеринки. Очевидно, коза приглашает волка именно на блины не просто так, а потому, что блины — традиционная еда для поминок. Очевидно, козе для чего-то нужно, чтобы волк доел ее козлят до конца, не оставив матери ничего — ни шкурок, ни косточек. Ей важно для чего-то, чтобы преступление волка стало совершенным, чтобы дети были съедены дотла и похоронены в волке по всем правилам.
И тогда сам волк станет прахом. Пока волк ест, коза потихоньку спускается в погреб и разводит там огонь. Потом коза подламывает доски, которыми выстлан пол, и предлагает волку танцевать. А волк ведь еще рассчитывает на близость. Но как на Чудском озере (тоже сказка) лед держал новгородских воинов, а под немецкими рыцарями проламывался, так и в нашей сказке: праведную козу подломанные доски выдерживают, а под тяжелым (от съеденных ли козлят, от грехов ли?) волком подламываются.
Волк проваливается в погреб, сгорает там в огне, а коза остается счастливо жить с единственным уцелевшим козленком.
И это универсальный способ извести злодея, которому не можешь противостоять силой. Русская сказка советует не просто подчиниться злодею, не просто демонстрировать ему благосклонность, не просто веселиться с ним, но и помочь ему довести преступление до совершенства.
Совершенное преступление — это и есть возмездие преступнику.
Общеизвестная сказка про Курочку Рябу, которая снесла не простое, а золотое яичко, имеет многочисленные варианты, одни из которых вспоминается мне всякий раз, когда хоть в общественной, хоть в деловой, хоть в политической жизни страны случается непредвиденное несчастье. Адаптированный вариант сказки, который знает наизусть любой ребенок, читавший с мамой книжки или смотревший мультики, всегда представлялся мне нарочито неполноценным. Ну, снесла курочка яичко. Ну, мышка бежала, хвостиком махнула. Ну, упало яичко и разбилось. Ну, даже, предположим, дед и баба плачут. Ну и что? Зачем было это рассказывать? (Хотя вопрос, разумеется, риторический, ибо многие сказки рассказывались, надо полагать, просто для того, чтобы занять ребенка какой угодно болтовней, пока не заснет.)
Зато тот вариант сказки, о котором пойдет речь ниже, завораживает меня, как завораживают шторма, извержения вулканов или торнадо всякого человека, имеющего возможность наблюдать их с безопасного расстояния. Итак, жили-были дед да баба, и внучка еще жила с ними в нашем варианте. У них была курочка-татарушка (вероятно, рябых кур называли татарками по сходству пестрых перьев с разноцветными платьями татарских женщин). Снесла курочка яичко, не простое, а костяное и расписное в нашем варианте. Бабка положила яичко на полку (пока еще ничто не предвещает беды). Мышка бежала, хвостиком махнула (досадная, конечно, халатность). Яичко упало и разбилось.
Не надо думать, что на этом сказка заканчивается. Ничуть не бывало. Увидев яичко разбитым, дед принялся плакать, хотя разумнее было бы сдержаться, ну подумаешь — яйцо. Увидев деда плачущим и узнав о трагической судьбе яйца, бабка принялась не просто плакать, но и метаться по дому. И можно предположить, что костяное и расписное яйцо было важным элементом продовольственной программы семьи, но бабка металась до тех пор, пока не сломала печку. Огонь же из сломанной печки вырвался, полыхнул и охватил стропила. Изба загорелась, и бабка погибла в огне. В свою очередь внучка, увидев деда плачущим, узнав, что трагически разбилось яйцо, став свидетельницей разрушения печки, пожара в доме и гибели бабки в огне, не придумала ничего лучшего, как только пойти в амбар и удавиться.
Ознакомительная версия.
