В чем же дело? Дело в том, что социология, в противоположность специальным общественно-психологическим наукам, изучает не те или иные отдельные, специальные стороны или ряды общественных явлений, а изучает наиболее общие, родовые их свойства, как таковые не изучаемые ни одной из них. Политическая экономия изучает только хозяйственную жизнь общества, правовые дисциплины — только право, теория искусства — только явления искусства и т. д.; ни одна из этих дисциплин не изучает те общие свойства, которые имеются и в хозяйственных, и в правовых, и в художественных, и в религиозных явлениях как частных видах общественных явлений. Поскольку все они суть частные виды общественно-психологического бытия, у всех у них должны быть общие родовые черты и в жизни должны проявляться общие всем социальным явлениям закономерности. Вот эти-то наиболее общие свойства и закономерности, свойственные всем социальным явлениям и не изучаемые ни одной специальной наукой, и являются ближайшим объектом социологии. Следовательно, она — наука о родовых свойствах и основных закономерностях социально-психологических явлений.
В этом отношении социология находится в таком же положении по адресу специальных общественных наук, в каком общая биология находится по адресу специальных биологических дисциплин: по адресу зоологии, ботаники и т. д. Как общая биология служит основой для последних, так и социология должна быть фундаментом для специальных общественных наук.
Из сказанного ясно отношение социологии к последним. Социология не есть пустой ярлык для обозначения совокупности наук, не является она и специальной дисциплиной, подобно другим, отмежевавшим себе маленький угол общественных явлений для возделывания, а представляет самостоятельную науку, не слившуюся с существующими специальными дисциплинами, науку, изучающую наиболее общие — родовые — свойства общественных явлений, не изучаемые первыми.
Социологический этюд об основных формах общественного поведения и морали
§ 1. Природа социального явления
Как бы разнообразны ни были те определения, посредством которых социологи характеризуют сущность социального или надорганического явления, — все они имеют нечто общее, а именно, что социальное явление — объект социологии — есть прежде всего взаимодействие тех или иных центров или взаимодействие, обладающее специфическими признаками. Принцип взаимодействия лежит в основе всех этих определений, все они в этом пункте согласны, и различия наступают уже в дальнейшем — в определении характера и форм этого взаимодействия. Подтвердим сказанное примерами.
«Постоянство отношений», на которое указывает Спенсер как на характерный признак общества или надорганического явления, очевидно, есть лишь иной термин, обозначающий тот же принцип взаимодействия[28].
«В „общественности“, в социальном явлении мы видим не что иное, — говорит Е. В. Де-Роберти, — как длительное, непрерывное, многостороннее и необходимое взаимодействие, устанавливающееся во всякой постоянной, а не случайной агрегации живых существ»[29].
Социальное явление или общество «существует там, — говорит Г. Зиммель, — где несколько индивидов состоят во взаимодействии»[30].
Не иначе смотрит на дело и Гумплович, с той только разницей, что в качестве элемента взаимодействия он берет группу, а не индивида. «Под социальными явлениями, — говорит он, — мы понимаем отношения, возникающие из взаимодействия человеческих групп и общений»[31].
«Всякий агрегат индивидов, находящихся в постоянном соприкосновении, составляет общество», — по мнению Дюркгейма. Принудительность — характерная черта социального явления, — очевидно, уже предполагает взаимодействие[32].
«Интерментальный» процесс Тарда и его формы: подражание, противоположение и приспособление — суть только иные слова для обозначения того же принципа взаимодействия и его разновидностей[33].
Не иное хочет сказать и Штаммлер, когда говорит, что логической предпосылкой социальной жизни является наличность внешних принудительных правил, что «социальная жизнь есть внешним образом урегулированная совместная жизнь людей». То же видим и у его единомышленника Наторпа.
Новиков, считая «обмен основным явлением человеческой ассоциации», иным словом обозначает тот же процесс взаимодействия[34].
То же видим мы резко сформулированным у Гиддингса, Драгическо, Буглэ, Эспинаса, Ваккаро, Фулье, Грассери, Уорда и других.
Да и само собой ясно, что вне взаимодействия нет и не может быть никакого агрегата, ассоциации или общества и вообще социального явления, так как там не было никаких отношений.
Но само собой разумеется, что это единомыслие в родовом субстрате всякого социального явления нисколько еще не предрешает разномыслия в дальнейшем понимании взаимодействия. Раз утверждается, что взаимодействие тех или иных единиц составляет сущность социального явления, а тем самым объект социологии, то для полного уяснения этого понятия требуется еще ответ, по меньшей мере, на следующие вопросы: 1) Для того чтобы процесс взаимодействия можно было считать социальным явлением, между кем и чем должно происходить это взаимодействие? Каковы единицы или центры этого взаимодействия? Иначе говоря, каковы специфические свойства социального взаимодействия, позволяющие считать его особым разрядом явлений.
2) Если так или иначе решен этот вопрос, то спрашивается дальше, безразлична или нет длительность этого взаимодействия для понятия социального явления? Предполагается ли, что только в длительном и постоянном взаимодействии можно видеть социальное явление, или же оно возникает при всяком взаимодействии, как бы кратковременно и случайно оно ни было?
Без точных ответов на эти вопросы, в особенности же на первую категорию их, понятие «взаимодействие» (а тем самым и социальное явление) становится пустым звуком, и вот почему. Как известно, процесс взаимодействия не есть процесс, специфически свойственный какому-либо определенному разряду явлений, а процесс общемировой, свойственный всем видам энергии и обнаруживающийся хотя бы в виде «закона тяготения» или закона «равенства действия противодействию». Поэтому понятно, что раз взаимодействие хотят сделать специальным объектом социальной науки, то необходимо указать такие специфические признаки этого общемирового и, в этом смысле, родового процесса, которые отделяли бы этот вид взаимодействия от остальных его видов и тем самым конституировали бы социальное явление как особый вид мирового бытия, а поэтому и как объект особой науки.
К глубокому сожалению, однако, многие из социологов даже и не ставят этого вопроса — как будто бы дело идет о чем-то само собой разумеющемся. Но наряду с этим мы имеем многочисленные попытки так или иначе ответить на поставленные вопросы. Главнейшие виды этих ответов сводятся к трем типам: а) или выделяются особые центры этого взаимодействия, не имеющиеся в других видах его, или б) указываются особые свойства социального взаимодействия, отделяющие его от других разрядов последнего, или, наконец, в) комбинируются одновременно оба приема, то есть социальное взаимодействие выделяют как особый вид из родового понятия и путем указания его специфических свойств, и путем указания его взаимодействующих единиц (центров). Таким образом, посредством каждого типа можно выделить особый разряд социального взаимодействия и тем самым определить объект социологии. Проиллюстрируем каждый тип.
Тип А. Можно, например, сказать, что социальным взаимодействием будет лишь такое, где взаимодействующими центрами (единицами) будут биологические неделимые — особи. В этом случае область социологии стала бы охватывать не только мир людей, но и животных, и растений («зоосоциология» и «фитосоциология»). Ее задачей было бы в этом случае изучение всех форм взаимодействия между указанными центрами.
Можно, следуя тому же типу, поступить и иначе, взяв за подобные центры только людей. Так фактически и поступает большинство представителей социальной науки. В этом случае задача социологии заключалась бы в изучении всех форм общения между людьми. Конкретным примером этого рода может служить понятие «социальное явление» Зиммеля. «Общество, — говорит он, — существует всюду, где несколько индивидов находятся во взаимодействии, каково бы ни было последнее». С его точки зрения, и война есть социальный факт. «Я действительно склонен рассматривать войну как предельный случай обобществления»[35].
