Этот договор спровоцировал волну возмущения в Японии. «Более ста тысяч людей погибли, более миллиарда иен израсходовано ради нашей победы, абсолютной победы! И все это сведено на «нет» из-за инертности наших дипломатов!» — негодовал граф Окума, лидер прогрессивной партии.
По стране прокатилась волна восстаний, вынудившая правительство объявить чрезвычайное положение. Несмотря на это, император все же подписал мирный договор, страсти постепенно улеглись, но министр Кацура подал в отставку: он выиграл войну, но потерял плоды ее.
Западные страны были сильно удивлены: маленькая Япония победила огромную Россию. Они спрашивали себя: как это случилось? Западный мир, привыкший к победам «белых людей», застыл в недоумении, в то время как вся Азия с гордостью приветствовала первых победителей-азиатов.
В самой Японии после всплеска протеста и возмущения, охватившего все слои населения, наступило затишье: несмотря ни на что, японцы гордились своей победой над западным гигантом и с усердием принялись за работу, ибо всегда в минуты отчаяния черпали силы в труде. Их решимость взять однажды реванш заставила журналиста Лео Бирама произнести следующие слова, оказавшиеся пророческими: «Подобно тому, как Англия вышла из своей изоляции в 1903 году и, к всеобщему удивлению, бросилась в объятия Японии, также и соперничающая с ней держава примкнет к ней, преследуя собственные интересы и играя на интересах Японии до того дня, когда, исполненная собственной силы, она отвергнет эту корыстную дружбу и поднимется, могучая и агрессивная, там, где будет развеваться ее флаг».
Война изнурила Японию. В деревнях, особенно на севере страны, свирепствовал голод. Да и в городах жизнь была немногим лучше, хотя промышленность работала на полную мощность. Чтобы не допустить спада экономики и избежать инфляции, новым кабинетом министров во главе с Сайондзи, близким по своим взглядам к либералам, была принята программа, разработанная еще в 1900 году Мацукатой. Правительство взяло курс на восполнение потерь, причиненных войной, на развитие народного образования, что было призвано укрепить моральный облик нации, на увеличение кредитов, на поддержание экономики путем реформ. Но экономический кризис, разразившийся из-за войны, был настолько жестоким, что правительство Сайондзи не могло ему противиться. В 1908 году Кацура вернулся к власти и попытался исправить сложившуюся ситуацию мерами, близкими к самодержавным: были установлены различные налоги и пошлины — позже они должны были быть облегчены — для укрепления экономики; уменьшены бюджетные расходы, подавлялась спекуляция. Все эти меры оздоровили японскую экономику, и понемногу она поднялась на ноги. Соглашения между политическими партиями предполагали смену власти, и в 1911 году Сайондзи сменил Кацуру, встав во главе правительства: кризис миновал, и можно было без всяких опасений вернуться к либерализму.
Что касается событий, происходивших за пределами Японии, то в 1904 году Корее, с молчаливого согласия Америки (сенатор Тафт), навязали настоящий протекторат. В 1905 году Ито Хиробуми вынудил Корею подписать соглашение о протекторате, а корейского императора — отречься от престола в пользу своего сына, И Чока. В 1910 году после убийства Ито Хиробуми корейским патриотом Кацура просто присоединил Корею к Японии. Оккупация страны «силами полиции» произошла мгновенно. Все корейские имена были заменены на соответствующие японские, японский язык стал единственным государственным языком, и именно на нем должно было проходить обучение в школах; гражданские свободы были отменены. Колонизация Кореи носила характер полной ассимиляции.
В Маньчжурию после вывода войск стало просачиваться гражданское население; японцы получили контроль над железной дорогой и коммерческими предприятиями. В Тайване колонизацию страны провели по той же модели, что и в Корее, используя все способы уничтожить любые следы китайской культуры на острове и монополизируя торговлю и промышленность.
Заключались соглашения с «внешними» странами, которые стремились сохранить статус-кво в Маньчжурии, но поощряли влияние Японии в этом регионе: был продлен договор 1905 года с Великобританией, в 1911 году подписано торговое соглашение с Соединенными Штатами, согласно которому американцы обязались не претендовать на Маньчжурию в обмен на прекращение притока японских эмигрантов в Калифорнию, что создавало огромные проблемы для Америки; затем проведены переговоры с Канадой на тех же условиях.
Япония была уверена, что Россию больше нечего опасаться; с другой стороны, Великобритания обещала остаться нейтральной в случае конфликта Японии с Соединенными Штатами. Экономика Японии едва перевела дыхание, ее колонизаторские амбиции больше не оспаривались, а внутри страны установился мир благодаря чередованию либерального и «жесткого» курсов правительства. Отныне Япония спокойно могла приступить к реализации программы по развитию страны. Став на одну ступень с великими державами, Япония могла гордиться своим званием первой азиатской империи: ее роль в жизни Азии была уже определена.
29 июля 1912 года, к всеобщему горю, скончался после долгой борьбы с диабетом император Муцухито.
Власть наследовал его тридцатитрехлетний сын ёси-хито. За пятьдесят пять лет правления выдающийся монарх, каким был Муцухито (император Мэйдзи), перевернул самые основы жизни страны и сделал из нее современное государство. Вся Япония оплакивала его уход, с которым подошла к концу блестящая эпоха Мэйдзи. Чтобы не пережить своего императора, генерал Ноги, герой Порт-Артура, и его супруга покончили с собой в традиционной японской манере. Так прощались с последними из «прежних». Новая Япония родилась, пережила трудности подросткового возраста и теперь набралась достаточно сил, чтобы вступить в пору взрослой жизни.
ПРОБУЖДЕНИЕ национального САМОСОЗНАНИЯ
Нельзя понять изменения в повседневной жизни Японии в этот необычайно плодотворный период, каким была эпоха Мэйдзи, если не обратиться сначала к источнику духовных сил, социальным и политическим событиям, которые вывели страну из феодальной изоляции и побудили ее встать на путь развития по западному типу. Как политическая жизнь неразрывно связана с деятельностью нескольких личностей, обладающих яркой индивидуальностью, так и социальная и моральная стороны жизни подверглись изменению благодаря небольшому числу мыслителей, повлиявших на развитие мысли Японии в момент ее становления.
В переходный период своей истории эта страна отнюдь не пыталась имитировать Запад. В ней самой имелись мощные внутренние силы, которые передали ей энергию, необходимую для тех удивительных перемен, которые произошли в стране во второй половине XIX века под влиянием идей и понятий, пришедших с Запада.
Можно привести множество примеров того, как под влиянием культуры Европы растворяется самобытность народа, перенимающего иноземный образ мыслей, привычки и традиции. Но Япония — единственная азиатская страна (не считая Китая), которой удалось успешно завершить процесс модернизации и при этом избежать колонизации своих территорий. Идеи Запада и технические достижения не насаждались «сверху», а, напротив, добровольно и сознательно принимались всем народом в том виде, какой был удобен и необходим для них. Японцы — философы, но не в европейском смысле слова, а скорее в греческом: они прагматичны, они не склонны обманывать себя утопическими мечтами об «идеальном государстве». Они также не склонны впустую тратить время на «голую философию», которую нельзя применить к нуждам текущего часа, к возможности оценить прошлое и обрисовать будущее.
Япония не собиралась усваивать традиции и идеи Запада в чистом и не адаптированном к своей повседневности виде и таким образом ваять из себя абсолютное подобие Америки или Европы. Присущий ей здравый смысл и развитая этика не позволяли считать, что все, что исходит от Запада, должно быть лучше и выше исконно японских достижений и понятий. В эпоху Мэйдзи в Японии столкнулись две противоположно направленные силы, в конечном счете уравновесившие друг друга. С одной стороны — западная и восточная культуры, рассматриваемые как диаметрально противоположные и существующие независимо друг от друга; с другой стороны — ощущение, что внутри страны столкнулись две тенденции, консервативная и либеральная, которые тоже однажды должны прийти в равновесие. Эти тенденции часто пытаются рассматривать как «японскую» и «западную», что, по нашему скромному мнению, приводит к упрощению ситуации и игнорирует нюансы. Очевидно, что консервативная струя, ставившая японские ценности выше всех прочих, казалась враждебной прогрессивной (или модернистской, если применить к этому понятию менее «политический» термин) тенденции. Эта последняя ни в коей мере не пренебрегала опытом своего народа, но лишь стремилась добавить к нему приспособленные к японской действительности (а не просто измененные) ценности западной жизни. Несомненно, что взаимодействие, а не противостояние этих двух сил — консервативной и прогрессивной — обеспечило Японии более богатое и плодотворное будущее. В Азии, как правило, борьба противоположностей не всегда рассматривается как непоправимый антагонизм, скорее как необходимое дополнение черного белым: ни одна из сторон не может существовать без другой, и это единство противоположностей рождает движение жизни. В худшем случае можно говорить лишь об их чередовании, в лучшем — о плодотворной взаимосвязи.
