удалился вновь. Вскоре он пришел с другим чайником и попросил меня попробовать его содержимое. Я сказал: «Аромат сильный, а вкус очень мягкий. Это, должно быть, весенний чай, а тот, который мы только что пили, осенний чай». Вэньшуй расхохотался и сказал: «Мне уже 70 лет, но я никогда не встречал такого знатока чая, как Вы». После этого мы быстро стали друзьями.
Это древнее искусство теперь почти утеряно, оно известно лишь немногим любителям и знатокам. В прошлом на китайских железных дорогах труднее всего было получить хороший чай, даже в вагоне первого класса, где чай «Липтон», видимо самый не подходящий моему вкусу, подавали с молоком и сахаром. Когда лорд Липтон посетил Шанхай, его принимал у себя дома богатый китаец. Он захотел выпить китайского чая, но его просьбу невозможно было выполнить. Ему подали «Липтон» с молоком и сахаром.
Сказанного мною вполне достаточно, чтобы показать, что китайцы, когда бывают в своем уме, знают, как нужно жить. Искусство жить является их вторым инстинктом, подлинной религией. Если кто-либо говорит, что китайская цивилизация — духовная цивилизация, то он говорит неправду.
После общего обзора китайского искусства и китайского образа жизни мы должны признать, что китайцы действительно большие мастера искусства жить. Они изо всех сил стараются достичь материального достатка и в своем энтузиазме нисколько не уступают Западу, а, возможно, превосходят его. В Китае духовные ценности не отделяют от ценностей материальных, наоборот, последние помогают полнее переживать ту жизнь, которая отпущена нам судьбой. Вот почему у нас радостно на душе и мы во всем видим смешную сторону. Язычник, видимо, предан сегодняшнему дню, он соединяет воедино материальные и духовные ценности, и христианину трудно это себе представить. Мы можем одновременно жить в мире телесных ощущений и в мире духа, и это не создает какого-либо конфликта. Потому что человеческий дух делает жизнь прекраснее, раскрывая ее суть, порой помогая преодолеть безобразие и боль, неизбежные в мире чувственных ощущений. Но цель не в том, чтобы уйти от действительности и искать смысл жизни в потустороннем существовании. Конфуций, отвечая на вопрос одного из учеников по поводу смерти, сказал: «Не зная жизни, как можно познать смерть?», выражая такими словами вполне обывательский, конкретный и практичный поход к вопросу о жизни. Именно такое понимание характеризует жизнь и образ мышления нашей нации.
Благодаря такой позиции сформировалась шкала ценностей, определяющая отношение к любому аспекту знаний и жизни. Руководствуясь ею, мы чувствуем симпатию или антипатию к чему-либо. Эта система ценностей давно формирует сознание всей нации и не нуждается в каких-либо разъясняющих ее трактатах, в определениях и толкованиях. Я считаю, что именно эта система ценностей побуждает нас прямо-таки на уровне инстинктов подвергать сомнению городскую цивилизацию и превозносить деревенские идеалы в жизни, в искусстве и литературе. Да и в самом нашем существовании она обусловила неприязнь к религии, к игре в буддизм, если не принимаются в полной мере его логические умозаключения. Наша система ценностей породила и ненависть к техническим изобретениям. Вместе с тем именно наше инстинктивное жизнелюбие обусловило и несокрушимо здравый взгляд на все те изменения, с которыми сталкиваешься в калейдоскопе нашей жизни, на мириады обременительных для интеллекта проблем — мы их просто игнорируем. Наша система ценностей позволяет воспринимать жизнь спокойно, она научила нас таким простым вещам, как уважение к старикам, законность земных радостей, признание половых различий, печали, когда на душе печально. Она заставила нас обратить внимание на такие положительные качества, как терпение, трудолюбие, экономность, умеренность и миролюбие. Эта система предотвратила развитие у нас причудливых экстремистских теорий, помешала нам превратиться в рабов собственной мудрости. Она научила нас принимать от жизни и материальные, и духовные дары. Она говорит нам: вопреки всему лишь человеческое счастье есть конечная цель всякого знания. Поэтому мы должны перестроиться так, чтобы независимо от превратностей судьбы сделать счастливой жизнь на этой планете.
Мы — древняя нация. Взгляды пожилых людей обращены в прошлое нации, перемены в сегодняшней жизни действительно поверхностные, хотя многие из них реально значимы для нашей жизни. Мы с некоторой долей цинизма воспринимаем прогресс, мы несколько ленивы, как все старые люди. Мы не хотим бегать за мячом по полю, а предпочитаем прогуливаться по заросшим ивами берегам, слушая пение птиц и смех детей. Жизнь — ненадежная штука, поэтому, если что-то в ней нам нравится, мы крепко держимся за это «что-то», как мать темной ночью во время бури крепко прижимает к груди ребенка. Нас нисколько не интересует проблема открытия Южного полюса или восхождение на Эверест. Когда это делают европейцы, мы спрашиваем: «Зачем вы этим занимаетесь? Разве вам нужно отправляться на Южный полюс, чтобы быть счастливыми?» Мы ходим в кино и театры, но в глубине души мы чувствуем, что смех живых детей приносит нам гораздо больше истинной радости и счастья, чем детский смех, доносящийся с киноэкрана. Сопоставив все это, мы предпочитаем оставаться дома. Мы не считаем, будто целовать чужую жену завлекательнее, чем собственную (будто бы давно надоевшую), и только потому, что это чужая жена. Находясь в лодке посреди озера, мы не стремимся перенестись к подножию горы; стоя у подножия горы, мы не стремимся во что бы то ни стало взойти на ее вершину. Мы пьем вино, которое у нас есть, радуемся пейзажу прямо у нас перед глазами.
Человеческая жизнь в немалой степени представляет собой фарс. Порой лучше стоять в стороне и с улыбкой наблюдать за ней. Это намного приятнее, чем принимать в ней участие. Подобно человеку, только что пробудившемуся ото сна, мы смотрим на жизнь ясным взглядом, позабыв о романтических сновидениях минувшей ночи. Мы можем без всякого сожаления отложить на потом пусть и притягательные, но труднодостижимые цели и в то же время прочно удерживать то, что, как мы ясно сознаем, принесет нам счастье. Мы часто обращаемся к природе, ибо считаем ее вечным источником красоты и счастья. Несмотря на отсутствие прогресса в политической сфере и крайнее ослабление нашего государства, мы открываем настежь окна, чтобы наслаждаться стрекотанием цикад и легким шуршанием опадающих осенних листьев, вдыхать аромат хризантем. Любуясь осенней луной, мы испытываем чувство умиротворения .
Наша страна переживает свою осень, она, как и все мы, проникнута духом ранней осени: когда на зеленом фоне появляются золотые пятна, печали сопутствует радость, а надеждам — воспоминания. Невинность весенней поры отошла в область воспоминаний, а летнее изобилие стало песней, далекое
